- А пока... Пока вот что... Что-то мне надоели ваши трупы, поеду я отсюда. Дел у меня по горло... Пока, Лева, скоро увидимся.
- Ты пиво ещё пьешь? - невпопад спросил Порошин. - Не бросил наше любимое занятие?
- Если есть на что, почему бы и нет? Здоровье пока позволяет.
- Надо как-нибудь сесть по старой памяти за дюжиной темного крепкого. Как ты, не против? С креветочками, а?
- Можно, вот дело расследуем и ага...
- Скоро?
- Думаю, что скоро, - твердо ответил Игорь.
- Вот оно как..., - с сомнением покачал своей крупной головой Порошин. - А, может быть, поделишься своими подозрениями и возьмешь меня с собой по старой памяти на прогулку?
- Нет, Лева, у тебя и тут много дел. Пусть каждый занимается своим. А свои подозрения я должен ещё как следует проверить...
- Ну пока тогда!
- Пока, Лева!
Игорь сел в свою машину и снова направился в Саблино. Ему обязательно надо было проверить внезапно возникшие соображения...
3.
... - Боже мой, снова вы, Борис Ильич, - улыбнулся одними губами Литовченко, при этом глаза его оставались серьезными и чем-то очень озабоченными. - Что-то за это утро вы зачастили в наши края... Но почему пешком?
- Вот это и привело меня к вам, - тяжело вздохнул Дьяконов. - Видимо, попадание в кювет не прошло безболезненно. Мой "Хиндай" стоит в двух километрах отсюда. И никто не хочет мне помочь. Остановилось несколько машин, но все спешат, либо просто не хотят возиться с забуксовавшим горе-водителем...
- Да... Нет ещё у нас настоящей водительской солидарности, - покачал головой Литовченко. - Вернее, уже нет. Раньше все друг другу помогали, теперь же каждый сам за себя... Но я не из таких, я готов бросить все дела и ринуться на помощь человеку. Впрочем, у меня и дел-то никаких нет, я хотел покатался сегодня на лыжах, тут такие замечательные места. Я даже было вышел, несмотря на это страшное событие, свидетелями которого мы с вами стали, прошелся немного, но тут начался сильный снегопад, и я вернулся... А вообще, я именно для этого и приехал в гости к Петру Васильевичу. Люблю ходить на лыжах. Идешь один, идешь, и столько прекрасных мыслей приходит в голову на этой лыжне. Голова как бы просветляется, оттуда вылетает все наносное, ненужное, и на душе становится светло, словно в детстве... Бывало у вас так, Борис Ильич?
- Я редко теперь выбираюсь на лыжню, да и вообще в лес, Виктор Артемьевич, - ответил Игорь.
- А раньше занимались спортом? - поинтересовался Литовченко.
- Баскетболом немного, ну, в футбол гонял..., - солгал имевший черный пояс по карате Игорь. - А так, чтобы серьезно - нет. Ленив очень был, и этим делом тоже злоупотреблял. - Игорь пощелкал себя пальцем по горлу.
- Серьезно? - рассмеялся Литовченко. - А по вашему цветущему виду этого не скажешь.
- Так бросил же, жена заставила, она у меня очень строгая...
- Ладно, я предлагаю вот что - давайте выпьем по стаканчику чая, а потом поедем к вашей машине.
- А того кофейку нельзя? - спросил Игорь. - В жизни не пил такого вкусного кофе?
- Нет! - как-то нервно захохотал Литовченко. - Кофейку нельзя. Нет, поймите меня правильно, в принципе-то можно, только я не владею рецептом приготовления такого кофе, каким владеет Петя Самарцев.
- А он не сделает одолжение?
- А его нет. Понимаете, его нет. Я удивился, только уехала милиция, как он вдруг стал быстро куда-то собираться и исчез. Я его спрашиваю - куда ты, Петенька, ведь суббота, выходной день, а он такой стал мрачный, засуетился, дела, мол, и все. Я говорю - давай, я подвезу на машине. Нет, говорит, не надо. А сам все мрачнеет и мрачнеет. Вот как на него подействовало это злодейское убийство соседа, Борис Ильич. И, между прочим, это свидетельствует о его тонкой ранимой душе. То ли дело я - только что видел труп человека, и уже отправился кататься на лыжах - не признак ли это черствости, я бы даже сказал, какой-то деградации? Правда, я не был знаком с Гордеевым. Я вообще тут никого не знаю, я всего второй, нет, вру - третий раз в этих краях. Я же питерский, Борис Ильич, а как попадаю в Москву, сразу окунаюсь во всевозможные дела, и некогда мне навещать ни старых, ни новых друзей.
- Извините, - довольно невежливо прервал его речь Игорь, очень уж не понравилось ему внезапное исчезновение Самарцева. - А Петр Васильевич поехал в Москву?
- Наверное.
- Значит, на электричке?
- А на чем же еще? Его старенькая "Волга" стоит в гараже, она давно не на ходу. Тут до электрички пятнадцать минут пешком... Так что, Борис Ильич, могу предложить только чаю. Вот чай, в отличие от кофе я умею заваривать профессионально...
- Так мы с вами в доме одни?
- Да, Аллочка пошла навестить несчастную вдову Гордееву. А Васенька, сын Петра Васильевича практически все время живет у бабушки, матери Петра Васильевича. Так что мы совершенно одни... Так что, будем чаевничать или нет?
- Давайте, - махнул рукой Игорь, пока не выбрав верное решение. Несмотря на симпатию к Литовченко, он не хотел пока раскрываться перед ним, как и говорить о смерти Веревкина, хотя возникшие подозрения к Самарцеву стали перерастать почти в уверенность. С одной стороны, надо было действовать оперативно, с другой же - пороть горячку и раскрываться перед мало знакомым человеком тоже было неразумно. И как же он жалел, что прежде, чем ехать в Саблино, не взглянул на фотографию Данилова. Как бы это облегчило его задачу, а, возможно, и спасло жизни людям...
Литовченко заварил чай, поставил на стол испеченные булочки.
- Прошу, - взмахнул рукой он.
Игорь сделал глоток чаю.
- Скажите, - спросил он. - А вы давно знакомы с Петром Васильевичем?
И снова в глазах Литовченко промелькнула хитрая искорка. Только на одно мгновение и тут же погасла, как и в прошлый раз. "Да, он, видимо, понимает, что я тут неспроста", - подумал Игорь. - "А и трудно было бы не понять, тем более, после моего вторичного визита. Ну и ладно, раскрываться не стану, но вопросы задавать буду."
- Нет, не очень, Борис Ильич, - спокойно ответил Литовченко. - Но это ни о чем не говорит. Он приехал на научную конференцию в Петербург, и нас свели наши общие знакомые. Но мы сразу почувствовали друг к другу такую взаимную симпатию, как будто были знакомы с детства. А порой бывает наоборот - человека знаешь с детства, а он совершенно чужой. Эх, если бы вы знали, какой это прекрасный человек, а какая у него эрудиция... Вы можете процитировать ему любую стихотворную строчку, и он тут же выпалит вам имя автора и год написания стихов. Я пытался на чем-либо его поймать, так как тоже достаточно сведущ в поэзии, знаете - совершенно бесполезно. Нет, чудесный человек Петр Васильевич, - вдруг с каким-то вызовом, посерьезнев, проговорил Литовченко. - Какой он прекрасный муж, какой заботливый отец. Васенька родился у них, когда Пете было уже под пятьдесят, а Аллочке под сорок. Они мне рассказывали, как они хотели ребенка, и Господь сжалился над ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39