Они были серьезны в те дни, молодые люди, что собирались в комнате
профессора Тадеуша Лечона выпить крепкого чая и подбросить ему проблему
для обсуждения. Между облегчением от того, что война закончилась, не
нанеся вреда лично им, озабоченностью по поводу будущего и возмущением от
перспективы чужеземного правления оставалось мало места для свойственного
старшекурсникам многословия и тщеславия.
Что-то должно произойти, думали они.
- Чем бы это ни было, - сказал Тадеуш Лечон, - я уверен, что это
никак нельзя назвать трусостью. - Он наклонил большую лысую голову к чашке
с чаем цвета старого ботинка, качнув позолоченными серьгами, и шумно
отхлебнул, глядя на Фредерика Мерриана.
Фред Мерриан, второкурсник с волосами цвета песка и с беличьими
зубами, взглянул на профессора с благодарностью, но продолжал выглядеть
вызывающе. Он был в цивильном костюме. На Бэлдвине Доулинге же была новая
с иголочки форма американской армии. Столь новой она была по той причине,
что к тому моменту, когда Доулинг добрался до своей части в Лос-Анжелесе,
война уже закончилась, и ему велели возвращаться домой, бесплатно и любым
транспортом. Он выбрал ближайший авиарейс на Филадельфию.
Лечон продолжил:
- Это, скорее, пример убеждения большинства думающих молодых людей в
том, что проблемы человечества ДОЛЖНЫ иметь решение. Если взять эти
проблемы как таковые, то нельзя доказать, что любая из них н е имеет
решения, то есть примерно так, как Абель доказал, что решение уравнений
пятой степени алгебраически невозможно. Поэтому эти молодые люди пробуют
одну идею за другой; это могут быть адренализм, или анархо-коммунизм, или
нео-паганизм. В вашем случае это непротивление. Возможно, то, что они
делают, хорошо...
- Но... - не выдержал Фред Мерриан.
Лечон взмахом руки остановил нетерпеливо рвущийся наружу поток
аргументов.
- Мы уже прошли через все это раньше. Когда-нибудь вы устанете от
власти центаврианцев и присоединитесь к другому движению с такими же
непрактичными идеалами. Наш центаврианин рыскает по университетскому
городку. он может заглянуть к нам. Пусть лучше Бэлдвин расскажет, что он
про них узнал.
- Да, как они выглядят? - спросил Мерриан.
- Они очень похожи на людей, - сказал Бэлдвин Доулинг. - Только очень
большие. Мне кажется, что исходная группа колонистов, что отправилась к
Проксиме Центавра, состояла из людей очень высокого роста. У них какие-то
странные манеры, словно внутри стоит часовой механизм. Вы никогда не
станете с Бозо приятелями.
Артур Хси улыбнулся идиотской улыбкой. Его полное имя было Хси А-Цзе,
и он вовсе не был идиотом.
- Я проехал полмира, чтобы учиться там, где нет Бозо. Выходит, я
уехал недостаточно далеко.
- Ничего не слышали о том, что делается в Китае? - спросил Доулинг.
- Бозо по горло заняты, пытаясь сделать всех такими же эффективными и
неподкупными, как они сами. Может быть, они и величайшие воины, но они не
знают Китая. Мой отец пишет...
- Т-с-с-с! - прошипел Лечон, и на его большом раскрасневшемся лице
появилось выражение тревоги. - Кажется, это наш центаврианин. - Наступила
неуютная пауза; ни у кого не хватало духа продолжить разговор, хотя
супермен и не вошел. наконец Лечон продолжил: - Все, с кем я говорил,
считают, что эта война представлялась совершенно невозможной. Но если вы
вспомните историю, джентльмены, то увидите, что ничто уже не ново. В 1241
году венграм и в голову не могло прийти, что у монголов есть такие вещи,
как дивизионная структура армии и система сигнализации. Поэтому венгров
разбили. Наше правительство и думать не думало, что у центавриан есть
окислительный луч и самолеты с пушками 15-сантиметрового калибра. Поэтому
они разбили нас. Вы поняли мою мысль. Звуки всегда отличаются, но ноты
остаются очень похожими.
Он снова замолк и прислушался. Послышались приближающиеся тяжелые
шаги. Кто-то постучал. Профессор истории отозвался и в комнату вошел
центаврианин.
- Мое имя Джаггинс, - произнес он металлическим голосом. У
тридцатилетнего на вид центаврианина были выступающая челюсть, высокие
скулы и оттопыренные уши. На нем была непривычная сливового цвета форма
центаврианцев - потомков тех твердых духом землян, что колонизировали
планету возле Проксимы Центавра, выдержали в течение трех поколений битву
с враждебной природой и еще более враждебными туземцами, и в конце концов
нахлынули обратно на Землю добрых пятьдесят лет назад. Им отдали всю
Австралию, и их наука превратила этот второй наиболее бесполезный
континент в самый продуктивный район мира. Трудное пребывание на другой
планете сделало их в чем-то более, а в чем-то менее людьми. Теперь они
правили всей Землей.
- Привет, мистер Джагг... - начал Доулинг.
Центаврианин прервал его:
- Не говорите "мистер", когда разговариваете с центаврианцем. Меня
зовут Джаггинс.
- Вы не присядете? - пригласил Лечон.
- Сяду. - Бозо поджал длинные ноги и уселся, ожидая, пока кто-нибудь
заговорит.
Наконец Доулинг спросил:
- Как вам понравился Филли?
- Вы имеете в виду Филадельфию?
- Да, конечно.
- Тогда, будьте добры, так и говорите. мне он совсем не понравился.
Это грязный, коррумпированный и неэффективный город. Но мы все устроим.
Вам будет лучше, если вы станете с нами сотрудничать. Мы дадим вам гораздо
более здоровую жизнь, чем вы можете себе представить. - Он закончил с
некоторым затруднением, словно произносить более одной фразы подряд было
ему непривычно.
Даже Доулинг, который хотя и был местным жителем, не отягощал себя
избытком гордости за родной город, был шокирован такой прямотой.
- Да, вижу, вы не привыкли ходить вокруг да около, - пробормотал он.
- Думаю, я понял смысл вашего жаргонного выражения. Мы приучены
говорить правду. - После такой фразы у всех возникло чувство, будто
говорить правду - самое неприглядное занятие.
- Надеюсь, - вступил в разговори Хси, - что вы сделаете что-нибудь с
водопроводом. сегодня утром, когда я открыл кран, то прежде чем пошла вода
я получил живого угря, резиновую прокладку двенадцатого размера и кубометр
хлора.
Бозо вперил в него ледяной взгляд.
- Молодой человек, это беспардонное преувеличение. Такой кусок резины
не может пройти через водопроводную трубу.
- Он не говорил этого всерьез, - беспомощно отозвался Лечон,
заговорив из-за эмоционального напряжения с польским акцентом.
Джаггинс перевел взгляд.
- Я понял. Это то, что вы называете шуткой, верно?
1 2 3 4 5 6