Затем нога Санчеса коснулась бетонированного пятачка. Санчес прибыл в логово.
* * *
Сказать по правде, Санчес не особо нуждался в том, чтобы ему показывали дом. Уж что-что, а этот дом он знал как свои пять пальцев.
Женушка старого лиса отрекомендовалась Ольгой Андреевной (что, естественно, не оказалось для него новостью) и все же потащила гостя показывать «наши скромные владения». Санчес убедился, что никаких особых перемен в этом доме не произошло и что, проявляя свою неожиданную «благодарность» за гостеприимство, он, как и собирался, начнет действовать с подвального помещения.
Но пока Санчес всецело находился в руках говорливой женушки старого лиса, выслушивая выражения типа «наша фазенда». И конечно, его сладкая девочка уже успела шепнуть маман, что это не просто визит вежливости — известный профессор находится сейчас, так сказать, в затруднительном материальном положении и слышал, что семья знакома с некоторыми ценителями и коллекционерами искусства, и вот уж так вышло, что и ему есть что предложить. Санчес подумал, что это будет самый верный способ объяснить его сладкой девочке причину подобного маскарада. Хотя порой ему и казалось, что она не нуждалась ни в каких объяснениях.
— Восточная Африка, — с видом знатока кивал Санчес. Африканская коллекция, особенно скульптура макондо, произвела на него огромное впечатление.
— Удивительная пластика… Самые вдохновенные скульпторы-резчики живут в Восточной Африке! — не скупился Санчес на слова. — Космос! Куда там Пикассо…
— Ну, я бы не была столь строга к безумному испанцу, — по-светски парировала Ольга Андреевна.
— К испанцам вообще не стоит быть особо строгими, — с готовностью соглашался Санчес.
Не меньшее впечатление на профессора произвела коллекция живописи. У некоторых работ он задерживался, вглядывался пристально, с интересом.
Чувствовался подлинный знаток. Честно говоря, сам профессор произвел на Ольгу Андреевну такое же глубокое впечатление — интеллигент, с манерами аристократа, умница и, видать, по молодости был тем еще сердцеедом… Интересно, что он хочет предложить: картину, какой-нибудь антиквариат?
«Шалунишка», — с забытым чувством подумала Ольга Андреевна, наблюдая за красивыми и неожиданно молодыми руками своего гостя.
— Здесь у нас передвижники, — объясняла Ольга Андреевна. — Этот небольшой этюд — его очень любит Евгений Петрович — настоящий Айвазовский. Но самое главное, конечно, у Евгения Петровича в кабинете.
— Удивительно! Удивительно! — восхищался Санчес.
(«А не рассказать ли тебе, самодовольная гусыня, как сюда попало все это великолепие?» — весело думал Санчес.) Санчес не особо нуждался в том, чтобы ему показывали дом. Три года назад, еще на стадии проектирования, он принимал самое активное участие в его строительстве. И прекрасно знал, что в подвальном помещении, рядом с гаражом, находится комнатка, где, словно в нервный узел, сходятся все средства наблюдения: и внешние — двор, ограждение, — и внутри дома. И так как старый лис находится сейчас «на военном положении» (сам виноват! Что ж теперь делать?), то в этой комнатке, перед мониторами, кто-то есть. Кто-то. Зоркий глаз, всевидящее Око, которое за почти уже месяц устало, обленилось, ибо ничего не происходило, и вот-вот сонно слипнется. Хотя Санчес знал, что рассчитывать на такие подарки не стоит. Еще один охранник в шезлонге во дворе и детина с газонокосилкой.
Возможно, есть еще кто-то, узнаем у нашей разболтавшейся гусыни. Минимум — трое. И это невзирая на вооруженный наряд на КПП и тройную ограду с собаками по внешнему периметру поселка. «Что ж, неглупо, мать его, очень неглупо».
— Пойдемте. Раз уж вас так это заинтересовало, — лепетала маман-гусыня, — покажу вам что-то совсем интересное.
— Вы так добры, — сконфуженно бормотал Санчес и переводил взгляд на свою сладкую девочку.
— Пойдемте. Пойдемте в Женечкин кабинет, — млела гусыня, — мы редко водим туда посторонних. Полагаю, что смогу вас поразить, — добавила она не без кокетства.
Очень мило. Львиную долю этой коллекции Санчес составлял лично. И кое-что здесь принадлежит и ему. Ведь Евгений Петрович никогда не предлагал своих услуг — крупному государственному мужу это как-то вроде не к лицу. За них обоих свои услуги предлагал Санчес. И стоили они дорого. Очень дорого. А если клиент начинал вилять или ему в голову приходили иные неудачные мысли, то такса возрастала в геометрической прогрессии. Какой бы у клиента ни был твердый хребет. Только… с «Континентом» выходил шедевр, и такого скорее всего больше не будет. Санчес превращал их в Номер Один, причем — в послушный Номер Один.
Шедевр, который старый лис испортил. Выходит, кое-что из блестящей коллекции Евгения Петровича Родионова принадлежит и Санчесу. Особенно кое-что, явно неведомое самодовольной гусыне, кое-что, находящееся в стенном металлическом сейфе с цифровой ручкой и с энным количеством степеней защиты — сейфе фирмы «Сentry», рекомендованном сюда все тем же Санчесом. Ай да Санчес, ай да сукин сын! И не забыть повесить сверху гобелен.
Но сейчас не это важно. Совсем не это.
Блестящая коллекция произведений искусства, почтовых марок и африканских тотемных предметов произвела на Санчеса огромное впечатление. Но еще большее впечатление произвело на Санчеса то, что малютки находились тут.
Санчес вышел во двор. Его чужие длинные волосы трепал ветерок, хотя в душном воздухе чувствовалось приближение грозы. Санчес любил это состояние, потому что все пока шло как надо. Санчес уселся в пластиковое ажурное кресло и прикрыл глаза. Ему совершенно не мешал треск газонокосилки. Блаженство полной расслабленности… Санчес вытянул перед собой ноги. Мы делаем последнюю петлю, игра входит в завершающую стадию, финал. Снова подул ветерок. Если б Санчес сидел сейчас на берегу моря, он бы сказал, что это первое дуновение бриза, первые свежие порывы перед надвигающейся бурей. Свежесть — вот в чем все дело.
Вот то главное, ради чего все и вертится.
Детишки находились здесь, что в перерывах между оргазмами выболтала Санчесу его сладкая девочка. Малышей старый лис предпочел держать у себя под носом, а не на какой-нибудь Богом забытой деревне или на заброшенном хуторе, что было бы, безусловно, грамотнее. Хотя после того, что старый лис натворил с Санчесом, ему приходилось рисковать.
— Такие чудные, кудрявые — прелесть. Ну такие трогательные… — говорила его сладкая девочка, пока Санчес любовался ее розовой кожей и вдыхал ее запах. — Живут у нас с няней.
— А почему у вас? — равнодушно спросил Санчес, поглаживая внутреннюю сторону ее бедер.
— Это каких-то папиных знакомых… Не знаю, у нас хорошо. Сосны, озеро. Лучше ж, чем в Москве… Ну что ты делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
* * *
Сказать по правде, Санчес не особо нуждался в том, чтобы ему показывали дом. Уж что-что, а этот дом он знал как свои пять пальцев.
Женушка старого лиса отрекомендовалась Ольгой Андреевной (что, естественно, не оказалось для него новостью) и все же потащила гостя показывать «наши скромные владения». Санчес убедился, что никаких особых перемен в этом доме не произошло и что, проявляя свою неожиданную «благодарность» за гостеприимство, он, как и собирался, начнет действовать с подвального помещения.
Но пока Санчес всецело находился в руках говорливой женушки старого лиса, выслушивая выражения типа «наша фазенда». И конечно, его сладкая девочка уже успела шепнуть маман, что это не просто визит вежливости — известный профессор находится сейчас, так сказать, в затруднительном материальном положении и слышал, что семья знакома с некоторыми ценителями и коллекционерами искусства, и вот уж так вышло, что и ему есть что предложить. Санчес подумал, что это будет самый верный способ объяснить его сладкой девочке причину подобного маскарада. Хотя порой ему и казалось, что она не нуждалась ни в каких объяснениях.
— Восточная Африка, — с видом знатока кивал Санчес. Африканская коллекция, особенно скульптура макондо, произвела на него огромное впечатление.
— Удивительная пластика… Самые вдохновенные скульпторы-резчики живут в Восточной Африке! — не скупился Санчес на слова. — Космос! Куда там Пикассо…
— Ну, я бы не была столь строга к безумному испанцу, — по-светски парировала Ольга Андреевна.
— К испанцам вообще не стоит быть особо строгими, — с готовностью соглашался Санчес.
Не меньшее впечатление на профессора произвела коллекция живописи. У некоторых работ он задерживался, вглядывался пристально, с интересом.
Чувствовался подлинный знаток. Честно говоря, сам профессор произвел на Ольгу Андреевну такое же глубокое впечатление — интеллигент, с манерами аристократа, умница и, видать, по молодости был тем еще сердцеедом… Интересно, что он хочет предложить: картину, какой-нибудь антиквариат?
«Шалунишка», — с забытым чувством подумала Ольга Андреевна, наблюдая за красивыми и неожиданно молодыми руками своего гостя.
— Здесь у нас передвижники, — объясняла Ольга Андреевна. — Этот небольшой этюд — его очень любит Евгений Петрович — настоящий Айвазовский. Но самое главное, конечно, у Евгения Петровича в кабинете.
— Удивительно! Удивительно! — восхищался Санчес.
(«А не рассказать ли тебе, самодовольная гусыня, как сюда попало все это великолепие?» — весело думал Санчес.) Санчес не особо нуждался в том, чтобы ему показывали дом. Три года назад, еще на стадии проектирования, он принимал самое активное участие в его строительстве. И прекрасно знал, что в подвальном помещении, рядом с гаражом, находится комнатка, где, словно в нервный узел, сходятся все средства наблюдения: и внешние — двор, ограждение, — и внутри дома. И так как старый лис находится сейчас «на военном положении» (сам виноват! Что ж теперь делать?), то в этой комнатке, перед мониторами, кто-то есть. Кто-то. Зоркий глаз, всевидящее Око, которое за почти уже месяц устало, обленилось, ибо ничего не происходило, и вот-вот сонно слипнется. Хотя Санчес знал, что рассчитывать на такие подарки не стоит. Еще один охранник в шезлонге во дворе и детина с газонокосилкой.
Возможно, есть еще кто-то, узнаем у нашей разболтавшейся гусыни. Минимум — трое. И это невзирая на вооруженный наряд на КПП и тройную ограду с собаками по внешнему периметру поселка. «Что ж, неглупо, мать его, очень неглупо».
— Пойдемте. Раз уж вас так это заинтересовало, — лепетала маман-гусыня, — покажу вам что-то совсем интересное.
— Вы так добры, — сконфуженно бормотал Санчес и переводил взгляд на свою сладкую девочку.
— Пойдемте. Пойдемте в Женечкин кабинет, — млела гусыня, — мы редко водим туда посторонних. Полагаю, что смогу вас поразить, — добавила она не без кокетства.
Очень мило. Львиную долю этой коллекции Санчес составлял лично. И кое-что здесь принадлежит и ему. Ведь Евгений Петрович никогда не предлагал своих услуг — крупному государственному мужу это как-то вроде не к лицу. За них обоих свои услуги предлагал Санчес. И стоили они дорого. Очень дорого. А если клиент начинал вилять или ему в голову приходили иные неудачные мысли, то такса возрастала в геометрической прогрессии. Какой бы у клиента ни был твердый хребет. Только… с «Континентом» выходил шедевр, и такого скорее всего больше не будет. Санчес превращал их в Номер Один, причем — в послушный Номер Один.
Шедевр, который старый лис испортил. Выходит, кое-что из блестящей коллекции Евгения Петровича Родионова принадлежит и Санчесу. Особенно кое-что, явно неведомое самодовольной гусыне, кое-что, находящееся в стенном металлическом сейфе с цифровой ручкой и с энным количеством степеней защиты — сейфе фирмы «Сentry», рекомендованном сюда все тем же Санчесом. Ай да Санчес, ай да сукин сын! И не забыть повесить сверху гобелен.
Но сейчас не это важно. Совсем не это.
Блестящая коллекция произведений искусства, почтовых марок и африканских тотемных предметов произвела на Санчеса огромное впечатление. Но еще большее впечатление произвело на Санчеса то, что малютки находились тут.
Санчес вышел во двор. Его чужие длинные волосы трепал ветерок, хотя в душном воздухе чувствовалось приближение грозы. Санчес любил это состояние, потому что все пока шло как надо. Санчес уселся в пластиковое ажурное кресло и прикрыл глаза. Ему совершенно не мешал треск газонокосилки. Блаженство полной расслабленности… Санчес вытянул перед собой ноги. Мы делаем последнюю петлю, игра входит в завершающую стадию, финал. Снова подул ветерок. Если б Санчес сидел сейчас на берегу моря, он бы сказал, что это первое дуновение бриза, первые свежие порывы перед надвигающейся бурей. Свежесть — вот в чем все дело.
Вот то главное, ради чего все и вертится.
Детишки находились здесь, что в перерывах между оргазмами выболтала Санчесу его сладкая девочка. Малышей старый лис предпочел держать у себя под носом, а не на какой-нибудь Богом забытой деревне или на заброшенном хуторе, что было бы, безусловно, грамотнее. Хотя после того, что старый лис натворил с Санчесом, ему приходилось рисковать.
— Такие чудные, кудрявые — прелесть. Ну такие трогательные… — говорила его сладкая девочка, пока Санчес любовался ее розовой кожей и вдыхал ее запах. — Живут у нас с няней.
— А почему у вас? — равнодушно спросил Санчес, поглаживая внутреннюю сторону ее бедер.
— Это каких-то папиных знакомых… Не знаю, у нас хорошо. Сосны, озеро. Лучше ж, чем в Москве… Ну что ты делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97