А я завидовал тому, что ты вырос в прекрасном особняке, в богатстве, тогда как моя семья полностью зависела от твоей. Ну, кто из нас быстрее напился?
— Ты мой самый лучший на свете друг.
— И вы знаете, что это взаимно, сенатор.
— Самое замечательное, что ты никогда меня ни о чем не просил. А ведь тебе, черт возьми, известно, что я заседаю в двух комитетах, которые могли бы помочь решению твоих вопросов.
— Знаешь, как-то устал выступать в роли просителя.
— Ты такой один-единственный во всем городе, — усмехнулся Уорд.
— Скажем так: сегодня твоя дружба для меня особенно важна.
Уорд сказал совсем тихо:
— Никогда прежде не говорил тебе этого, но речь, которую ты произнёс на похоронах моей матери, глубоко тронула меня. Клянусь, в тот момент я подумал, что ты понимал эту женщину куда лучше, чем я.
— О, она была поистине замечательной, великой женщиной! Так многому меня научила. И заслужила куда более возвышенных прощальных слов. Я и половины не сказал того, что должен был сказать.
Уорд опустил глаза.
— Если бы отчим просто промотал наше семейное состояние, но не лез бы в бизнес, мы могли бы сохранить имение. И он бы не застрелился. Тогда, возможно, мне не пришлось бы разыгрывать роль сенатора все эти годы. Начал бы своё дело, создал бы какой-нибудь трастовый фонд и...
— Если бы все люди играли по твоим правилам, Расти, — перебил его Бьюканан, — наша страна процветала бы.
— Я не напрашивался на комплимент. Однако все равно спасибо.
Бьюканан забарабанил пальцами по столу.
— А знаешь, пару недель назад я навестил наше старое гнездо.
Уорд удивлённо вскинул на него глаза:
— С чего бы это?
Бьюканан пожал плечами:
— Ну, не специально. Просто оказался неподалёку, и выкроилось немного свободного времени. Там почти ничего не изменилось. Все так же красиво.
— Не был со времён колледжа. Даже не знаю, кто там теперь владельцы.
— Какая-то молодая пара. Видел женщину и ребятишек, играющих на лужайке перед домом. Какой-нибудь банкир по инвестициям или интернетовский магнат. Сегодня у тебя десять баксов в кармане и одна блестящая идея, завтра ты владелец могущественной корпорации с прибылью в сотни миллионов долларов.
Уорд приподнял бокал:
— Господь да благословит Америку.
— Если бы у меня тогда были деньги, твоя мать не потеряла бы дом.
— Знаю, Дэнни.
— Но ничего просто так не бывает, Расти. Ты ведь сам только что говорил, что мог бы и не пойти в политику. И сделал бы блистательную карьеру. Ведь ты у нас «верующий».
Уорд улыбнулся:
— Меня всегда страшно интриговала эта твоя классификационная система. Скажи, а у тебя где-нибудь она записана? Хотелось бы сравнить с собственными выводами о моих высокопоставленных коллегах.
Бьюканан похлопал себя по лбу:
— Все здесь.
— И все эти сокровища хранятся в голове одного человека? Вот жалость!
— Да ты и без этого обо всех все знаешь, — сказал Бьюканан и добавил: — Интересно, что тебе известно обо мне?
Уорда, похоже, удивил этот вопрос.
— Только не говори, что величайший в мире лоббист вдруг усомнился в своих доблестях! Думаю, в биографическом романе о Дэниеле Дж. Бьюканане непременно напишут о его непоколебимой уверенности, энциклопедической образованности, остром уме и фантастическом чутьё, позволяющем видеть насквозь всех политиканов, замечать их слабости, использовать их и прочее, прочее.
— У каждого есть сомнения, Расти. Даже у таких людей, как ты и я. Именно поэтому мы все ещё на плаву. Вечно в каком-то дюйме от края пропасти. И можем погибнуть в любую минуту, стоит только потерять бдительность.
Бьюканан произнёс это таким тоном, что улыбка исчезла с лица сенатора.
— Есть о чем рассказать? — тихо спросил он.
— Ни за что и никогда. — Бьюканан как-то странно улыбнулся. — Стоит только начать говорить обо всех своих постыдных секретах и тайнах, и конца края этому не будет. Тебе первому надоест. И потом, я слишком стар для этого.
Уорд окинул старого своего друга испытующим взглядом:
— Что заставляет тебя делать это, Дэнни? Ведь не из-за денег же, верно?..
Бьюканан кивнул:
— Если бы я занимался этим исключительно ради долларов, меня бы стёрли с лица земли лет десять назад. — Он залпом допил все, что оставалось в бокале, и покосился на дверь, через которую только что вошли новые посетители: посол Италии со свитой, несколько высокопоставленных чиновников с Капитолия, пара сенаторов и три женщины в коротких чёрных платьях, выглядевшие так, словно их наняли на этот вечер, что вполне могло оказаться правдой. В «Монокле» собралось столько важных персон, что просто плюнуть было некуда. И все они жаждали властвовать над миром. Им ничего не стоило сожрать тебя дочиста, не оставить ничего, а потом начать называть своим другом. Бьюканан слишком хорошо знал слова этой песни.
Он взглянул на старую фотографию на стене. Со снимка на него смотрел лысый мужчина с крючковатым носом, кислым выражением лица и злобными глазками. Он давно уже умер, но некогда на протяжении десятилетий был одним из самых могущественных людей в Вашингтоне. И все его страшно боялись. Власть и страх всегда ходят здесь рука об руку.
Теперь же Бьюканан даже не мог вспомнить имени этого человека. Разве это не о многом говорит?..
Уорд поставил бокал на стол.
— Кажется, я догадываюсь. Год от года твои дела принимали все более яркую благотворительную окраску. Ты решил один спасти этот мир, до которого нет дела почти никому. Ты единственный знакомый мне лоббист, который занимается этим.
Бьюканан покачал головой:
— Нищий мальчишка-ирландец, который вытянул себя из нищеты за шнурки собственных ботинок, сколотил немалое состояние, а потом потратил лучшие годы на помощь менее удачливым? Черт побери, Расти! Клянусь, мной двигал скорее страх, нежели альтруизм.
Уорд окинул его любопытным взглядом:
— Как прикажешь понимать?
Бьюканан выпрямился, сложил ладони, откашлялся. Он никогда никому прежде не говорил этого. Даже Фейт. Возможно, просто пришло время. Да, он может показаться безумцем, но Расти должен знать. И он никому не расскажет.
— Меня всегда преследовал этот сон. В нем Америка становилась все богаче и богаче, все больше жирела. Страна, где спортсмен получает сотню миллионов долларов за то, что гоняет по полю мяч, где кинозвезда получает двадцать миллионов за съёмку в дурацком фильме, а модель — десять миллионов за то, что разгуливает по подиуму полуголая. Где девятнадцатилетний сопляк способен запросто сколотить миллиардное состояние, торгуя на бирже с помощью Интернета вещами, без которых прекрасно можно обойтись... — Бьюканан на секунду умолк, перевёл дух. — Страна, где лоббист зарабатывает столько, что вполне может позволить себе купить собственный самолёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Ты мой самый лучший на свете друг.
— И вы знаете, что это взаимно, сенатор.
— Самое замечательное, что ты никогда меня ни о чем не просил. А ведь тебе, черт возьми, известно, что я заседаю в двух комитетах, которые могли бы помочь решению твоих вопросов.
— Знаешь, как-то устал выступать в роли просителя.
— Ты такой один-единственный во всем городе, — усмехнулся Уорд.
— Скажем так: сегодня твоя дружба для меня особенно важна.
Уорд сказал совсем тихо:
— Никогда прежде не говорил тебе этого, но речь, которую ты произнёс на похоронах моей матери, глубоко тронула меня. Клянусь, в тот момент я подумал, что ты понимал эту женщину куда лучше, чем я.
— О, она была поистине замечательной, великой женщиной! Так многому меня научила. И заслужила куда более возвышенных прощальных слов. Я и половины не сказал того, что должен был сказать.
Уорд опустил глаза.
— Если бы отчим просто промотал наше семейное состояние, но не лез бы в бизнес, мы могли бы сохранить имение. И он бы не застрелился. Тогда, возможно, мне не пришлось бы разыгрывать роль сенатора все эти годы. Начал бы своё дело, создал бы какой-нибудь трастовый фонд и...
— Если бы все люди играли по твоим правилам, Расти, — перебил его Бьюканан, — наша страна процветала бы.
— Я не напрашивался на комплимент. Однако все равно спасибо.
Бьюканан забарабанил пальцами по столу.
— А знаешь, пару недель назад я навестил наше старое гнездо.
Уорд удивлённо вскинул на него глаза:
— С чего бы это?
Бьюканан пожал плечами:
— Ну, не специально. Просто оказался неподалёку, и выкроилось немного свободного времени. Там почти ничего не изменилось. Все так же красиво.
— Не был со времён колледжа. Даже не знаю, кто там теперь владельцы.
— Какая-то молодая пара. Видел женщину и ребятишек, играющих на лужайке перед домом. Какой-нибудь банкир по инвестициям или интернетовский магнат. Сегодня у тебя десять баксов в кармане и одна блестящая идея, завтра ты владелец могущественной корпорации с прибылью в сотни миллионов долларов.
Уорд приподнял бокал:
— Господь да благословит Америку.
— Если бы у меня тогда были деньги, твоя мать не потеряла бы дом.
— Знаю, Дэнни.
— Но ничего просто так не бывает, Расти. Ты ведь сам только что говорил, что мог бы и не пойти в политику. И сделал бы блистательную карьеру. Ведь ты у нас «верующий».
Уорд улыбнулся:
— Меня всегда страшно интриговала эта твоя классификационная система. Скажи, а у тебя где-нибудь она записана? Хотелось бы сравнить с собственными выводами о моих высокопоставленных коллегах.
Бьюканан похлопал себя по лбу:
— Все здесь.
— И все эти сокровища хранятся в голове одного человека? Вот жалость!
— Да ты и без этого обо всех все знаешь, — сказал Бьюканан и добавил: — Интересно, что тебе известно обо мне?
Уорда, похоже, удивил этот вопрос.
— Только не говори, что величайший в мире лоббист вдруг усомнился в своих доблестях! Думаю, в биографическом романе о Дэниеле Дж. Бьюканане непременно напишут о его непоколебимой уверенности, энциклопедической образованности, остром уме и фантастическом чутьё, позволяющем видеть насквозь всех политиканов, замечать их слабости, использовать их и прочее, прочее.
— У каждого есть сомнения, Расти. Даже у таких людей, как ты и я. Именно поэтому мы все ещё на плаву. Вечно в каком-то дюйме от края пропасти. И можем погибнуть в любую минуту, стоит только потерять бдительность.
Бьюканан произнёс это таким тоном, что улыбка исчезла с лица сенатора.
— Есть о чем рассказать? — тихо спросил он.
— Ни за что и никогда. — Бьюканан как-то странно улыбнулся. — Стоит только начать говорить обо всех своих постыдных секретах и тайнах, и конца края этому не будет. Тебе первому надоест. И потом, я слишком стар для этого.
Уорд окинул старого своего друга испытующим взглядом:
— Что заставляет тебя делать это, Дэнни? Ведь не из-за денег же, верно?..
Бьюканан кивнул:
— Если бы я занимался этим исключительно ради долларов, меня бы стёрли с лица земли лет десять назад. — Он залпом допил все, что оставалось в бокале, и покосился на дверь, через которую только что вошли новые посетители: посол Италии со свитой, несколько высокопоставленных чиновников с Капитолия, пара сенаторов и три женщины в коротких чёрных платьях, выглядевшие так, словно их наняли на этот вечер, что вполне могло оказаться правдой. В «Монокле» собралось столько важных персон, что просто плюнуть было некуда. И все они жаждали властвовать над миром. Им ничего не стоило сожрать тебя дочиста, не оставить ничего, а потом начать называть своим другом. Бьюканан слишком хорошо знал слова этой песни.
Он взглянул на старую фотографию на стене. Со снимка на него смотрел лысый мужчина с крючковатым носом, кислым выражением лица и злобными глазками. Он давно уже умер, но некогда на протяжении десятилетий был одним из самых могущественных людей в Вашингтоне. И все его страшно боялись. Власть и страх всегда ходят здесь рука об руку.
Теперь же Бьюканан даже не мог вспомнить имени этого человека. Разве это не о многом говорит?..
Уорд поставил бокал на стол.
— Кажется, я догадываюсь. Год от года твои дела принимали все более яркую благотворительную окраску. Ты решил один спасти этот мир, до которого нет дела почти никому. Ты единственный знакомый мне лоббист, который занимается этим.
Бьюканан покачал головой:
— Нищий мальчишка-ирландец, который вытянул себя из нищеты за шнурки собственных ботинок, сколотил немалое состояние, а потом потратил лучшие годы на помощь менее удачливым? Черт побери, Расти! Клянусь, мной двигал скорее страх, нежели альтруизм.
Уорд окинул его любопытным взглядом:
— Как прикажешь понимать?
Бьюканан выпрямился, сложил ладони, откашлялся. Он никогда никому прежде не говорил этого. Даже Фейт. Возможно, просто пришло время. Да, он может показаться безумцем, но Расти должен знать. И он никому не расскажет.
— Меня всегда преследовал этот сон. В нем Америка становилась все богаче и богаче, все больше жирела. Страна, где спортсмен получает сотню миллионов долларов за то, что гоняет по полю мяч, где кинозвезда получает двадцать миллионов за съёмку в дурацком фильме, а модель — десять миллионов за то, что разгуливает по подиуму полуголая. Где девятнадцатилетний сопляк способен запросто сколотить миллиардное состояние, торгуя на бирже с помощью Интернета вещами, без которых прекрасно можно обойтись... — Бьюканан на секунду умолк, перевёл дух. — Страна, где лоббист зарабатывает столько, что вполне может позволить себе купить собственный самолёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110