Но даже в этом краю широких и просторных одежд ворот его рубахи был вызывающе большим. Шериф запустил руку под Дюкову рубаху и вытащил указательным пальцем веревочку, на первый взгляд обычную, темную, ничем не примечательную бечевку, на деле же сплетенную из крепчайшего конского волоса. Намотав эту веревочку на палец, шериф неожиданно вытащил из-за широкой пазухи рубахи Дюка симпатичный маленький револьверчик, такой малюсенький, что даже опытная рука картежника с трудом могла бы ухватить его, не говоря уж о том, чтобы спустить курок. У револьвера было два коротеньких ствола большого калибра.
— Как я и говорил, парочка трупов! — заявил шериф. — Я как раз хотел сказать, что не хватает парочки трупов. И одним из них должен был стать ты, Тоби!
Лицо Тоби полностью залила жгучая краска стыда, и он отступил в толпу, пытаясь укрыться от позора. Но на неге так никто и не смотрел, потому что эти серьезные люди ужаснулись результатам фокуса, который проделал шериф.
— Видите, как он подготовился? — спросил Том Аньен, отступив па шаг. Он говорил о Дюке уже как о мертвеце или, в лучшем случае, как о посаженном в клетку кровожадном хищнике. — Предположим, что в кобуре у него не было бы револьвера. Если кто-то застал бы его врасплох, то под одеждой на этот случай спрятан второй револьвер. Но если бы у него не вышел и этот трюк и пришлось бы поднять руки и заложить их за голову, то большим пальцем за шеей он ухватил бы веревочку и выудил бы эту игрушку. Тут и конец человеку, который уже вздохнул с облегчением, выполнив сложную и опасную работу по аресту преступника. О, Дюк стреляет с подбородка так же хорошо, как с плеча или с бедра. Дюк, не так ли вы ухлопали Пита Сенки?
Дюк опять простодушно улыбнулся и не произнес ни слова.
— Конечно, вам нечего сказать, — произнес Том Аньен. — Повернитесь!
Дюк повиновался.
— Держите его на мушке, ребята! Пусть только шевельнется, пусть только попробует! А теперь, Дюк, опустите руки и заведите их за спину?
Дюк беспрекословно повиновался, и как только запястья его очутились за спиной, щелкнули наручники.
— А теперь, — с облегчением вздохнул шериф, — похоже, что я свое дело сделал!
— Отличная работа, это уж точно! — загудела толпа.
— Повернитесь, — велел шериф Дюку и продублировал приказ тычком ствола в ребра. Дюк повернулся и встретился взглядом со своими врагами.
— Поглядите-ка на него, ребята, да расскажите ему, в чем тут дело.
— Чертова твоя бандитская душа, будь она проклята! — крикнул высокий мужчина с искривленным лицом, выскочивший вперед из глубины толпы. — Я расскажу тебе, за что тебя повесят! Ты…
Поскольку ругательство застряло у него в глотке, он просто размахнулся и ударил Дюка кулаком в челюсть.
— Стон, Мартин, назад! — прогремел шериф. — Ведь он в наручниках!
Он отшвырнул Мартина от Дюка, но, похоже, толпа не разделяла справедливого возмущения шерифа. В ней раздался дикий вой, как в стае волков, занятой дележкой добычи. А когда злоба переходит какие-то определенные границы, она превращается в отвратительную жестокость. Что же касается Дюка, то из уголка рта у него потянулась тоненькая ниточка крови, но он все продолжал улыбаться. Лицо его смертельно побледнело; он не спускал ласкового, неподвижного взгляда с Мартина.
— Я объясню, Дюк, если вы все еще не понимаете! На этот раз вам не выкрутиться. Вас видели! Нет смысла отпираться. Давайте, Дюк, как настоящий мужчина, имейте мужество признаться. Прошлой ночью вы убили Дадди Мартина на Гавенейской дороге!
— Нет!
— Лжешь! — раздался в толпе женский голос.
— Миссис Мартин! — воскликнул шериф. — А ну расступись, ребята!
Ковбои зашевелились и образовали в толпе узкий проход, по которому зашагала маленькая, прямая женщина средних лет, с загорелым лицом и выгоревшими прядями волос, свисающими из-под шляпы. Как и у всех прискакавших сюда верхами, ее одежда была забрызгана красной грязью. Она остановилась в шаге перед Дюком. Никогда в жизни он не забудет ее сверкающие гневом глаза!
— Джон Морроу! — воскликнула она. — Вы убили Дадди Мартина!
Ропот ненависти и негодования прокатился по толпе. Ковбои придвинулись ближе. Идея Линча носилась в воздухе.
Шериф решил прикрыть арестованного собственной грудью, поскольку тоже почувствовал назревающую грозу.
— Посторонись, ребята! — крикнул он. — Дайте я его отведу сначала в город, а там…
— Я помогу вам сэкономить на дороге, — сказал Дюк.
Шериф быстро повернулся к нему.
— Как это? — хмыкнул он.
— Позвольте задать им пару вопросов?
— Говорите, только поскорее.
— Миссис Мартин, вы видели, как я убивал?
— Да!
— Когда это было?
— Ночью, в четверть двенадцатого, на дороге, где…
— Но ведь было чуть-чуть темно, не так ли?
— Он думает, что темнота спасет его! — воскликнула добрая миссис Мартин. — Но мрак не был непроницаемым, Джон Морроу, и вашего сивого жеребца вполне можно было разглядеть!
— Но вполне можно было и ошибиться. Тем более что вы видели сивого коня, но мое лицо вам не удалось рассмотреть?
— Конечно, нет, потому что на вас была маска! Но все мы прекрасно знаем, что у вас сивый жеребец. Мы знаем, что вы ушли с бала, обуреваемые желанием пристрелить кого-нибудь за ту встречу, которую вам устроили. И вы решили сорвать злобу на Дадди, потому что наша дочь не захотела…
— Эй, ребята, не проводите ли меня до конюшни?
Добродушие Дюка действовало исключительно умиротворяюще на ковбоев. И тень сомнения уже закрадывалась в их души.
— Выходите! — произнес шериф. — Мы проводим вас, Дюк.
Толпа расступилась. Он прошел в парадные двери, спустился по ступенькам крыльца и направился к конюшне, в которой отвели место его жеребцу. Понедельник между тем, неплохо отдохнув, резвился на травке за конюшней, словно молоденький жеребчик, разбрасывая копытами комья земли и клочья травы, которые тут же уносились свежим ветерком. Смотреть на коня было одно удовольствие. Дюк остановился, чтобы сопровождающие также могли насладиться очаровательным зрелищем. Потом они все вместе вошли в конюшню.
— Вот мое седло, — сказал Дюк. — Шериф, прошу вас, вынесите его во двор.
Шериф удивился, но послушался. Старое седло было сильно забрызгано грязью после долгой ночной поездки под дождем.
— Есть разница между грязью на моем седле и на седлах ваших людей? — спросил Дюк.
Ковбои принялись рассматривать седла.
— Ваши седла все, как одно, забрызганы красной глиной. Посмотрите, она держится словно замазка. А вот мое седло — на нем черная грязь. Разве это не доказывает, что меня вообще не было на дороге в Гавеней, а, ребята?
Воцарилась тишина. Однако было не похоже, что такая мелочь может сорвать плоды их серьезных раздумий и проделанная дальняя дорога па ранчо Гатри окажется совершенно бесполезной тратой времени и усилий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Как я и говорил, парочка трупов! — заявил шериф. — Я как раз хотел сказать, что не хватает парочки трупов. И одним из них должен был стать ты, Тоби!
Лицо Тоби полностью залила жгучая краска стыда, и он отступил в толпу, пытаясь укрыться от позора. Но на неге так никто и не смотрел, потому что эти серьезные люди ужаснулись результатам фокуса, который проделал шериф.
— Видите, как он подготовился? — спросил Том Аньен, отступив па шаг. Он говорил о Дюке уже как о мертвеце или, в лучшем случае, как о посаженном в клетку кровожадном хищнике. — Предположим, что в кобуре у него не было бы револьвера. Если кто-то застал бы его врасплох, то под одеждой на этот случай спрятан второй револьвер. Но если бы у него не вышел и этот трюк и пришлось бы поднять руки и заложить их за голову, то большим пальцем за шеей он ухватил бы веревочку и выудил бы эту игрушку. Тут и конец человеку, который уже вздохнул с облегчением, выполнив сложную и опасную работу по аресту преступника. О, Дюк стреляет с подбородка так же хорошо, как с плеча или с бедра. Дюк, не так ли вы ухлопали Пита Сенки?
Дюк опять простодушно улыбнулся и не произнес ни слова.
— Конечно, вам нечего сказать, — произнес Том Аньен. — Повернитесь!
Дюк повиновался.
— Держите его на мушке, ребята! Пусть только шевельнется, пусть только попробует! А теперь, Дюк, опустите руки и заведите их за спину?
Дюк беспрекословно повиновался, и как только запястья его очутились за спиной, щелкнули наручники.
— А теперь, — с облегчением вздохнул шериф, — похоже, что я свое дело сделал!
— Отличная работа, это уж точно! — загудела толпа.
— Повернитесь, — велел шериф Дюку и продублировал приказ тычком ствола в ребра. Дюк повернулся и встретился взглядом со своими врагами.
— Поглядите-ка на него, ребята, да расскажите ему, в чем тут дело.
— Чертова твоя бандитская душа, будь она проклята! — крикнул высокий мужчина с искривленным лицом, выскочивший вперед из глубины толпы. — Я расскажу тебе, за что тебя повесят! Ты…
Поскольку ругательство застряло у него в глотке, он просто размахнулся и ударил Дюка кулаком в челюсть.
— Стон, Мартин, назад! — прогремел шериф. — Ведь он в наручниках!
Он отшвырнул Мартина от Дюка, но, похоже, толпа не разделяла справедливого возмущения шерифа. В ней раздался дикий вой, как в стае волков, занятой дележкой добычи. А когда злоба переходит какие-то определенные границы, она превращается в отвратительную жестокость. Что же касается Дюка, то из уголка рта у него потянулась тоненькая ниточка крови, но он все продолжал улыбаться. Лицо его смертельно побледнело; он не спускал ласкового, неподвижного взгляда с Мартина.
— Я объясню, Дюк, если вы все еще не понимаете! На этот раз вам не выкрутиться. Вас видели! Нет смысла отпираться. Давайте, Дюк, как настоящий мужчина, имейте мужество признаться. Прошлой ночью вы убили Дадди Мартина на Гавенейской дороге!
— Нет!
— Лжешь! — раздался в толпе женский голос.
— Миссис Мартин! — воскликнул шериф. — А ну расступись, ребята!
Ковбои зашевелились и образовали в толпе узкий проход, по которому зашагала маленькая, прямая женщина средних лет, с загорелым лицом и выгоревшими прядями волос, свисающими из-под шляпы. Как и у всех прискакавших сюда верхами, ее одежда была забрызгана красной грязью. Она остановилась в шаге перед Дюком. Никогда в жизни он не забудет ее сверкающие гневом глаза!
— Джон Морроу! — воскликнула она. — Вы убили Дадди Мартина!
Ропот ненависти и негодования прокатился по толпе. Ковбои придвинулись ближе. Идея Линча носилась в воздухе.
Шериф решил прикрыть арестованного собственной грудью, поскольку тоже почувствовал назревающую грозу.
— Посторонись, ребята! — крикнул он. — Дайте я его отведу сначала в город, а там…
— Я помогу вам сэкономить на дороге, — сказал Дюк.
Шериф быстро повернулся к нему.
— Как это? — хмыкнул он.
— Позвольте задать им пару вопросов?
— Говорите, только поскорее.
— Миссис Мартин, вы видели, как я убивал?
— Да!
— Когда это было?
— Ночью, в четверть двенадцатого, на дороге, где…
— Но ведь было чуть-чуть темно, не так ли?
— Он думает, что темнота спасет его! — воскликнула добрая миссис Мартин. — Но мрак не был непроницаемым, Джон Морроу, и вашего сивого жеребца вполне можно было разглядеть!
— Но вполне можно было и ошибиться. Тем более что вы видели сивого коня, но мое лицо вам не удалось рассмотреть?
— Конечно, нет, потому что на вас была маска! Но все мы прекрасно знаем, что у вас сивый жеребец. Мы знаем, что вы ушли с бала, обуреваемые желанием пристрелить кого-нибудь за ту встречу, которую вам устроили. И вы решили сорвать злобу на Дадди, потому что наша дочь не захотела…
— Эй, ребята, не проводите ли меня до конюшни?
Добродушие Дюка действовало исключительно умиротворяюще на ковбоев. И тень сомнения уже закрадывалась в их души.
— Выходите! — произнес шериф. — Мы проводим вас, Дюк.
Толпа расступилась. Он прошел в парадные двери, спустился по ступенькам крыльца и направился к конюшне, в которой отвели место его жеребцу. Понедельник между тем, неплохо отдохнув, резвился на травке за конюшней, словно молоденький жеребчик, разбрасывая копытами комья земли и клочья травы, которые тут же уносились свежим ветерком. Смотреть на коня было одно удовольствие. Дюк остановился, чтобы сопровождающие также могли насладиться очаровательным зрелищем. Потом они все вместе вошли в конюшню.
— Вот мое седло, — сказал Дюк. — Шериф, прошу вас, вынесите его во двор.
Шериф удивился, но послушался. Старое седло было сильно забрызгано грязью после долгой ночной поездки под дождем.
— Есть разница между грязью на моем седле и на седлах ваших людей? — спросил Дюк.
Ковбои принялись рассматривать седла.
— Ваши седла все, как одно, забрызганы красной глиной. Посмотрите, она держится словно замазка. А вот мое седло — на нем черная грязь. Разве это не доказывает, что меня вообще не было на дороге в Гавеней, а, ребята?
Воцарилась тишина. Однако было не похоже, что такая мелочь может сорвать плоды их серьезных раздумий и проделанная дальняя дорога па ранчо Гатри окажется совершенно бесполезной тратой времени и усилий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51