А для того, чтобы отстаивать это право, когда оно не вступает в конфликт с правами других, каждый человек имеет моральный, философский и персональный мандат прибегать к любым необходимым мерам. Вооружение всякого рода стало объектом ненависти, поскольку благодаря этому продукту человеческого разума личность способна сопротивляться государству и отстаивать собственную свободу тогда, когда то, что объявлено законом, является нарушением основополагающих принципов, на которых строится государство. Связь индивидуальности и свободы признали опасной и принялись искоренять. Правительство забыло или вообще так никогда и не узнало главный принцип, определяющий отношения между разумными людьми: неприменение силы первым.
Правительство незаконно навязывало народу свою волю, а затем стало пытаться сделать его настолько безвластным, чтобы он не мог и надеяться на реализацию своего права сопротивляться продажному государству, навязывающему свою волю вопреки общепризнанным законам и морали.
Вновь мужчины и женщины, собравшиеся на Капитолийском холме, несмотря на январский холод, встали и радостно закричали…
* * *
Роман Маковски вышел из самолета под номером один. Его забавляло, что такой номер был на любом летательном аппарате, в котором он передвигался: спортивном биплане, истребителе или, как было в нынешнем случае, боевом вертолете. Стоявший рядом с ним помощник напомнил:
— Командира базы зовут Хеклер. Он — подполковник, господин президент.
— Да, хорошо, — ответил Маковски.
Солдаты президентских «Ударных отрядов» в подчеркнутом камуфляже и новых беретах выстроились для смотра.
Офицер — «Должно быть, это командир базы», — подумал Маковски, — двинулся к вертолету.
Из усилителя раздавалась музыка. Играли «Слава вождю».
Маковски взглянул на здание штаба и двинулся к нему, но помощник, остававшийся у вертолета, окликнул:
— Господин президент…
— Холод собачий, — бросил Маковски через плечо.
— Господин президент, — подбежавший к нему офицер отдал честь.
— Рад видеть вас, Хеклер. Мне нужно сделать неотложный звонок. Передайте мое сожаление вашим солдатам.
— Но…
Маковски продолжал идти, сказав высокому мужчине с двумя пистолетами за поясом:
— Я — президент. И я должен ходить на этом сраном холоде? Ходите сами. — Здание штаба было уже совсем рядом. Над его дверью горела лампочка.
Роман Маковски прибавил шаг. Офицер с двумя пистолетами застыл подле:
— Может, позже, мистер президент?
Маковски остановился под лампочкой, повернулся и посмотрел на него:
— Я приехал сюда посмотреть, как движется дело с этими офицерами — бунтовщиками. И выманить этого чертового Холдена вместе с остальными бандитами-»патриотами» на открытый бой. Прибыл по этим двум причинам. Пневмония к ним не относится; если вас интересует мое мнение, то вы бы выглядели гораздо лучше, если бы заставили ваших людей построить побольше стен вокруг этого сраного холодильника, а не ходить вокруг, как игрушечные солдатики.
Президент Роман Маковски прошел мимо офицера, и двери магически открылись перед ним. Это сделала симпатичная блондиночка в камуфляжной форме. «Наверное, какой-то клерк», — подумал он.
— Как вас зовут?
— Андерсон, сэр. Капрал Луиза Андерсон.
— Покажете мне базу попозже вечером. Нужно будет, чтобы вы оказались в моем распоряжении как можно быстрее.
— Есть, сэр! — она отдала честь.
Он кивнул.
Она даст ему возможность оценить все достоинства новой постели. Позади раздался голос этого Хэрпера или Хэймера:
— Господин президент!
Что за неприятное раздражение в голосе. Маковски остановился и, обернувшись, спросил:
— А где Хобарт Таунс?
— Один из бунтовщиков уже почти раскололся. Мистеру Таунсу показалось, что ему следует быть с доктором Мастерсоном и доктором Лигетом.
— Лигетом?
— Полковым врачом, господин президент.
— Хорошо. Я хочу, чтобы эта молодая женщина показала мне, где я остановлюсь. Мне нужен ваш лучший «Бурбон» и два часа отдыха. Если этот бунтовщик собирается расколоться, я посмотрю на него позже. Если он не расколется, в этом вообще не будет смысла.
— Есть, господин президент.
— Хеклер, — он прочитал фамилию, вышитую на форме. — Вы производите хорошее впечатление. Вы далеко пойдете.
— Есть, мистер президент, — в голосе Хеклера чувствовался энтузиазм, но глаза казались рассерженными. Затем подполковник посмотрел на блондинку. — Вы будете сопровождать президента, капрал, и помогать ему всевозможным образом. Выполнять все поставленные им задачи. Ясно, капрал?
— Есть, сэр, — ответила она, вытягиваясь по струнке. «Симпатичная задница», — заметил Маковски.
Она повернулась и посмотрела на президента.
— Покажите, где моя комната, — сказал Маковски.
— Здесь, президент, — ответила она, показывая по коридору направо. Маковски пошел за ней. Он слышал, как за его спиной открываются и закрываются двери. Должно быть, Хеклер, или как его зовут, что-то собирается объяснить этому сборищу застывших на морозе остолопов. Не все ли равно, что объяснять. «Ударникам» нужны прежде всего хорошая форма, оружие и немножко власти. Как охранникам тюрьмы.
Глава пятая
Ноги у Дэвида Холдена чуть замерзли, и ему вновь пришлось согревать их ходьбой. Он добровольно вызвался сменить на посту у входа в Пещеру Голландца молодого индейца из Калиспела. Тот стоял на часах с четырех утра и вконец окоченел.
Пройдя вдоль гребня холма, Холден спустился в глубокий снег. Его не удивило, что ногам здесь стало теплее, хотя продвигаться тут было труднее. Пронизывающие циклоны намели здесь сугробы, доходившие ему выше колен. Он поправил ремень, приподнимая винтовку повыше. М-16 — мощное и надежное оружие, но не стоит волочить ее по снегу без особой надобности.
Холден прошел мимо входа в главную пещеру — снаружи обманчиво маленького. Но стоило пройти несколько ярдов, чуть согнувшись, как перед тобой открывался широкий и высокий свод, с которого свисали, как будто навсегда замерзшие пятнадцатифутовые сталактиты.
Холдену хотелось вернуться с Рози сюда, когда все это закончится. (Если только они оба выживут.) Первозданная красота этих мест выглядела непостижимой, жестокой, но странным образом успокаивающей.
— Рози, — прошептал он.
Холдену не хватало ее больше, чем он мог поначалу представить. Нет, его любовь к погибшей жене и детям не уменьшилась. Просто Холден любил Рози больше любого живого существа. Порой, в одиночестве, он с тяжелой откровенностью признавался себе, что так, как ее, никогда и никого не любил в жизни.
Его душа умерла в тот самый день, когда ФОСА, заявив о своем существовании, убил Элизабет с детьми в университете. Казалось, этот день был так давно, но в его сознании он сохранился до мельчайших подробностей, словно все происходило вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Правительство незаконно навязывало народу свою волю, а затем стало пытаться сделать его настолько безвластным, чтобы он не мог и надеяться на реализацию своего права сопротивляться продажному государству, навязывающему свою волю вопреки общепризнанным законам и морали.
Вновь мужчины и женщины, собравшиеся на Капитолийском холме, несмотря на январский холод, встали и радостно закричали…
* * *
Роман Маковски вышел из самолета под номером один. Его забавляло, что такой номер был на любом летательном аппарате, в котором он передвигался: спортивном биплане, истребителе или, как было в нынешнем случае, боевом вертолете. Стоявший рядом с ним помощник напомнил:
— Командира базы зовут Хеклер. Он — подполковник, господин президент.
— Да, хорошо, — ответил Маковски.
Солдаты президентских «Ударных отрядов» в подчеркнутом камуфляже и новых беретах выстроились для смотра.
Офицер — «Должно быть, это командир базы», — подумал Маковски, — двинулся к вертолету.
Из усилителя раздавалась музыка. Играли «Слава вождю».
Маковски взглянул на здание штаба и двинулся к нему, но помощник, остававшийся у вертолета, окликнул:
— Господин президент…
— Холод собачий, — бросил Маковски через плечо.
— Господин президент, — подбежавший к нему офицер отдал честь.
— Рад видеть вас, Хеклер. Мне нужно сделать неотложный звонок. Передайте мое сожаление вашим солдатам.
— Но…
Маковски продолжал идти, сказав высокому мужчине с двумя пистолетами за поясом:
— Я — президент. И я должен ходить на этом сраном холоде? Ходите сами. — Здание штаба было уже совсем рядом. Над его дверью горела лампочка.
Роман Маковски прибавил шаг. Офицер с двумя пистолетами застыл подле:
— Может, позже, мистер президент?
Маковски остановился под лампочкой, повернулся и посмотрел на него:
— Я приехал сюда посмотреть, как движется дело с этими офицерами — бунтовщиками. И выманить этого чертового Холдена вместе с остальными бандитами-»патриотами» на открытый бой. Прибыл по этим двум причинам. Пневмония к ним не относится; если вас интересует мое мнение, то вы бы выглядели гораздо лучше, если бы заставили ваших людей построить побольше стен вокруг этого сраного холодильника, а не ходить вокруг, как игрушечные солдатики.
Президент Роман Маковски прошел мимо офицера, и двери магически открылись перед ним. Это сделала симпатичная блондиночка в камуфляжной форме. «Наверное, какой-то клерк», — подумал он.
— Как вас зовут?
— Андерсон, сэр. Капрал Луиза Андерсон.
— Покажете мне базу попозже вечером. Нужно будет, чтобы вы оказались в моем распоряжении как можно быстрее.
— Есть, сэр! — она отдала честь.
Он кивнул.
Она даст ему возможность оценить все достоинства новой постели. Позади раздался голос этого Хэрпера или Хэймера:
— Господин президент!
Что за неприятное раздражение в голосе. Маковски остановился и, обернувшись, спросил:
— А где Хобарт Таунс?
— Один из бунтовщиков уже почти раскололся. Мистеру Таунсу показалось, что ему следует быть с доктором Мастерсоном и доктором Лигетом.
— Лигетом?
— Полковым врачом, господин президент.
— Хорошо. Я хочу, чтобы эта молодая женщина показала мне, где я остановлюсь. Мне нужен ваш лучший «Бурбон» и два часа отдыха. Если этот бунтовщик собирается расколоться, я посмотрю на него позже. Если он не расколется, в этом вообще не будет смысла.
— Есть, господин президент.
— Хеклер, — он прочитал фамилию, вышитую на форме. — Вы производите хорошее впечатление. Вы далеко пойдете.
— Есть, мистер президент, — в голосе Хеклера чувствовался энтузиазм, но глаза казались рассерженными. Затем подполковник посмотрел на блондинку. — Вы будете сопровождать президента, капрал, и помогать ему всевозможным образом. Выполнять все поставленные им задачи. Ясно, капрал?
— Есть, сэр, — ответила она, вытягиваясь по струнке. «Симпатичная задница», — заметил Маковски.
Она повернулась и посмотрела на президента.
— Покажите, где моя комната, — сказал Маковски.
— Здесь, президент, — ответила она, показывая по коридору направо. Маковски пошел за ней. Он слышал, как за его спиной открываются и закрываются двери. Должно быть, Хеклер, или как его зовут, что-то собирается объяснить этому сборищу застывших на морозе остолопов. Не все ли равно, что объяснять. «Ударникам» нужны прежде всего хорошая форма, оружие и немножко власти. Как охранникам тюрьмы.
Глава пятая
Ноги у Дэвида Холдена чуть замерзли, и ему вновь пришлось согревать их ходьбой. Он добровольно вызвался сменить на посту у входа в Пещеру Голландца молодого индейца из Калиспела. Тот стоял на часах с четырех утра и вконец окоченел.
Пройдя вдоль гребня холма, Холден спустился в глубокий снег. Его не удивило, что ногам здесь стало теплее, хотя продвигаться тут было труднее. Пронизывающие циклоны намели здесь сугробы, доходившие ему выше колен. Он поправил ремень, приподнимая винтовку повыше. М-16 — мощное и надежное оружие, но не стоит волочить ее по снегу без особой надобности.
Холден прошел мимо входа в главную пещеру — снаружи обманчиво маленького. Но стоило пройти несколько ярдов, чуть согнувшись, как перед тобой открывался широкий и высокий свод, с которого свисали, как будто навсегда замерзшие пятнадцатифутовые сталактиты.
Холдену хотелось вернуться с Рози сюда, когда все это закончится. (Если только они оба выживут.) Первозданная красота этих мест выглядела непостижимой, жестокой, но странным образом успокаивающей.
— Рози, — прошептал он.
Холдену не хватало ее больше, чем он мог поначалу представить. Нет, его любовь к погибшей жене и детям не уменьшилась. Просто Холден любил Рози больше любого живого существа. Порой, в одиночестве, он с тяжелой откровенностью признавался себе, что так, как ее, никогда и никого не любил в жизни.
Его душа умерла в тот самый день, когда ФОСА, заявив о своем существовании, убил Элизабет с детьми в университете. Казалось, этот день был так давно, но в его сознании он сохранился до мельчайших подробностей, словно все происходило вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37