— Это тема прелюбопытная. Извините, что я просто так запанибрата…
— Вы с ней знакомы?
В голосе Евгения проскользнули нотки ревнивой подозрительности.
— Да. Но не спал. Скажу сразу. Влюблен был… роман был… но не дошло… Она ведь женщина с чудинкой. По пьяни может дать и малознакомому. А чуть что в груди затеплится, превращается в неприступную крепость.
Услышать подобные откровения о женщине, занимавшей все его мысли, было для Евгения мучительно интересно. Ведь до этого признания он наделял ее характер чертами, наиболее желанными для него самого. А тут появилась возможность узнать о живой и неведомой ему Кире.
— Я с ней почти не знаком. Слишком быстро все произошло.
— Понимаю… и поздравляю! Вы удачно отделались.
— Считаете?
— Догадываюсь.
— Тогда расскажите мне о ней, — искренне, без опасения показаться нелепым попросил Евгений.
Библиотекарь задумчиво причмокнул губами. Повернувшись к бюро, собрал свои рукописи и сунул их в папку. Потом встал и одобрительно кивнул:
— Лучше продолжим у меня.
* * *
Все стены уютно обставленного старинной мебелью номера Библиотекаря были увешаны большими фотографиями, на которых он представал в окружении почти всех известных в стране людей.
— Вот скольких подлецов я встретил на своем жизненном пути! — указывая на них, без злобы и пафоса сообщил он.
— Зачем же вы их вывесили? — не понял Евгений.
— Других у меня, к сожалению, нет. Остальные — детские.
Евгений заинтересовался было фотографией, запечатлевшей Библиотекаря в объятиях президента, но боковым зрением вдруг уловил другое знакомое лицо. Резко повернул голову вправо и напоролся взглядом на огромные иконописные глаза Киры. Ее фотография висела отдельно от остальных.
— Да… — словно признаваясь в содеянном, выдохнул Библиотекарь. — Три года назад… в Испании. Она отдыхала на вилле у своей подруги Ольги. А я Уже тогда старался не светиться. Поэтому большую часть времени болтался по Европе. С Ольгой был знаком по бизнесу ее мужа и решил позвонить наудачу.
Тут же получил от нее приглашение, сел в машину и через Лион махнул на побережье. Да…
Библиотекарь глубоко задумался. Сложил короткие руки с широкими ладонями на круглом животе и уставился себе под ноги. Евгений хоть и умирал от любопытства, затаил дыхание, чтобы не мешать ему вспоминать. Воспользовавшись паузой, еще раз внимательно рассмотрел фотографию. Кира в коротком пляжном халатике и огромной черной соломенной шляпе игриво облокотилась на бронзовое пузо Библиотекаря, раскинувшегося в шезлонге. По их умиротворенно улыбающимся лицам фото можно было отнести к разряду семейных. Это обстоятельство невольно вызвало в душе Евгения смятение. Он уже и сам не понимал, хотелось ему слушать историю чужой любви или нет.
Тем временем Библиотекарь вернулся к действительности и первым делом поинтересовался:
— Выпьем что — нибудь?
— Хорошо бы виски! — Евгений обрадовался возможности передышки.
— Да чего ты стоишь — то? Садись! И без всяких тут почестей. Я для тебя — просто библиотекарь. Между прочим, самая лучшая в мире должность. Когда — то великий Джакома Казанова после многих лет своей бурной жизни последние дни заканчивал именно библиотекарем в замке Дукс. Всеми забытый, никому не нужный, ставший при жизни страницей мировой истории… Вот так и я… Расправившись со мной, они тем самым причислили меня к лику великих. Уже сейчас обо мне вспоминают, как о самом талантливом и достойном «прорабе перестройки». Да… «у нас любить умеют только мертвых»… Знаешь, как они меня убирали?
Библиотекарь, оживившись, причмокнул губами и, достав из бара бутылку виски, быстро наполнил стаканы. Выпили молча, глядя в глаза друг другу.
— Да… я понимал, что крут сужается. Сначала меня вывели из президентского окружения, потом заставили закрыть фонд… И кто? Те, кого во время путча девяносто первого в Белом доме и в помине не было! В бизнесе начались сплошные подставки. Я сперва не понимал, что происходит. Списывал на кретинизм новых управленцев. А потом вдруг понял, что против меня развернута настоящая война. И справа, и слева. Революция, как ей и положено, начала пожирать своих детей. Ну, некоторые стали косить под придурков, растирая плевки по всей морде. Другие рванули в Америку читать лекции. А мне в который раз предложили почетную должность в средствах массовой информации… Ну, ты в курсе. Там — то и крылась ловушка. Меня решили объявить главным коррупционером… Но просчитались. Я вовремя понял и устроил перекачку денег на Запад не по их сценарию, а по — своему! Что тут началось! У них в сценарии мне отводилась роль одинокого мошенника, а в реальности запачкалось большое количество народа. И ведь многие знали, что брать опасно, что за мной следят, руки тряслись, а брали! Короче, о привлечении к суду уже не могло быть и речи. Оставался набор несчастных случаев…
— Выходит, это не вы выбросились из окна собственной квартиры?
Несмотря на упитанность, Библиотекарь рассмеялся сухим старческим смехом:
— Хе — хе… Я в этот момент сидел в бельевой комнате. Им открыл дверь двойник, которого доставили ко мне в коробке из — под телевизора. Хе — хе… бедняга. Его выкинули живым. «О времена… о нравы!» Даже в бельевой комнате был слышен его душераздирающий вопль… Как мне уже здесь докладывал Дан, он был бомжем с Курского вокзала. Полгода им занимались, как кинозвездой. Откармливали, обучали моим манерам, привычкам. Даже выражению глаз. И все для то — го, чтобы он достоверно сыграл несколько последних минут моей жизни!
— Судя по результату, бомж оказался талантливым артистом, — заметил Евгений с беззаботностью, возникшей в организме после нескольких хороших глотков виски.
— Один из нас должен был погибнуть. В сущности, Господу было все равно, кем жертвовать. Если убийство неизбежно, какая разница, кому умирать?
— Вы философ, — понимающе проговорил Евгений.
— Нет. Я поэт. Всю жизнь мечтал писать сонеты… а вынужден был руководить людьми. Самое пакостное занятие на свете.
— Зато теперь у вас есть время.
— Да… слушай:
Я не знаю, что Богом завешано,
Что познать мне в Тени суждено.
Но влечет меня Тень словно женщина,
Приподнявшая край кимоно.
Разгадать бы ту Тень — не гадается.
Только тайной своею влечет.
Свет луны по кустам разливается
И Тенями к созвездьям плывет.
Я бегу, спотыкаюсь и падаю.
Поднимаюсь, ловлю свою Тень,
А она неразгаданной Ладою
Уплывает в болотную темь.
Над болотом туман расстилается,
Что — то зреет, а что — не гадается!
Евгений в стихах не разбирался. Но завороженно наблюдал за Библиотекарем, читавшим свой сонет.
Библиотекарь был сосредоточен, отрешен от действительности и полон какого — то внутреннего смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Вы с ней знакомы?
В голосе Евгения проскользнули нотки ревнивой подозрительности.
— Да. Но не спал. Скажу сразу. Влюблен был… роман был… но не дошло… Она ведь женщина с чудинкой. По пьяни может дать и малознакомому. А чуть что в груди затеплится, превращается в неприступную крепость.
Услышать подобные откровения о женщине, занимавшей все его мысли, было для Евгения мучительно интересно. Ведь до этого признания он наделял ее характер чертами, наиболее желанными для него самого. А тут появилась возможность узнать о живой и неведомой ему Кире.
— Я с ней почти не знаком. Слишком быстро все произошло.
— Понимаю… и поздравляю! Вы удачно отделались.
— Считаете?
— Догадываюсь.
— Тогда расскажите мне о ней, — искренне, без опасения показаться нелепым попросил Евгений.
Библиотекарь задумчиво причмокнул губами. Повернувшись к бюро, собрал свои рукописи и сунул их в папку. Потом встал и одобрительно кивнул:
— Лучше продолжим у меня.
* * *
Все стены уютно обставленного старинной мебелью номера Библиотекаря были увешаны большими фотографиями, на которых он представал в окружении почти всех известных в стране людей.
— Вот скольких подлецов я встретил на своем жизненном пути! — указывая на них, без злобы и пафоса сообщил он.
— Зачем же вы их вывесили? — не понял Евгений.
— Других у меня, к сожалению, нет. Остальные — детские.
Евгений заинтересовался было фотографией, запечатлевшей Библиотекаря в объятиях президента, но боковым зрением вдруг уловил другое знакомое лицо. Резко повернул голову вправо и напоролся взглядом на огромные иконописные глаза Киры. Ее фотография висела отдельно от остальных.
— Да… — словно признаваясь в содеянном, выдохнул Библиотекарь. — Три года назад… в Испании. Она отдыхала на вилле у своей подруги Ольги. А я Уже тогда старался не светиться. Поэтому большую часть времени болтался по Европе. С Ольгой был знаком по бизнесу ее мужа и решил позвонить наудачу.
Тут же получил от нее приглашение, сел в машину и через Лион махнул на побережье. Да…
Библиотекарь глубоко задумался. Сложил короткие руки с широкими ладонями на круглом животе и уставился себе под ноги. Евгений хоть и умирал от любопытства, затаил дыхание, чтобы не мешать ему вспоминать. Воспользовавшись паузой, еще раз внимательно рассмотрел фотографию. Кира в коротком пляжном халатике и огромной черной соломенной шляпе игриво облокотилась на бронзовое пузо Библиотекаря, раскинувшегося в шезлонге. По их умиротворенно улыбающимся лицам фото можно было отнести к разряду семейных. Это обстоятельство невольно вызвало в душе Евгения смятение. Он уже и сам не понимал, хотелось ему слушать историю чужой любви или нет.
Тем временем Библиотекарь вернулся к действительности и первым делом поинтересовался:
— Выпьем что — нибудь?
— Хорошо бы виски! — Евгений обрадовался возможности передышки.
— Да чего ты стоишь — то? Садись! И без всяких тут почестей. Я для тебя — просто библиотекарь. Между прочим, самая лучшая в мире должность. Когда — то великий Джакома Казанова после многих лет своей бурной жизни последние дни заканчивал именно библиотекарем в замке Дукс. Всеми забытый, никому не нужный, ставший при жизни страницей мировой истории… Вот так и я… Расправившись со мной, они тем самым причислили меня к лику великих. Уже сейчас обо мне вспоминают, как о самом талантливом и достойном «прорабе перестройки». Да… «у нас любить умеют только мертвых»… Знаешь, как они меня убирали?
Библиотекарь, оживившись, причмокнул губами и, достав из бара бутылку виски, быстро наполнил стаканы. Выпили молча, глядя в глаза друг другу.
— Да… я понимал, что крут сужается. Сначала меня вывели из президентского окружения, потом заставили закрыть фонд… И кто? Те, кого во время путча девяносто первого в Белом доме и в помине не было! В бизнесе начались сплошные подставки. Я сперва не понимал, что происходит. Списывал на кретинизм новых управленцев. А потом вдруг понял, что против меня развернута настоящая война. И справа, и слева. Революция, как ей и положено, начала пожирать своих детей. Ну, некоторые стали косить под придурков, растирая плевки по всей морде. Другие рванули в Америку читать лекции. А мне в который раз предложили почетную должность в средствах массовой информации… Ну, ты в курсе. Там — то и крылась ловушка. Меня решили объявить главным коррупционером… Но просчитались. Я вовремя понял и устроил перекачку денег на Запад не по их сценарию, а по — своему! Что тут началось! У них в сценарии мне отводилась роль одинокого мошенника, а в реальности запачкалось большое количество народа. И ведь многие знали, что брать опасно, что за мной следят, руки тряслись, а брали! Короче, о привлечении к суду уже не могло быть и речи. Оставался набор несчастных случаев…
— Выходит, это не вы выбросились из окна собственной квартиры?
Несмотря на упитанность, Библиотекарь рассмеялся сухим старческим смехом:
— Хе — хе… Я в этот момент сидел в бельевой комнате. Им открыл дверь двойник, которого доставили ко мне в коробке из — под телевизора. Хе — хе… бедняга. Его выкинули живым. «О времена… о нравы!» Даже в бельевой комнате был слышен его душераздирающий вопль… Как мне уже здесь докладывал Дан, он был бомжем с Курского вокзала. Полгода им занимались, как кинозвездой. Откармливали, обучали моим манерам, привычкам. Даже выражению глаз. И все для то — го, чтобы он достоверно сыграл несколько последних минут моей жизни!
— Судя по результату, бомж оказался талантливым артистом, — заметил Евгений с беззаботностью, возникшей в организме после нескольких хороших глотков виски.
— Один из нас должен был погибнуть. В сущности, Господу было все равно, кем жертвовать. Если убийство неизбежно, какая разница, кому умирать?
— Вы философ, — понимающе проговорил Евгений.
— Нет. Я поэт. Всю жизнь мечтал писать сонеты… а вынужден был руководить людьми. Самое пакостное занятие на свете.
— Зато теперь у вас есть время.
— Да… слушай:
Я не знаю, что Богом завешано,
Что познать мне в Тени суждено.
Но влечет меня Тень словно женщина,
Приподнявшая край кимоно.
Разгадать бы ту Тень — не гадается.
Только тайной своею влечет.
Свет луны по кустам разливается
И Тенями к созвездьям плывет.
Я бегу, спотыкаюсь и падаю.
Поднимаюсь, ловлю свою Тень,
А она неразгаданной Ладою
Уплывает в болотную темь.
Над болотом туман расстилается,
Что — то зреет, а что — не гадается!
Евгений в стихах не разбирался. Но завороженно наблюдал за Библиотекарем, читавшим свой сонет.
Библиотекарь был сосредоточен, отрешен от действительности и полон какого — то внутреннего смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97