Мы осматриваем с полдюжины отвратительных трофеев, ища у них сходство с нашими общими знакомыми, что оказывается не так трудно, как может показаться. Гродю нагибается поднять седьмую коровью голову, но вдруг внезапно замирает перед корзиной, качается и валится в лужу крови на полу.
– Твою мать! – орет Толстяк. – Мой приятель потерял сознание!
Начинается суета. Продавец субпродуктов, крепкий малый, скорее широкий, чем высокий, помогает нам поднять Гродю. Мы тащим его за каменный прилавок и сажаем на стул.
Продавец снимает с полки литр дешевого коньяка и засовывает горлышко между клыками ресторатора.
Тот весь белый, как Рождество на Шпицбергене.
– Он что, сердечник? – спрашиваю я Берю.
– Он? Да ты чего! Он крепкий, как Новый мост.
– В один прекрасный день Новый мост тоже рухнет, – пророчествую я.
Мы хлопаем его приятеля по щекам... Даем ему вторую порцию выпивки... И следим за его реакциями. Его физия медленно розовеет. Он издает тяжкий вздох только что изнасилованной девушки и наконец открывает зенки.
– Ты чЕ, как баба? – без обиняков спрашивает Берюрье. – Что с тобой случилось?
Вместо ответа Гродю тянет руку в сторону корзины:
– Там!
Можно подумать, что он увидел летающую тарелку.
– Что там такое?
– В корзине! Посмотрите!
Мы оставляем его, чтобы бросить взгляд знатока на указанное им место. Первым «это» замечает Толстяк Берю.
Он ничего не говорит, не хлопается в обморок, но его лягушачья морда зеленеет.
Я отодвигаю его плечом.
Да, ребята, тут есть от чего растянуться на полу в бессознательном состоянии.
Посреди голов коров, быков и волов лежит одна довольно необычного вида: это голова налогоплательщика, всего-навсего...
Мне кажется, я опять стал жертвой галлюцинации. Но нет... Это действительно человеческая голова...
Я указываю на нее продавцу.
– Я возьму эту, – говорю я ему. – Если не трудно, заверните, потому что я съем ее дома.
Он смотрит, потом бросается к своей бутылке коньяка.
Глава 2
После того как все слабонервные приведены в чувство, над корзинкой, придерживая пузо обеими руками, склоняется дежурный полицейский.
Затем, констатировав, что я самый свежий из группы, он спрашивает дрожащим голосом:
– Что тут случилось?
– По всей видимости, преступление, – отвечаю, – потому что я сильно сомневаюсь, что тот тип (я указываю на корзину) сделал это, бреясь.
Шутка, хотя и предназначенная таким гигантам мысли, как этот блюститель порядка, ни у кого не вызывает смеха.
Я отвожу продавца голов в сторону и предъявляю ему мое служебное удостоверение.
– Старина, я бы хотел услышать вашу версию случившегося...
– Мою что?..
– Вашу точку зрения. Эта человеческая голова не могла добраться сюда сама. Ей это было бы сложновато!
В глазах курчавого мускулистого продавца требухи столько непонимания, что я закрываю свои, дабы избежать головокружения.
– Я не понимаю, как это могло случиться, – уверяет он.
– Где вы храните ваш ливер?
– В холодильных камерах в подвале.
– Вы оставляете их наваленными в корзинах?
– Нет, раскладываю по полкам...
– То есть корзину вы наполняли сегодня утром?
– Ну да. Самое позднее два часа назад... Я был вместе с моим работником, он может вам подтвердить.
– Ладно, вы подняли груз. А что было потом?
– Потом... Ну, он пошел за остальным... У нас столько товара, что приходится делать несколько ездок.
– Получается, что человеческую голову подсунули к скотским уже здесь?
Его глаза вылезают из орбит. Протяни руку, и они упадут прямо в нее. Если через год и один день он за ними не явится, они станут собственностью банка моргал.
– Получается так, – соглашается он. – Наверное, ее сунули, когда меня здесь не было.. Сделать это совсем нетрудно... Тут постоянно ходит туда-сюда много народу... Никто ни на кого не обращает внимания...
По-моему, он сказал практически все, что знал. Пока я его интервьюировал, Берю вытащил голову неизвестного месье из корзины и положил на разложенную на полу тряпку.
Не знаю, приходилось ли вам уже видеть человеческий чайник, отделенный от каркаса и четырех дополняющих его конечностей. От себя могу сказать: зрелище отвратное.
Берюрье отложил в сторону свои рыбацкие инстинкты, чтобы заняться своим прямым делом Он жестом предлагает требушатнику приблизиться. Бедняга подчиняется.
– Вы знаете этого господина? – осведомляется Берюрье.
Торговец осматривает серую вещь, на которую ему указывают, и качает головой.
– Никогда не видел!
Насколько я могу судить, голова принадлежит мужчине лет сорока. Ее владелец имел довольно крупный нос с горбинкой, маленькие седеющие усики и пышную набриолиненную шевелюру с проседью. На подбородке я замечаю бородавку с черными волосками... Раздвинутые губы открывают зубы в великолепном состоянии. Это может усложнить работу по установлению личности умершего, поскольку обычно в подобных случаях дантисты ценные помощники.
– Ты у меня признаешься, крысиная морда! – рычит Берю на требушатника. – Думаешь, мы поверим твоей туфте? Я тебе скажу, в чем правда: это ты обезглавил этого месье отрезанием ему головы...
– Плеоназм, – сухо замечаю я. Берюрье вытирает рукавом соплю, вылезшую от возбуждения из его носа.
– Обезглавить отрезанием головы – это плеоназм, – настаиваю я. – Ты бы лучше поштудировал словари, вместо того чтобы ходить на рыбалки!
Он протестует взглядом.
– Естественно, – продолжаю я, – этот малый отрезал башку у ее владельца и попытался ее загнать, чтобы увеличить свою прибыль!
Продавец кишок и прочего ливера плюхается на стул, оставленный Гродю.
– Какой кошмар! – хнычет он. – Подстроить такое мне! Тут продавец субпродуктов несколько загибает.
– Хватит ныть, – советую я. – Я думаю, что злую шутку сыграли главным образом с ним!
При этих словах заявляются господа полицейские из ближайшего комиссариата. Ажаны в неизменных пелеринах, как и полагается, оттесняют толпу. Комиссар начинает быстрое расследование, в результате коего устанавливает, что в зале требухи никто ничего подозрительного не заметил. Я удерживаю Берюрье за рукав, потому что достойный инспектор хотел бы заняться всем сам. Но эта история не наше собачье дело, как говорит один мой знакомый собаковод. Как вы знаете, в полиции обязанности служб и отделов строго разграничены. Стоит вам сунуть нос в епархию соседа, и он устроит жуткий шухер на самом верху из-за того, что у него отнимают любимую кость.
Комиссар, проводящий предварительное расследование, принадлежит к категории сухарей-служак. Должно быть, этот малый штудирует по ночам при свете свечей специальные журналы и считает себя пупом мироздания.
Он недвусмысленно дает мне понять, что эта голова принадлежит ему и, каким бы асом я ни был, самое лучшее, что я могу сделать, это ограничиться ролью свидетеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28