На июнь свадьбу назначили. Жить собираются в их квартире. Циркач был готов рвать волосы и кусать локти. Перед глазами вставали то жена, то дочка. Иногда появлялась вечно смеющаяся рожа Третьякова, всем известного пройдохи и балагура. Теперь многое стало ясно, в том числе и отсутствие писем от жены. Светлана приезжала на свидание лишь один раз, еще на первом году отсидки, писала редко, а последние полгода вообще ни строчки. Заключенный № 6754 швырнул корзину и начал наваливать щепу.
— Эй, артист, кончай жилы рвать. Все одно социализм на отдельно взятой зоне не построишь.
Назначенные вместе с Циркачом Седой и Шнорхель, опустошив свои корзины, вертели самокрутки.
— Ну вы тут не шибко расслабляйтесь, — прикрикнул конвоир, солдат вэвэшник.
— Не боись, начальник, мы на минутку. Сейчас передохнем и будем кидать дальше со страшной силой.
Охранник отошел глянуть на остальных подопечных Циркач уселся на бревно, достал письмо, собираясь оторвать клочок бумаги, но задумался.
Закончив институт, Игорь Иванович Колесников получил распределение в цирк. Сокурсники долго веселились по этому поводу.
— Ну ты, Колесо, и загремел. Будешь слонам домкраты прилаживать, а зебрам — электромоторы.
Все разъехались по заводам и серьезным КБ, а Колесников явился в назначенное время в отдел кадров Московского цирка. Пришел с твердым желанием написать заявление об уходе и устроиться на любой электромеханический завод. Заявление он так и не написал — ни сразу, ни после. Новая работа, вопреки ожиданиям, пришлась по душе. Новоиспеченный инженер оказался в группе, отвечающей за оборудование арены. Цирковые механизмы оказались ничуть не проще, чем на приличных заводах. Так что было где развернуться. А когда Игорь познакомился с молоденькой артисткой из группы воздушных гимнастов, он окончательно решил остаться в цирке. Пылкая любовь закончилась свадьбой. Начальство из каких-то фондов пробило для молодой семьи квартирку. Все шло просто замечательно.
Проблемы появились после рождения дочери. Жена постоянно пропадала на репетициях, заниматься ребенком ей было некогда. Пришлось выписать из деревни мать. До этого невестка и свекровь встречались только на свадьбе. Совместная жизнь не заладилась. Светлана рвалась к богемной жизни: днем — репетиции, вечерами — представления, капустники, посиделки. Пеленки и прочие заботы легли на плечи мужа. А Игорь как раз перешел в мастерские, занимающиеся разработкой оборудования для арены. Работы непочатый край, да и за работягами глаз да глаз нужен, тащат все подряд. Но работа спорилась. Руководители цирковых групп зачастили к Игорю с проектами новых номеров, для некоторых из них требовались довольно сложные устройства. Тут инженерный талант молодого специалиста и нашел себе применение. Об Игоре заговорили в цирковых кругах: мол, золотая голова, сделает все, что надо, и для иллюзиониста, и для гимнаста. Если что-то идет не так, сам додумает и внесет поправки в номер. Тем временем положение в семье ухудшалось. Игорь начал выпивать. Сперва в компаниях, когда артисты «рассчитывались» за «горячие» заказы, потом в одиночку. Дома сплошные скандалы. Жена превратилась в настоящую стерву. Колесников все чаще вспоминал удивительные ночи, когда они без сил лежали на смятых простынях. Теперь романтической любви как ни бывало.
Беда пришла внезапно. Погиб артист — воздушный акробат. Человека на глазах у зрителей размазало по арене. Что-то случилось с конструкцией. Комиссия установила причину происшедшего: преступная халатность. Использованный для соединения подвижных частей металл просто не мог выдержать такой нагрузки. Расчеты выполнял Игорь.
На суд пришла только мать. Жена уехала на гастроли. Подавленный случившимся, Игорь даже не пытался оправдываться. Учитывая полное раскаяние, ему дали всего четыре года. Позднее Игорь решил, что во всем виновата жена. Из-за нее, этой лярвы, пил по-черному, вот и облажался в расчетах. Поставил не ту марку металла…
— Циркач, ты чо? Курить будешь? — Колесников очнулся, посмотрел на напарника, и глаза его зло сверкнули. Шнорхель отодвинулся. — Ты чего, зема? Обкурился? Чего пялишься-то так? Я чо, я ничо…
— Ну-ка чего у тебя там? — вмешался Седой, протягивая руку к письму. Циркач хотел было запихнуть письмо в карман, но Седой настаивал: — Я сказал, дай сюда…
В зоновской иерархии Седой был неизмеримо выше Циркача и Шнорхеля. У него была уже не первая ходка. По милицейским меркам Седой подпадал под определение «рецидивист». На зоне он ходил в авторитете. Шнорхель, который на воле занимался браконьерством и в перестрелке ранил инспектора рыбнадзора, был у Седого на подхвате. Циркач принадлежал к касте мужиков — работяг.
Седой внимательно читал письмо, но, заметив приближающегося конвоира, бросил:
— После поговорим. Вертухай нарисовался.
Медведь вышел на берег реки и остановился, мотая тяжелой головой из стороны в сторону. Он только освободился от спячки и обходил свои старые владения, помечая границы. На отощавшем за зиму хищнике шерсть висела клочьями. Зверь был старый. Щуря подслеповатые глаза, он оглядел окрестности и затрусил к воде. Его терзал нестерпимый голод. Коснувшись воды, хищник фыркнул, с непривычки она показалась необычайно холодной. Зверь напился и заковылял вдоль кромки воды. Дошел до устья небольшого ручья. На отмелях было видно гладкое песчаное дно. Внимание матерого зверя привлек странный шум. Прислушавшись, медведь встал на задние лапы. Высоко в небе плыл серебристый крестик. Косолапый довольно часто видел и слышал такое прежде и знал, что это не опасно. Мишка плюхнулся на четыре лапы и наклонился к воде. Вода была прозрачной, чуть коричневой, и пахла болотом. Медведь встал против солнца, так чтобы тень не падала на воду. На мелководье, еле шевеля хвостами, замерли две рыбины. Хищник поерзал задом, готовясь к прыжку, на мгновение замер и ринулся в воду. Брызги полетели во все стороны, радугой вспыхивая на солнце. Медведь зацепил лапой рыбину и бросил ее на берег, выбрался из воды, встряхнулся, повел носом, почуял запах пищи и наклонился. На отмели бился здоровенный хариус. Добыча извивалась, пытаясь вернуться в родную стихию. Медведь придавил свой трофей лапой и захрустел рыбьей головой. Удовлетворенно сопя, зачавкал, щурясь на солнце.
Глава 6.
НА ЧЕСТНОМ СЛОВЕ И НА ОДНОМ КРЫЛЕ…
Все пассажиры собрались в носу самолета. Когда машина набрала высоту, стало холодно. Давыдов прямо-таки примерз к жесткому сиденью. Пока шли над Питером, все, не отрываясь от иллюминаторов, любовались открывшейся панорамой. Собираясь в командировку, Давыдов прихватил с собой фотоаппарат-«мыльницу» и пару пленок и теперь торопился сделать пару эффектных кадров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Эй, артист, кончай жилы рвать. Все одно социализм на отдельно взятой зоне не построишь.
Назначенные вместе с Циркачом Седой и Шнорхель, опустошив свои корзины, вертели самокрутки.
— Ну вы тут не шибко расслабляйтесь, — прикрикнул конвоир, солдат вэвэшник.
— Не боись, начальник, мы на минутку. Сейчас передохнем и будем кидать дальше со страшной силой.
Охранник отошел глянуть на остальных подопечных Циркач уселся на бревно, достал письмо, собираясь оторвать клочок бумаги, но задумался.
Закончив институт, Игорь Иванович Колесников получил распределение в цирк. Сокурсники долго веселились по этому поводу.
— Ну ты, Колесо, и загремел. Будешь слонам домкраты прилаживать, а зебрам — электромоторы.
Все разъехались по заводам и серьезным КБ, а Колесников явился в назначенное время в отдел кадров Московского цирка. Пришел с твердым желанием написать заявление об уходе и устроиться на любой электромеханический завод. Заявление он так и не написал — ни сразу, ни после. Новая работа, вопреки ожиданиям, пришлась по душе. Новоиспеченный инженер оказался в группе, отвечающей за оборудование арены. Цирковые механизмы оказались ничуть не проще, чем на приличных заводах. Так что было где развернуться. А когда Игорь познакомился с молоденькой артисткой из группы воздушных гимнастов, он окончательно решил остаться в цирке. Пылкая любовь закончилась свадьбой. Начальство из каких-то фондов пробило для молодой семьи квартирку. Все шло просто замечательно.
Проблемы появились после рождения дочери. Жена постоянно пропадала на репетициях, заниматься ребенком ей было некогда. Пришлось выписать из деревни мать. До этого невестка и свекровь встречались только на свадьбе. Совместная жизнь не заладилась. Светлана рвалась к богемной жизни: днем — репетиции, вечерами — представления, капустники, посиделки. Пеленки и прочие заботы легли на плечи мужа. А Игорь как раз перешел в мастерские, занимающиеся разработкой оборудования для арены. Работы непочатый край, да и за работягами глаз да глаз нужен, тащат все подряд. Но работа спорилась. Руководители цирковых групп зачастили к Игорю с проектами новых номеров, для некоторых из них требовались довольно сложные устройства. Тут инженерный талант молодого специалиста и нашел себе применение. Об Игоре заговорили в цирковых кругах: мол, золотая голова, сделает все, что надо, и для иллюзиониста, и для гимнаста. Если что-то идет не так, сам додумает и внесет поправки в номер. Тем временем положение в семье ухудшалось. Игорь начал выпивать. Сперва в компаниях, когда артисты «рассчитывались» за «горячие» заказы, потом в одиночку. Дома сплошные скандалы. Жена превратилась в настоящую стерву. Колесников все чаще вспоминал удивительные ночи, когда они без сил лежали на смятых простынях. Теперь романтической любви как ни бывало.
Беда пришла внезапно. Погиб артист — воздушный акробат. Человека на глазах у зрителей размазало по арене. Что-то случилось с конструкцией. Комиссия установила причину происшедшего: преступная халатность. Использованный для соединения подвижных частей металл просто не мог выдержать такой нагрузки. Расчеты выполнял Игорь.
На суд пришла только мать. Жена уехала на гастроли. Подавленный случившимся, Игорь даже не пытался оправдываться. Учитывая полное раскаяние, ему дали всего четыре года. Позднее Игорь решил, что во всем виновата жена. Из-за нее, этой лярвы, пил по-черному, вот и облажался в расчетах. Поставил не ту марку металла…
— Циркач, ты чо? Курить будешь? — Колесников очнулся, посмотрел на напарника, и глаза его зло сверкнули. Шнорхель отодвинулся. — Ты чего, зема? Обкурился? Чего пялишься-то так? Я чо, я ничо…
— Ну-ка чего у тебя там? — вмешался Седой, протягивая руку к письму. Циркач хотел было запихнуть письмо в карман, но Седой настаивал: — Я сказал, дай сюда…
В зоновской иерархии Седой был неизмеримо выше Циркача и Шнорхеля. У него была уже не первая ходка. По милицейским меркам Седой подпадал под определение «рецидивист». На зоне он ходил в авторитете. Шнорхель, который на воле занимался браконьерством и в перестрелке ранил инспектора рыбнадзора, был у Седого на подхвате. Циркач принадлежал к касте мужиков — работяг.
Седой внимательно читал письмо, но, заметив приближающегося конвоира, бросил:
— После поговорим. Вертухай нарисовался.
Медведь вышел на берег реки и остановился, мотая тяжелой головой из стороны в сторону. Он только освободился от спячки и обходил свои старые владения, помечая границы. На отощавшем за зиму хищнике шерсть висела клочьями. Зверь был старый. Щуря подслеповатые глаза, он оглядел окрестности и затрусил к воде. Его терзал нестерпимый голод. Коснувшись воды, хищник фыркнул, с непривычки она показалась необычайно холодной. Зверь напился и заковылял вдоль кромки воды. Дошел до устья небольшого ручья. На отмелях было видно гладкое песчаное дно. Внимание матерого зверя привлек странный шум. Прислушавшись, медведь встал на задние лапы. Высоко в небе плыл серебристый крестик. Косолапый довольно часто видел и слышал такое прежде и знал, что это не опасно. Мишка плюхнулся на четыре лапы и наклонился к воде. Вода была прозрачной, чуть коричневой, и пахла болотом. Медведь встал против солнца, так чтобы тень не падала на воду. На мелководье, еле шевеля хвостами, замерли две рыбины. Хищник поерзал задом, готовясь к прыжку, на мгновение замер и ринулся в воду. Брызги полетели во все стороны, радугой вспыхивая на солнце. Медведь зацепил лапой рыбину и бросил ее на берег, выбрался из воды, встряхнулся, повел носом, почуял запах пищи и наклонился. На отмели бился здоровенный хариус. Добыча извивалась, пытаясь вернуться в родную стихию. Медведь придавил свой трофей лапой и захрустел рыбьей головой. Удовлетворенно сопя, зачавкал, щурясь на солнце.
Глава 6.
НА ЧЕСТНОМ СЛОВЕ И НА ОДНОМ КРЫЛЕ…
Все пассажиры собрались в носу самолета. Когда машина набрала высоту, стало холодно. Давыдов прямо-таки примерз к жесткому сиденью. Пока шли над Питером, все, не отрываясь от иллюминаторов, любовались открывшейся панорамой. Собираясь в командировку, Давыдов прихватил с собой фотоаппарат-«мыльницу» и пару пленок и теперь торопился сделать пару эффектных кадров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74