Это Дока не радовало — местонахождение Боцмана так и осталось неизвестным. Теперь у него были два варианта для его выяснения. Можно было вычислить дом, в котором есть бандиты, затем похитить одного и допросить. Док отбросил этот вариант, но, разумеется, не из-за связанного с ним риска. Просто пойманный бандит мог оказаться не в курсе всех дел, и тогда его допрос был бы пустой тратой времени. Док прибег ко второму варианту. Он видел, откуда возвращались боевики к машине. Скорее всего, именно они и доставили Боцмана туда, где он сейчас находился. Нужно было идти в этом направлении и искать.
День прошел в прочесывании горной местности. Вроде бы и быстро вернулись боевики, вроде бы место заточения Боцмана было где-то совсем недалеко, но обнаружить его оказалось не так-то просто. Сразу за Лыбохорами горы становились стеной, они поросли густым лесом, их каменистые склоны громоздились друг на друга. Видимость была — считанные метры. Ну, может быть, десятки метров. Из-за густой листвы не было видно противоположного склона, а переход на него занимал чуть ли не час. И все же к ночи Док нашел то, что искал.
Седловина между двумя горками была плешива. Вот эту плешь и оседлал запущенный и бедный горный хуторок. На хуторе были бандиты — Док издалека слышал голоса, разносимые эхом, были среди них и чеченские. Но ночь выдалась безлунная, темень стояла черная, разборки с бандой, оккупировавшей горное поселение, пришлось отложить до утра.
А утром оказалось, что хутор находится не совсем там, где привиделся ночью. Подвело горное эхо. Поэтому Боцман успел получить несколько ударов, прежде чем палачи были успокоены пулями Дока.
* * *
Оказалось, что и от Лариски может быть какой-то толк. Вот к телефону позвала. Плохо, правда, что рядом стояла, слышала. Это ненадежно, она черт знает с кем путается. Ну да ладно, он, Николай Иванович Соколов, сумеет принять меры...
Дед узнал голос Дмитрия и понял, что тот говорит, находясь в экстремальной ситуации. Почему-то не позвонил сам старшой, Сергей. Наверное, не смог. Николай Иванович полминутки посомневался, так какой же приказ он теперь должен выполнять. Он хорошо помнил, как Пастух процедил сквозь зубы: «Убить бы вашего папу». Ни одна другая фраза, хотя бы вскользь оброненная новым командиром капитана Соколова не могла быть истолкована как приказ. Только эта. Получалось, что Николай Иванович должен убить папу. Ясно было, что при посторонних капитан разведчиков не мог оформить это дело в виде приказа, говорил завуалировано. Значит, понадобилась-таки старая гвардия, некому больше поручить такое важное дело.
Для чего нужно убийство папы, старик не задумывался. Для него было ясно, что группу во Львов забросила русская разведка. И если русскому разведчику, пусть даже пожилому, русская разведка отдает приказ, значит, надо его выполнять, а не раздумывать, для чего все это нужно.
Николай Иванович открыл шкаф, выложил на кровать чемодан и принялся укладывать все необходимое. Это не заняло много времени, он заранее продумал, что ему понадобится. Он давно ждал подтверждения приказа. Дед поддел ножом и отвалил изразец у основания печи. Из тайника в чемодан перекочевал славный боевой ТТ вместе с самодельным глушителем. Его накрыли два костюма — один приличный, тройка, в нем Дед был похож на удачливого пенсионера, которого содержат богатые дети. Второй костюм выдавал в его владельце человека бедного, но аккуратного — начесанные потертости, идеально подогнанные латки. В щель между наружной стенкой и внутренней обивкой чемодана были пристроены родные документы Николая Ивановича. Плюс три смены белья плюс нож грибника плюс рыболовные снасти. Место нашлось и для тяжелой связки темных от времени больших бородчатых ключей. Сам Дед оделся как дачник или рыболов — отечественные джинсы, штормовка. Имиджу способствовал и длинный чехол, в каком обычно носят складные удилища. В нагрудный карман старомодной, с длинными лацканами воротника рубашки Дед положил паспорт и пенсионное удостоверение на имя Александра Павловича Гусева. Это был умерший год назад приятель старика. Нельзя сказать, что Гусев на снимке был очень похож на Соколова, но если надеть тяжелые роговые очки, то получалось сносно. А очками Николай Иванович запасся, хоть и не имел в них надобности, — даже к старости он обходился всего плюс половинкой диоптрии.
Старик вышел в прихожую и присел на табурет — перед дорожкой. Раскурил сигарету, сделал три затяжки и потушил, теперь он курил мало. За зарешеченным стеклом во входной двери снова появилась Лариса. Дед вышел к ней на лестничную клетку.
— Вас к телефону звали, а вас не было, — сказала Лариса.
— Я в сарай за удочками ходил, — сказал Дед. — А кто звонил?
— Пастух.
— Ничего не просил передать?
— Сказал что-то, но я не совсем поняла. Сказал, что будет прикрывать мероприятие первой службы во дворе апостольской нунциатуры. А что это значит?
— А! — Дед махнул рукой. — Это уже ничего не значит. Я в санаторий еду, в легочный, в Солутвин. — Он достал из кармана путевку и показал Ларисе. Показал хорошо, в открытом виде, чтобы видны были и дата, и название санатория. — Будь, Ларисочка, и сама здорова, и привет всем ребятам передавай, как из Карпат вернутся.
— А что это за приказ вам велели выполнять? — все любопытствовала красавица.
— А простой приказ, — ответил Дед. — Сидеть тихо, ни во что не вмешиваться. Не доверяют старику. Ладно, Ларисочка, будь здорова, у меня поезд через сорок минут.
Николай Иванович как бы отечески поцеловал Ларису в щечку, правда, от казалось бы, невинного поцелуйчика та аж зарделась, умел когда-то капитан Соколов целовать мягкие щечки. Он бодро скатился по ступенькам, громыхнул дверью подъезда и решительно зашагал по улице.
На вокзал, однако, Николай Иванович не пошел. Через сорок минут он не садился в поезд, а стучал в перекошенную дверь убогой однокомнатной квартиры-клетушки, кавалерки, как их тут называли, в облезлом доме с трещинами от фундамента до крыши в самом грязном районе города. Ему открыл больной старик в грязном рваном исподнем.
— А, капитан! — прохрипел больной. — Заходи.
— Собирайся, Иван, — с порога начал Дед. — В санаторий поедешь.
— Ты что ж это, для меня путевку выхлопотал?
— Не для тебя, а для себя. Тебе с твоими судимостями черта лысого выхлопочешь. Ишь потянуло на подвиги после войны! Сейчас-то не тянет? Ладно, ладно, не дуйся, собирайся. Да живо собирайся — поезд через час! По моей путевке поедешь. Паспорт, пенсионку мои возьмешь. А я за квартиркой твоей присмотрю. Ключи мне оставишь.
Дед усадил Ивана с уголовным прошлым в поезд и отправился в город. Теперь он был одет в приличный костюм, на носу его красовалась дорогая роговая оправа со слабыми стеклами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
День прошел в прочесывании горной местности. Вроде бы и быстро вернулись боевики, вроде бы место заточения Боцмана было где-то совсем недалеко, но обнаружить его оказалось не так-то просто. Сразу за Лыбохорами горы становились стеной, они поросли густым лесом, их каменистые склоны громоздились друг на друга. Видимость была — считанные метры. Ну, может быть, десятки метров. Из-за густой листвы не было видно противоположного склона, а переход на него занимал чуть ли не час. И все же к ночи Док нашел то, что искал.
Седловина между двумя горками была плешива. Вот эту плешь и оседлал запущенный и бедный горный хуторок. На хуторе были бандиты — Док издалека слышал голоса, разносимые эхом, были среди них и чеченские. Но ночь выдалась безлунная, темень стояла черная, разборки с бандой, оккупировавшей горное поселение, пришлось отложить до утра.
А утром оказалось, что хутор находится не совсем там, где привиделся ночью. Подвело горное эхо. Поэтому Боцман успел получить несколько ударов, прежде чем палачи были успокоены пулями Дока.
* * *
Оказалось, что и от Лариски может быть какой-то толк. Вот к телефону позвала. Плохо, правда, что рядом стояла, слышала. Это ненадежно, она черт знает с кем путается. Ну да ладно, он, Николай Иванович Соколов, сумеет принять меры...
Дед узнал голос Дмитрия и понял, что тот говорит, находясь в экстремальной ситуации. Почему-то не позвонил сам старшой, Сергей. Наверное, не смог. Николай Иванович полминутки посомневался, так какой же приказ он теперь должен выполнять. Он хорошо помнил, как Пастух процедил сквозь зубы: «Убить бы вашего папу». Ни одна другая фраза, хотя бы вскользь оброненная новым командиром капитана Соколова не могла быть истолкована как приказ. Только эта. Получалось, что Николай Иванович должен убить папу. Ясно было, что при посторонних капитан разведчиков не мог оформить это дело в виде приказа, говорил завуалировано. Значит, понадобилась-таки старая гвардия, некому больше поручить такое важное дело.
Для чего нужно убийство папы, старик не задумывался. Для него было ясно, что группу во Львов забросила русская разведка. И если русскому разведчику, пусть даже пожилому, русская разведка отдает приказ, значит, надо его выполнять, а не раздумывать, для чего все это нужно.
Николай Иванович открыл шкаф, выложил на кровать чемодан и принялся укладывать все необходимое. Это не заняло много времени, он заранее продумал, что ему понадобится. Он давно ждал подтверждения приказа. Дед поддел ножом и отвалил изразец у основания печи. Из тайника в чемодан перекочевал славный боевой ТТ вместе с самодельным глушителем. Его накрыли два костюма — один приличный, тройка, в нем Дед был похож на удачливого пенсионера, которого содержат богатые дети. Второй костюм выдавал в его владельце человека бедного, но аккуратного — начесанные потертости, идеально подогнанные латки. В щель между наружной стенкой и внутренней обивкой чемодана были пристроены родные документы Николая Ивановича. Плюс три смены белья плюс нож грибника плюс рыболовные снасти. Место нашлось и для тяжелой связки темных от времени больших бородчатых ключей. Сам Дед оделся как дачник или рыболов — отечественные джинсы, штормовка. Имиджу способствовал и длинный чехол, в каком обычно носят складные удилища. В нагрудный карман старомодной, с длинными лацканами воротника рубашки Дед положил паспорт и пенсионное удостоверение на имя Александра Павловича Гусева. Это был умерший год назад приятель старика. Нельзя сказать, что Гусев на снимке был очень похож на Соколова, но если надеть тяжелые роговые очки, то получалось сносно. А очками Николай Иванович запасся, хоть и не имел в них надобности, — даже к старости он обходился всего плюс половинкой диоптрии.
Старик вышел в прихожую и присел на табурет — перед дорожкой. Раскурил сигарету, сделал три затяжки и потушил, теперь он курил мало. За зарешеченным стеклом во входной двери снова появилась Лариса. Дед вышел к ней на лестничную клетку.
— Вас к телефону звали, а вас не было, — сказала Лариса.
— Я в сарай за удочками ходил, — сказал Дед. — А кто звонил?
— Пастух.
— Ничего не просил передать?
— Сказал что-то, но я не совсем поняла. Сказал, что будет прикрывать мероприятие первой службы во дворе апостольской нунциатуры. А что это значит?
— А! — Дед махнул рукой. — Это уже ничего не значит. Я в санаторий еду, в легочный, в Солутвин. — Он достал из кармана путевку и показал Ларисе. Показал хорошо, в открытом виде, чтобы видны были и дата, и название санатория. — Будь, Ларисочка, и сама здорова, и привет всем ребятам передавай, как из Карпат вернутся.
— А что это за приказ вам велели выполнять? — все любопытствовала красавица.
— А простой приказ, — ответил Дед. — Сидеть тихо, ни во что не вмешиваться. Не доверяют старику. Ладно, Ларисочка, будь здорова, у меня поезд через сорок минут.
Николай Иванович как бы отечески поцеловал Ларису в щечку, правда, от казалось бы, невинного поцелуйчика та аж зарделась, умел когда-то капитан Соколов целовать мягкие щечки. Он бодро скатился по ступенькам, громыхнул дверью подъезда и решительно зашагал по улице.
На вокзал, однако, Николай Иванович не пошел. Через сорок минут он не садился в поезд, а стучал в перекошенную дверь убогой однокомнатной квартиры-клетушки, кавалерки, как их тут называли, в облезлом доме с трещинами от фундамента до крыши в самом грязном районе города. Ему открыл больной старик в грязном рваном исподнем.
— А, капитан! — прохрипел больной. — Заходи.
— Собирайся, Иван, — с порога начал Дед. — В санаторий поедешь.
— Ты что ж это, для меня путевку выхлопотал?
— Не для тебя, а для себя. Тебе с твоими судимостями черта лысого выхлопочешь. Ишь потянуло на подвиги после войны! Сейчас-то не тянет? Ладно, ладно, не дуйся, собирайся. Да живо собирайся — поезд через час! По моей путевке поедешь. Паспорт, пенсионку мои возьмешь. А я за квартиркой твоей присмотрю. Ключи мне оставишь.
Дед усадил Ивана с уголовным прошлым в поезд и отправился в город. Теперь он был одет в приличный костюм, на носу его красовалась дорогая роговая оправа со слабыми стеклами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93