– Хуже, – заверил его водитель, – много хуже. Мой кореш детства однажды по нечаянности в заповедные места сунулся, не будем уточнять, в какие. Еле ушел. Лодку ему из крупнокалиберного пулемета продырявили, ни от кого не таясь, в открытую. Он потом заяву накатал в прокуратуру. И где теперь мой кореш? – Водитель выбросил окурок в окно и ответил на собственный вопрос: – Осужден за браконьерство. Срок тянет. А еще туристы были… Н-да…
– И что с ними? – нарушил тягостное молчание Скиф.
– Были да сплыли, вот и весь сказ. Не пытай меня, паря. Я и так лишнего наговорил. Накипело.
– Спасибо.
– Спасибо в карман не положишь, – проворчал водитель.
– Трогай, – предложил Скиф. – На месте рассчитаюсь.
– А мы давно на месте. Вот он, твой музей. Через дорогу.
Трехэтажное здание из коричневого кирпича имело форму открытой книги с выдранными страницами. Надеясь, что пришедшее на ум сравнение не подтвердится при ближайшем рассмотрении, Скиф щедро расплатился с водителем и выбрался из «Жигулей». Обдав его едким бензиновым выхлопом, машина резво умчалась прочь. Было жарко. Времени, отведенного Скифу, оставалось все меньше, но суетливости в его движениях от этого не появилось. Перебросив сумку через плечо, он скрылся в здании краеведческого музея.
* * *
В директорском кабинете царила прохлада, нагнетаемая одноногим колониальным вентилятором. Воздушный поток трепал бумажные листья на столе и ерошил артистическую шевелюру директора. Казалось, он мчится куда-то на своем кожаном кресле, обдуваемый встречным ветром. Прямоугольные очочки с хлипкой золоченой дужкой выглядели на его лице неуместно. Сюда просились громадные очки мотоциклиста или даже пилота.
– Слушаю вас, – сказал он, водворяя на место мотыляющийся за спиной галстук. Его руки, выложенные на стол, образовали аккуратную башенку из переплетенных пальцев.
Представившись, Скиф вкратце объяснил причину своего визита в краеведческий музей. Еще утром он и сам не подозревал об этом, но теперь пребывал в твердом убеждении, что является старшим младшим сотрудником научно-исследовательского института орнитологии Евгением Николаевичем Сарматовым.
– Очень приятно, – наклонил голову директор. – Павел Павлович Крупицын. Не представляю, право, чем могу быть полезен.
Мэ-нэ-эс Сарматов поспешил заверить его в обратном:
– Можете, еще как можете.
– Хм, – выразил сомнение Крупицын, окинув взглядом футболку и джинсы сидящего напротив визитера. – Уточните, пожалуйста.
– В минувшем году, – вдохновенно произнес Скиф, – мы отправили в ваши края экспедицию. Не стану утомлять вас подробностями, но на одном из островов в районе Волго-Ахтубской поймы сотрудники обнаружили гнездовья розовых фламинго.
– Так-так. Ну и что?
– Они находятся на грани вымирания.
– Сотрудники вашего НИИ? – спросил Крупицин. Шутка показалась ему настолько забавной, что он не преминул осклабиться, демонстрируя здоровые розовые десны.
– Фламинго, – не принял игривого тона Скиф. – Колония этих редкостных птиц находится на острове Рачьем.
– Так-так. Остров Рачий. – Поскучневший Крупицын поправил очки, чтобы они не слетели в процессе качания головой. – Совсем недавно где-то всплывало это название, но где?
– Понятия не имею.
– Я тоже. Чего же вы от меня хотите в таком случае?
– В музее должны храниться карты области.
– Должны. Хранятся. У нас вообще много чего хранится.
Это было произнесено таким тоном, что Скифа осенило: оправа директорских очков не позолоченная, а золотая. Как и элегантные часы на ухоженном запястье. Как и печатка на умеренно волосатом пальце.
Словно бы в задумчивости, Скиф встал и прошелся по кабинету. Двигаясь в направлении окна, он запустил руку в карман джинсов. Повернув обратно, извлек ее со стодолларовой купюрой, зажатой между пальцами.
– Я бы хотел взглянуть на эти карты, – признался он, снова усаживаясь на стул.
– Многие бы хотели, – обронил Крупицын, заботливо протирая очки специальной бархоткой из черепахового футляра.
– Я больше всех.
Улыбнувшись зубастой улыбкой Дэвида Копперфильда, Скиф положил деньги на стол и убрал руку. Подхваченная ветром, купюра была готова спланировать на пол, когда Крупицын сделал неуловимое кошачье движение, в результате которого она чудесным образом исчезла. Потом он поправил галстук, и в нагрудном кармане его легкой летней рубахи зазеленел прямоугольник, которого там прежде не было.
– Так-так, – деловито произнес Крупицын, – мне импонирует ваша настойчивость. Вот если бы все в стране проявляли подобную инициативу, представляете, как бы мы зажили? Не хуже, чем в Швейцарии.
– Лучше, – возразил Скиф, – значительно лучше.
– Я и говорю. – Обратив порозовевшее лицо к двери, Крупицын повысил голос: – Людмила Васильевна! Зайдите-ка на минутку.
Людмила Васильевна – двадцатилетняя дурында на непомерных каблуках – не замедлила заглянуть в кабинет из приемной:
– Да, Пал Палыч?
– Мне срочно нужна подшивка топографических карт области. Позвоните в архив, пусть принесут. Отснимите на ксероксе все, относящееся к острову Щучьему…
– Рачьему, – вставил Скиф.
– Я и говорю: Рачьему, – важно произнес Крупицын. – Копии мне на стол. Идите. – Отпустив секретаршу взмахом руки, Крупицын по-приятельски подмигнул Скифу. – Некоторым барышням ноги заменяют мозги, но Людочка от этого только выигрывает. Между нами говоря, – понизив голос, он упал грудью на стол, – мы своим коллективом тоже совершаем экспедиции на острова. Места у нас сказочные, совершенно необыкновенные места. Один воздух чего стоит. – Ноздри Крупицына раздулись. – Первозданный рай! Главная изюминка – полное отсутствие людей. Хоть голышом купайся. Красота… Кр-расота-а!
– Ну, это смотря кто купается, – рассудительно заметил Скиф.
Крупицын, подобно токующему глухарю, его не расслышал.
– Барханы, – восклицал он, – тополиные леса, заросли ветлы, заливные луга, отмели из чистейшего песка. Нагуляешься, нажаришься на солнце, напотеешься и – в воду – бултых! А за протокой, рукой подать, белые цапли… и громадные сомы всплескивают… и чайки, ах! – Описывая прелести астраханских островов, Крупицын помогал себе жестами, показывая руками и птиц, и рыб, и даже еще что-то непонятное, но явно впечатляющее. – Камыши стеной стоят. Пробираешься по ним, как по джунглям, честное слово! А стебли так и хлещут по телу, так и хлещут! Получи порцию розог!
Скиф живо представил себе охаживаемого розгами директора и подумал, что в обязанности секретарши Людочки входит не только купание голышом, но и выполнение некоторых других прихотей руководства, весьма специфических.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69