— Не так уж и трудно подменить седло! — закричала миссис Мартин, но голос ее предательски дрожал, потому что уверенность в правоте быстро покидала ее.
— Где, по-вашему, я мог заменить его? — спросил Дюк. — Это седло я купил вчера в Хвилер-Сити, и могу это доказать. Как я мог провезти его по дороге в Гавеней и не забрызгать красной глиной?
Шериф тихонько ругался.
— Кроме того, — добавил Дюк, — дорога на Гавеней достаточно далеко отсюда. Если бы я дал такой крюк на своем Понедельнике, смог бы он сейчас так резвиться, как вы полагаете? — И он показал пальцем на загон, где разыгрался его сивый.
Все сомнения рассеялись. Это был слишком сильный удар. Молчание толпы доказывало: доводы Дюка настолько очевидны, что их нельзя не принять. В них было ровно столько простоты и ясности, сколько необходимо для самого веского доказательства.
— Миссис Мартин, — сказал он, — несмотря на вой ветра и проливной дождь, вам удалось среди ночи увидеть, как убивают вашего мужа. Однако вам известно лишь то, что конь убийцы был сивой масти. Шериф, вы не имеете права арестовывать меня на основании такого доказательства. Весьма буду вам благодарен, если вы положите мое седло на место и снимете с меня наручники. Да, чтобы не забыть: пожалуйста, верните мне мои револьверы.
Не оставалось ничего иного, как признать поражение. Желающие внимательно рассмотрели сухую грязь на Дюковом седле. В самом деле, было просто невозможно очистить седло самым тщательным образом от красной глины и вновь старательно обрызгать его обычной грязью. Шериф, подавив страстное желание, молча снял наручники и вернул Дюку оружие.
После акта капитуляции все направились к своим лошадям, около Дюка задержался один лишь шериф, намереваясь немного побеседовать с ним.
— Дюк, мне очень неприятно, честное слово! — произнес он.
— Спасибо, — ответил Дюн.
— Но ваш прежний образ жизни заставляет в первую очередь подозревать вас…
— Вы так полагаете? — спросил Дюн, и на этом в беседе была поставлена точка.
Отъезжающие ковбои видели, как он сворачивает сигарету и как с невеселой улыбкой смотрит на брата убитого. Мартин, вовсю орудуя шпорами, ускакал, наверное. уже на целую милю, но все еще взбадривал своего конька, будто сам дьявол устроил за ним погоню.
14. НОЧНЫЕ СИГНАЛЫ
Когда утих конский топот, остатки толпы, состоявшие из любопытных ковбоев с ранчо Гатри, были разогнаны повелительным криком Стива.
— Вы что, решили зарабатывать себе на жизнь бездельем. наслаждаясь хорошей погодкой? — гремел его голос. — Давайте-ка берите свои кривые ноги в руки — и за работу!
Не успел растаять дымок от первой затяжки Дюка, как последние зеваки разбежались. Дюк не привык к тому, что на людей можно кричать, словно на собак, но еще меньше он привык к тому, что можно спокойно смотреть на людей, которые дружно выполняют злобные команды. Однако было похоже, что эти ковбои специально подобраны по принципу трусливой послушности. Он обернулся и посмотрел с нескрываемым отвращением на Стива Гатри, и чем больше он смотрел на него, тем омерзительнее тот выглядел в глазах Дюка.
— Да это же просто толпа, — сказал Стив. — И смельчаков среди них тоже вряд ли найдешь. Они же просто не в состоянии ничего удержать в руках, даже если оно само к ним плывет!
Дюк улыбнулся:
— Им не удалось прижать меня, и сейчас они клянут себя за это. Их совершенно не волнует, что настоящий преступник не найден. Злость разбирает их только потому, что убийца все-таки не я. Если бы они меня сначала повесили, а потом убедились в невиновности, совесть бы их нисколько не мучила.
— Главное дело, — грубо оборвал его Стив, — что вам шею не свернули. Что вы не о том переживаете?
— Да нет, особенно не переживаю, — ответил Дюк и впал в прострацию, сосредоточив все свое внимание на далеком облачке.
— Вон все ребята уже принялись за работу, — живо намекнул Стив, возвращаясь к роли хозяина ранчо и прислушиваясь к стуку мельничного жернова, вращаемого восемнадцатифутовыми крыльями ветряной мельницы. — Наверное, вы тоже намереваетесь взяться за дело, Дюк, а?
— Я вспоминаю… — сказал Дюк.
— Вспоминаете, где вилы стоят?
— Вспоминаю притчу, которую слышал еще ребенком
— Неужели?
— Это притча об одном взрослом мужчине, который ни на кого не хотел работать, кроме как на одного своего хозяина.
— Ну и что? Что вы хотите сказать этим? А, Морроу?
— Меня принял Билл Гатри. Он будет давать мне задания, и он же, я полагаю, будет увольнять меня со службы, — мирно проговорил Дюк. — Вас это не устраивает?
Стив старался уничтожить его взглядом. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы составить истинное представление о характере нового работника, после чего бешеная злость охватила его.
— Что вы себе… — начал было он.
— Стив! — оборвал его дядя. — Не растрачивайся на пустые слова. Молодому человеку следует беречь силы для более продуктивной деятельности!
Стив ядовито глянул на дядюшку, круто развернулся и исчез. Горячая волна ненависти охватила Дюка. Все жилки его тела дрожали от желания схватиться с кем-нибудь. Незадолго до этого он совладал со стремлением броситься в погоню за братом Дадди Мартина. Боль от разбитой его кулаком губы была мелочью по сравнению с муками, охватившими его душу. Поэтому он совершенно искренне пожалел о том, что Стив беспрекословно выполнил дядюшкин приказ и отказался от сопротивления. Но радовало Дюка то, что старый Билл Гатри опять улыбался.
— Еще ребенком, — произнес старик, — мне страшно нравилось возиться с цыплятами. Дьявол меня побери, если молодые петушки не любят хорошую драку просто ради самой драки! Для них драка — все равно что хлеб насущный. Не из таких ли и вы петушков, а, Дюк?
Подразумевалось, что ответа на этот вопрос не потребуется. Он подошел ближе и положил ладонь на плечо молодого человека.
— Не обращайте внимания на Стива. Такой уж он есть, этот Стив. Не понимает, что есть вещи похуже суда Линча. И невдомек ему, что хуже всего человеку бывает, когда он остается один против всего мира. Я понимаю, сынок, что ты ощущаешь. Все, что я могу посоветовать, — не погоняй! Терпение и еще раз терпение, и эта толпа пойдет за тобой, сынок. Они будут стеной стоять за тебя, точно так же, как сегодня готовы были дружно растерзать.
— Они? — спросил Дюк, указывая пальцем на последнего всадника, в этот момент скрывающегося за горизонтом. — Напрасная трата времени — считаться с их мнением. Если люди сворой бросаются в погоню, их ничто не отличает от стаи койотов. Если один из них начинает лаять, лает вся стая, не задумываясь о причине. Толпа не может думать. Она может повесить кого-нибудь или убить, но думать она не может!
— Совершенно верно, — согласился ранчер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51