- Он вздохнул, хотя вздох получился больше похож на тонкий свист. - Хлопотная и нудная работа, но это мой долг.
А у меня был свой долг. Я считал необходимым оставаться поблизости в течение всего времени изменения. Мой игравший на скачках приятель дал мне приют в обмен на мои советы и экспертизу прошедших заездов и благодаря этому проиграл очень мало.
Каждый день я под тем или иным предлогом встречался с Мэгги и замечал все более и более явные перемены. Волосы стали пушистее и легли волной, обещая завиться в золотые кудри.
Постепенно стал выступать подбородок, скулы становились тоньше и выше. Цвет глаз сместился к синему и с каждым днем становился все сочнее и сочнее, почти переходя в фиалковый, У век появился тонкий восточный разрез. Уши стали обретать изящную форму, и на них появились мочки. Фигура мало-помалу округлялась, а талия становилась тоньше. Знакомые были озадачены. Я сам слышал, как ее спрашивали:
– Мэгги, что ты с собой сделала? У тебя чудесные волосы, и ты вообще стала на десять лет моложе.
– Я ничего с собой не делала, - отвечала Мэгги. Она была озадачена, как и все остальные - кроме меня, разумеется.
Меня она спрашивала:
– Дядя Джордж, вы не находите, что я изменилась?
– Ты прекрасно выглядишь, Мэгги, - отвечал я, - но для меня ты всегда прекрасно выглядела.
– Может быть, - говорила Мэгги, - но для себя я никогда до последнего времени не выглядела хорошо. И я этого не понимаю. Вчера на меня уставился какой-то наглый молодой человек. Раньше они всегда старались проскочить мимо и прятали глаза, а этот - подмигнул. Меня это так поразило, дядя Джордж, что я даже ему улыбнулась.
Две-три недели спустя я встретил около ресторана ее мужа Октавиуса. Я стоял и изучал выставленное в окне меню. Поскольку он собирался зайти внутрь и заказать обед, у него не заняло много времени пригласить меня к нему присоединиться, а у меня заняло еще меньше времени это приглашение принять.
– У вас не слишком счастливый вид, Октавиус, - сказал я.
– Я действительно не слишком счастлив, - ответил он. - Я не знаю, что случилось с Мэгги в последнее время. Она так рассеянна, что почти меня не замечает. Она всегда хочет быть на людях. А вот вчера...
– Вчера? - переспросил я, - Что вчера?
– Вчера она попросила называть ее Мелисандой. Я же не могу называть Мэгги таким смешным именем - Мелисанда.
– А почему? Это имя ей дали при крещении.
– Но ведь она - моя Мэгги. А Мелисанда - это кто-то другой.
– Да, она слегка переменилась, - заметил я. -Вы не заметили, что она стала гораздо красивей?
– Да, - сказал Октавиус. Как будто зубами лязгнул.
– Ведь это хорошо?
– Нет! - отрубил он еще резче. - Мне нужна моя простая Мэгги с ее смешным личиком. А эта новая Мелисанда все время возится со своими волосами, мажется тенями то такими, то этакими, меряет какие-то платья и лифчики, а со мной почти и не говорит.
До конца обеда он не сказал больше ни слова.
Я подумал, что мне стоит увидеться с Мэгги и поговорить с ней как следует.
– Мэгги, - сказал я.
– Мелисанда, если вам не трудно, - поправила она меня.
– Мелисанда, - повторил я, - похоже, что Октавиус несчастлив.
– И я тоже, - ответила она довольно едко. - Октавиус становится таким нудным. Он не хочет выходить из дому. Не хочет развлекаться. Ему не нравятся мои новые вещи, моя косметика. Что он, в конце концов, из себя строит?
– Ты сама его считала королем среди мужчин.
– Ну и дура была. Он просто маленький уродец, на которого смотреть противно.
– Ты же хотела стать красивой только для него.
– Что вы имеете в виду - "стать красивой"? Я и так красивая. И всегда была красивая. Мне просто надо было сменить прическу и научиться правильно накладывать косметику. И я не дам Октавиусу стать мне поперек дороги.
Так она и сделала. Через полгода они с Октавиусом развелись, а еще через полгода Мэгги - теперь Мелисанда - вышла замуж за поразительно внешне красивого человека с мерзким характером. Однажды я с ним обедал, и он так долго мялся, принимая счет, - я даже испугался, что мне придется принять его самому.
Октавиуса я увидел примерно через год после их развода. Он по-прежнему был неженат, поскольку вид у него был все тот же, и по-прежнему от его присутствия молоко скисало. Мы сидели у него дома, где всюду были развешены фото Мэгги, прежней Мэгги, одно другого уродливей.
– Вы все еще тоскуете по ней, Октавиус, - сказал я.
– Ужасно, - ответил он. - Могу только надеяться, что она счастлива.
– Насколько я знаю, это не так. Она могла бы к вам вернуться.
Октавиус грустно покачал головой:
– Мэгги уже никогда ко мне не вернется. Может быть, ко мне хотела бы вернуться женщина по имени Мелисанда, но я бы ее не принял. Она не Мэгги моей любимой Мэгги нет.
– Мелисанда, - заметил я, - красивей, чем Мэгги.
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
– А в чьих глазах? - спросил он. И сам ответил: - Только не в моих.
Больше я никого из них не видел.
Минуту мы сидели в молчании, а потом я сказал: - Захватывающая история, Джордж. Вы меня тронули.
Более неудачный выбор слов в этой ситуации трудно было вообразить. Джордж сказал:
– Это мне напомнило об одной вещи, старина, - не мог бы я одолжить у вас пять долларов этак на недельку? Максимум десять дней.
Я достал бумажку в пять долларов, поколебался и сказал:
– Джордж, ваша история того стоит. Возьмите насовсем. Это ваши деньги (в конце концов, любая ссуда Джорджу оборачивается подарком де-факто).
Джордж принял банкнот без комментариев и вложил его в изрядно потрепанный бумажник. (Он, наверное, был потрепан, еще когда Джордж его купил, потому что с тех пор не использовался.) А Джордж сказал:
– Возвращаясь к теме: могу я одолжить у вас пять долларов на недельку? Максимум десять дней. Я опешил:
– Но ведь у вас есть пять долларов!
– Это мои деньги, - сказал Джордж, - и вам до них дела нет. Когда вы у меня занимаете, разве я комментирую состояние ваших финансов?
– Да я же никогда...
Я осекся, вздохнул и дал Джорджу еще пять долларов.
ЕСТЬ МНОГОЕ НА НЕБЕ И ЗЕМЛЕ...
Во время обеда Джордж был непривычно тих. Он даже не стал меня останавливать, когда я решился просветить его, рассказав несколько из многочисленных придуманных мной за последние дни острот. Он лишь слегка фыркнул на лучшую из них.
За десертом (горячий пирог с черникой) он тяжело вздыхал из самой глубины своего чрева, обдавая меня не слишком приятным напоминанием о съеденных за обедом омарах.
– В чем дело, Джордж? - спросил я наконец. - Вы чем-то озабочены.
– Меня иногда забавляет, - ответил Джордж, - ваша вот такая спонтанная чуткость. Обычно вы слишком глубоко уходите в свои писательские мыслишки, чтобы замечать страдания других.
– Но уж если мне удалось такое заметить, - настаивал я, - то пусть те усилия, которых это мне стоило, не пропадут зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
А у меня был свой долг. Я считал необходимым оставаться поблизости в течение всего времени изменения. Мой игравший на скачках приятель дал мне приют в обмен на мои советы и экспертизу прошедших заездов и благодаря этому проиграл очень мало.
Каждый день я под тем или иным предлогом встречался с Мэгги и замечал все более и более явные перемены. Волосы стали пушистее и легли волной, обещая завиться в золотые кудри.
Постепенно стал выступать подбородок, скулы становились тоньше и выше. Цвет глаз сместился к синему и с каждым днем становился все сочнее и сочнее, почти переходя в фиалковый, У век появился тонкий восточный разрез. Уши стали обретать изящную форму, и на них появились мочки. Фигура мало-помалу округлялась, а талия становилась тоньше. Знакомые были озадачены. Я сам слышал, как ее спрашивали:
– Мэгги, что ты с собой сделала? У тебя чудесные волосы, и ты вообще стала на десять лет моложе.
– Я ничего с собой не делала, - отвечала Мэгги. Она была озадачена, как и все остальные - кроме меня, разумеется.
Меня она спрашивала:
– Дядя Джордж, вы не находите, что я изменилась?
– Ты прекрасно выглядишь, Мэгги, - отвечал я, - но для меня ты всегда прекрасно выглядела.
– Может быть, - говорила Мэгги, - но для себя я никогда до последнего времени не выглядела хорошо. И я этого не понимаю. Вчера на меня уставился какой-то наглый молодой человек. Раньше они всегда старались проскочить мимо и прятали глаза, а этот - подмигнул. Меня это так поразило, дядя Джордж, что я даже ему улыбнулась.
Две-три недели спустя я встретил около ресторана ее мужа Октавиуса. Я стоял и изучал выставленное в окне меню. Поскольку он собирался зайти внутрь и заказать обед, у него не заняло много времени пригласить меня к нему присоединиться, а у меня заняло еще меньше времени это приглашение принять.
– У вас не слишком счастливый вид, Октавиус, - сказал я.
– Я действительно не слишком счастлив, - ответил он. - Я не знаю, что случилось с Мэгги в последнее время. Она так рассеянна, что почти меня не замечает. Она всегда хочет быть на людях. А вот вчера...
– Вчера? - переспросил я, - Что вчера?
– Вчера она попросила называть ее Мелисандой. Я же не могу называть Мэгги таким смешным именем - Мелисанда.
– А почему? Это имя ей дали при крещении.
– Но ведь она - моя Мэгги. А Мелисанда - это кто-то другой.
– Да, она слегка переменилась, - заметил я. -Вы не заметили, что она стала гораздо красивей?
– Да, - сказал Октавиус. Как будто зубами лязгнул.
– Ведь это хорошо?
– Нет! - отрубил он еще резче. - Мне нужна моя простая Мэгги с ее смешным личиком. А эта новая Мелисанда все время возится со своими волосами, мажется тенями то такими, то этакими, меряет какие-то платья и лифчики, а со мной почти и не говорит.
До конца обеда он не сказал больше ни слова.
Я подумал, что мне стоит увидеться с Мэгги и поговорить с ней как следует.
– Мэгги, - сказал я.
– Мелисанда, если вам не трудно, - поправила она меня.
– Мелисанда, - повторил я, - похоже, что Октавиус несчастлив.
– И я тоже, - ответила она довольно едко. - Октавиус становится таким нудным. Он не хочет выходить из дому. Не хочет развлекаться. Ему не нравятся мои новые вещи, моя косметика. Что он, в конце концов, из себя строит?
– Ты сама его считала королем среди мужчин.
– Ну и дура была. Он просто маленький уродец, на которого смотреть противно.
– Ты же хотела стать красивой только для него.
– Что вы имеете в виду - "стать красивой"? Я и так красивая. И всегда была красивая. Мне просто надо было сменить прическу и научиться правильно накладывать косметику. И я не дам Октавиусу стать мне поперек дороги.
Так она и сделала. Через полгода они с Октавиусом развелись, а еще через полгода Мэгги - теперь Мелисанда - вышла замуж за поразительно внешне красивого человека с мерзким характером. Однажды я с ним обедал, и он так долго мялся, принимая счет, - я даже испугался, что мне придется принять его самому.
Октавиуса я увидел примерно через год после их развода. Он по-прежнему был неженат, поскольку вид у него был все тот же, и по-прежнему от его присутствия молоко скисало. Мы сидели у него дома, где всюду были развешены фото Мэгги, прежней Мэгги, одно другого уродливей.
– Вы все еще тоскуете по ней, Октавиус, - сказал я.
– Ужасно, - ответил он. - Могу только надеяться, что она счастлива.
– Насколько я знаю, это не так. Она могла бы к вам вернуться.
Октавиус грустно покачал головой:
– Мэгги уже никогда ко мне не вернется. Может быть, ко мне хотела бы вернуться женщина по имени Мелисанда, но я бы ее не принял. Она не Мэгги моей любимой Мэгги нет.
– Мелисанда, - заметил я, - красивей, чем Мэгги.
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
– А в чьих глазах? - спросил он. И сам ответил: - Только не в моих.
Больше я никого из них не видел.
Минуту мы сидели в молчании, а потом я сказал: - Захватывающая история, Джордж. Вы меня тронули.
Более неудачный выбор слов в этой ситуации трудно было вообразить. Джордж сказал:
– Это мне напомнило об одной вещи, старина, - не мог бы я одолжить у вас пять долларов этак на недельку? Максимум десять дней.
Я достал бумажку в пять долларов, поколебался и сказал:
– Джордж, ваша история того стоит. Возьмите насовсем. Это ваши деньги (в конце концов, любая ссуда Джорджу оборачивается подарком де-факто).
Джордж принял банкнот без комментариев и вложил его в изрядно потрепанный бумажник. (Он, наверное, был потрепан, еще когда Джордж его купил, потому что с тех пор не использовался.) А Джордж сказал:
– Возвращаясь к теме: могу я одолжить у вас пять долларов на недельку? Максимум десять дней. Я опешил:
– Но ведь у вас есть пять долларов!
– Это мои деньги, - сказал Джордж, - и вам до них дела нет. Когда вы у меня занимаете, разве я комментирую состояние ваших финансов?
– Да я же никогда...
Я осекся, вздохнул и дал Джорджу еще пять долларов.
ЕСТЬ МНОГОЕ НА НЕБЕ И ЗЕМЛЕ...
Во время обеда Джордж был непривычно тих. Он даже не стал меня останавливать, когда я решился просветить его, рассказав несколько из многочисленных придуманных мной за последние дни острот. Он лишь слегка фыркнул на лучшую из них.
За десертом (горячий пирог с черникой) он тяжело вздыхал из самой глубины своего чрева, обдавая меня не слишком приятным напоминанием о съеденных за обедом омарах.
– В чем дело, Джордж? - спросил я наконец. - Вы чем-то озабочены.
– Меня иногда забавляет, - ответил Джордж, - ваша вот такая спонтанная чуткость. Обычно вы слишком глубоко уходите в свои писательские мыслишки, чтобы замечать страдания других.
– Но уж если мне удалось такое заметить, - настаивал я, - то пусть те усилия, которых это мне стоило, не пропадут зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59