Остановившись в полушаге от страшной разинутой пасти, Ёлац набрал в грудь воздуха, открыл рот и громко издал длинный протяжный звук, идущий из самых глубин его испитого нутра:
— Мя-я-у-у!..
Хорн прижал уши к голове, прислушиваясь. Ёлац снова повторил древнее приветствие, и вожак немного расслабился. Тимминс тоже. Он оглянулся на спутника, тот восхищенно кивнул — не каждый абориген может воспроизвести речь хорнов… Ёлац поставил пакет с бутылками под ноги и разодрал на своей груди вонючие лохмотья.
— Слышишь? — в отчаянном пьяном запале выкрикнул он, выпячивая вперед волосатую грудь.
Он мог бы этого и не делать — хорны издалека по звуку сердца отличали тимминсов от колонистов и корнеров, но Ёлацу хотелось покрасоваться перед товарищем. Вожак пригнул голову и отошел в сторону. Тимминс, подхватив свой пакет и спотыкаясь, прошествовал мимо, следом бросился его дружок.
Огромная стая, какой тимминсы в жизни не видели, двинулась за ними к поселению, состоящему из многочисленных жалких лачуг. Люди шли молча, слыша за своей спиной тяжелое дыхание и все более сердитое мяуканье — буря бесновалась вокруг, заражая своим безумием страшных духов пустыни, прилетевших на ее крыльях…
— У тебя точно столько денег?
— Даже больше.
— Ты мне заплатишь?
Ямник спрашивал ее об этом каждые пять минут. Она терпеливо кивала — конечно, заплатит. И сейчас повторила:
— Мы нужны друг другу. Это же и так понятно. Ты хочешь уехать отсюда, а я — выжить. И тоже уехать. Ты поможешь мне, а я тебе.
Он остановился, отогнул шарф, которым было замотана ее голова — чтобы не слепил песок — и заглянул в глаза. То, что они у девчонки тоже были голубыми, немного успокоило его.
— Я в жизни никого не обманула, — сказала Лавиния.
А еще сказал, что ему семнадцать. Врет, наверное. В семнадцать соображают лучше. Или он тугодум. Или вообще на голову слабый. Хотя сумел же сообразить сказать ей, что Косталац брат Андровица… Собственная судьба больше ни на секунду не вызывала у Лавинии сомнений. Поэтому они выскочили из броневичка, пока не подоспел господин детектив, и благодаря умению тимминса быстро закопались в дюну с наветренной стороны.
Отсидевшись там с час, пошли навстречу ветру. Это был план Ямника. К тимминсам сейчас идти нельзя — кто-нибудь может донести Косталацу. Только в пустыне можно укрыться и переждать. Свой плащ парень отдал Лавинии. Замерзнуть он не боялся, тимминсы умели выживать в песках даже при длительных минусовых температурах. К тому же ветер хотя и становился пронзительнее, был гораздо теплее — как всегда перед появлением хорнов.
Мгновенно растаявший тонкий налет снега быстро уплотнил зыбкий верхний слой песков, и идти стало легче. Дюны пели высокими пронзительными голосами, и сквозь это пение путники вдруг расслышали далекое многоголосое завывание…
— Садись, — прошептал Ямник, хватая девочку за руку.
Они сели на песок, соприкасаясь спинами. Тысячи чудовищных размеров кошек промчались мимо. Трое из них, сбившись с ритма бега, подошли совсем близко, но, уловив знакомый громкий стук сердца тимминса, скользнули дальше, вслед за ветром, который нетерпеливо гнал стаю на Милагро.
— Тимминсы всегда жили в дружбе со своими братьями — песчаными кошками. Хорны охотились и приносили людям добычу — люди лечили их, делились с ними водой, которую добывали из глубоких расщелин в подземных пещерах. Тимминсы давние, надежные и сильные друзья…
Фрайталь говорил медленно, чтобы новый вожак хорнов, молодой, напористый, агрессивный самец, проникся значительностью его речений. Старик никогда зря не ронял слов, но то ли силы в нем уже не те, то ли ветер слишком разъярил стаю, только вожак хорнов, полуприкрыв голубые глаза, смотрел на вожака людей как на пустое место — словно и не желал ничего понимать. Да, хуже всего было то, что он не вступал в обычный диалог. Он молчал!
Фрайталь слегка повысил голос и расцветил свою речь красочными оборотами и сравнениями, сделал ее более энергичной, усложнил фразы, хотя столетний возраст и нездоровье вождя не располагали к лингвистическим изощрениям. Чтобы перебороть нежелание вожака разговаривать, старик напомнил ему, что изначально хорны произошли от людей, даже глаза у них такие же голубые. Именно поэтому они должны помогать людям, почитать их, уважать…
Вожак вытянул вперед усатую морду и улыбнулся.
— Это люди произошли от хорнов. Просто шерсть на их боках вытерлась, хвосты отпали, а сами они поднялись на задние лапы, чтобы осматривать пустыню, как жалкие суслики, — иронично сказал он.
Фрайталь похолодел. Никогда еще кошки не осмеливались так разговаривать с тимминсами, тем более — сравнивать их с сусликами, самыми слабыми и робкими существами пустыни.
— Разве хорны лечили тимминсов громким биением своих сердец?! — сердито спросил старик. — Разве человек приходил к хорну и просил: вылечи меня? — Вожак опустил глаза. Стая за его спиной настороженно слушала. — Ты еще очень молод, хорн, — добавив к голосу презрения, произнес Фрайталь. — Ты многого не знаешь. Но в стае есть зрелые и опытные самцы, те, кто еще помнит старые времена. Мне сто лет, и я тоже их помню…
— Какой толк от старичья? Времена меняются! — встряхнувшись, дерзко ответил вожак.
— Но не обычаи! — возразил Фрайталь, пытаясь склонить на свою сторону слушавшую их перепалку стаю. К сожалению, в ней, наверное, и в самом деле почти не осталось никого из тех, кто помнил о дружбе с людьми. А раз не помнят, значит, не верят…
— Почему тогда люди больше не живут в пустыне? Почему они ушли из песков и строят свои жилища из вонючих камней? Я и сам могу ответить. Потому что они боятся — бури, ветра, песков, снега, холода. И хорнов!
— Боятся? — горько сказал старик, вкладывая в произнесенное слово по возможности большее недоумение и сожаление по поводу такой нелепой трактовки происходящего, и сокрушенно покачал головой. — Как мы можем бояться вас, когда в нас живет память о каждом больном хорне, которого выходили наши предки?
— Сейчас мы лечимся сами…
— От бури, которая сводит вас с ума?.. Сами? — с расстановкой, не обращая внимания на скорбные ноты в голосе хорна, спросил Фрайталь. — Зачем же вы всякий раз, едва начинается ветер и солнце уходит слишком далеко от Порт-О-Баска, зачем тогда вы прибегаете к тимминсам и жадно слушаете, как стучат их сердца? Разве этим вы не ищете у людей защиты? Разве не жметесь к порогу их домов в ожидании ласки и спасения от безумия?..
Вожак мгновенно взъерошился, вздыбил шерсть, прыгнув навстречу старику, который стоял перед толпой тимминсов, и в гневе закричал. Стая вскочила на ноги и тоже замяукала — злобно, обиженно…
— Ничего, иногда полезно услышать правду, — снисходительно сказал человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93