А о Горбачеве пишут походя, иронически, с насмешками, с издевательским снисхождением. Уже не предъявляют претензий и не бросают обвинений.
Так вот… Я больше всего боялся, что М. С. будет хвататься за остатки власти и положения. Не сумел он вовремя и красиво уйти. И когда общаешься с ним, наблюдаешь, как он уверенно держится с иностранными собеседниками, говорит с ними (по стилистике, манере!) так же, как и год-два назад, не знаешь, что думать: то ли натура такая, то ли чувство самосохранения, то ли играет хорошо.
Между тем, если Экономическое соглашение заключили еле-еле, то Союзному договору не бывать… И Центр исчезнет. Ельцин претендует на роль «президента-координатора». Он заявил публично, что будет отчислять в союзный бюджет только на содержание Министерства обороны, атомной энергетики, железнодорожного транспорта. Даже МИДа «среди них» нет!
На президентскую службу тем более давать не будет. Правда, Ревенко мне сказал, что уже создал «фирмы», которые качают валюту, и прожить президентскому аппарату пока можно будет. Но это же нонсенс: президент «великой державы» существует за счет почти подпольного бизнеса!
Вчера восстановлены дипломатические отношения с Израилем. Это действительно было бы событие, если бы оставался Союз… Впрочем, Россия переймет. Назначена конференция по Ближнему Востоку в Мадриде. М. С. поедет… В то время как у нас самих каждый день режут друг друга — в Карабахе, в Осетии, в Чечне, в Грузии и т. д.
Пора на работу. Стоит очень теплая погода — больше 14-15¤ С днем. Но сегодня дождь. Люблю такие осенние дни.
Бианка «засиживает» меня до позднего часу. Изнываю… Засыпаю на полуфразе. А ей хоть бы что — болтает, болтает на своем русско-итальянском волапюке… Из-за нее недосыпаю, во всяком случае «недочитываю» того, что обычно оставлял к ночи перед сном.
20 октября
Вчера был «своеобразный» день. Я пошел на работу почти уверенный, что придется «сидеть» вместе с М. С. над выступлением при открытии Верховного Совета (в понедельник). Шах еще с вечера дал мне текст, где были соединены куски по разным темам, готовившиеся разными людьми. Впрочем, как он мне сказал, Медведев и Ожерельев так и не дали экономический кусок. Так что текст состоял из «правовой» части (Шах), моей (внешняя политика нового Союза) и импровизации шаховских ребят на социально-экономические темы.
Я прошелся по всему и много направил, убирая выпады против кого бы то ни было (Украина, Грузия…), а главным образом — «читание морали», нравоучения и поучения в горбачевском, правда, стиле. Время их прошло. Отдал Шаху.
М. С. с 12.00 занимался опять не своим делом: собирал предпринимателей и трудовые коллективы, чтоб учить, как им жить дальше.
Казалось бы: отдал все в республики, в ассоциации и корпорации, и пусть все идет «другим чередом», пусть они несут ответственность. Нет, руки чешутся поруководить всем и вся, как в былое время, с которым он сам сознательно и покончил. И в этом как раз его историческая заслуга.
Кстати, в «Культуре» (меня предупредил редактор Альберт Беляев) на 1,5 полосы опус: «Кто же такой Горбачев?» — психоаналитическое (по Фрейду) эссе о личности, о мотивах деятельности Горбачева. Написал медик-психотерапевт. Написано «красиво»… И я, который (в отличие от автора), знает Горбачева вблизи, согласен с ним на 90 %. Номер за 19 октября 1991 года .
Часам к трем, однако, узнаю, что М. С. уже засел с Яковлевым и Шахом за работу над текстом. Меня, значит, «не сочли»…
Да, забыл: в пятницу был у меня Бруно Малое. Тот самый — зам. зав., потом зав. международным отделом СЕПГ, мелькавший на экранах с Хонеккером в качестве переводчика. Теперь в свои 55 лет «доживает» в аппарате ПДС в Берлине. Жаловался, что не все прежние друзья, с которыми столько лет укрепляли международное коммунистическое движение, захотели с ним видеться. Поговорили о жизни, о перестройке, о былом — знакомы-то лет 20 с лишним. О том, что делали, понимая абсурдность дела, тупиковость; о том, в частности, как Пономарев собирал пятерку соцстран на своем уровне и учил их, как давать отпор то итальянцам и французам с их «еврокоммунизмом», то — румынам (помню, в Польше, ночью под Варшавой в каком-то старом замке времен Мицкевича втайне от румынской делегации сидели — сговаривались!)… Бруно все понимает и не стал спорить, когда я «обосновывал» неизбежность того, что произошло… Как и естественность зарождения ревизионизма в таких звеньях, как международные отделы ЦК… Ибо мы-то знали мир и знали, что никто на нас не нападет, знали и то, что такое на самом деле МКД и что дело его дохлое… Недаром же и в СЕПГ и особенно в аппарате ЦК КПСС международников еще со времен Трапезникова считали ревизионистами и терпели только потому, что без них «технически» невозможно было поддерживать отношения с компартиями и держать их в своем «обозе».
Бруно говорит, что жильцы дома, где он живет, относятся по-человечески. Женю (она киевлянка у него) успокаивают: мол, ну, пожили с привилегиями, проживете и без них, мы же жили!! И это немцы. Но, наверное, и потому, что Бруно «хороший человек», не злоупотреблял своей близостью с Хонеккером и своим положением.
Поехать бы как-нибудь на недельку «в деревню» с Людой!! Как в кино!..
Был вчера такой разговор с Ревенко. Я ему накануне написал записку о своем «аппарате»: женщинах, консультантах, которые вот уже второй месяц сидят друг на друге в 14-метровой комнате, о Брутенце: что он не может быть моим замом и его надо куда-то определить — «по типу» Загладина.
Он мне по пунктам ответил. Но существенно для меня следующее: последний пункт был такой — «Как Черняева-то теперь называть?» То есть с учетом того, что Шаха сделали государственным советником, а я отказался, но обусловил, что не хочу оставаться на уровне Егорова или Ожерельева (Ревенко согласен: я, говорит, даже не знаю, чем они занимаются. Поручение М. С. дает только двоим: вам и Шаху… Я ему, т. е. Горбачеву: у вас 18 помощников и советников, а я, руководитель аппарата президента, не ведаю, что они делают!). Ревенко предложил: давайте назначим Черняева «специальным помощником по международным вопросам» и еще одного — помощником «специально по проблемам безопасности». М. С. отмолчался. Ну, вы, говорит Ревенко, лучше меня, наверное, понимаете, что означает такая его реакция. Я еще раз повторил свое предложение, но он перевел разговор на другую тему.
Какие выводы? А такие, что были мы, как любят говорить Яковлев и Шахназаров, — «в писарях» (а точнее, если по-старорусски, в дьяках). В этом качестве мы ему и нужны…
Это почти все. В кадровых делах он меня не признавал и не признает. А сколько можно было бы «предотвратить»! В подходе к политическим вопросам (даже — международным!) «прислушивается», и то не всегда и не полностью, а если и учитывает, то с опозданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Так вот… Я больше всего боялся, что М. С. будет хвататься за остатки власти и положения. Не сумел он вовремя и красиво уйти. И когда общаешься с ним, наблюдаешь, как он уверенно держится с иностранными собеседниками, говорит с ними (по стилистике, манере!) так же, как и год-два назад, не знаешь, что думать: то ли натура такая, то ли чувство самосохранения, то ли играет хорошо.
Между тем, если Экономическое соглашение заключили еле-еле, то Союзному договору не бывать… И Центр исчезнет. Ельцин претендует на роль «президента-координатора». Он заявил публично, что будет отчислять в союзный бюджет только на содержание Министерства обороны, атомной энергетики, железнодорожного транспорта. Даже МИДа «среди них» нет!
На президентскую службу тем более давать не будет. Правда, Ревенко мне сказал, что уже создал «фирмы», которые качают валюту, и прожить президентскому аппарату пока можно будет. Но это же нонсенс: президент «великой державы» существует за счет почти подпольного бизнеса!
Вчера восстановлены дипломатические отношения с Израилем. Это действительно было бы событие, если бы оставался Союз… Впрочем, Россия переймет. Назначена конференция по Ближнему Востоку в Мадриде. М. С. поедет… В то время как у нас самих каждый день режут друг друга — в Карабахе, в Осетии, в Чечне, в Грузии и т. д.
Пора на работу. Стоит очень теплая погода — больше 14-15¤ С днем. Но сегодня дождь. Люблю такие осенние дни.
Бианка «засиживает» меня до позднего часу. Изнываю… Засыпаю на полуфразе. А ей хоть бы что — болтает, болтает на своем русско-итальянском волапюке… Из-за нее недосыпаю, во всяком случае «недочитываю» того, что обычно оставлял к ночи перед сном.
20 октября
Вчера был «своеобразный» день. Я пошел на работу почти уверенный, что придется «сидеть» вместе с М. С. над выступлением при открытии Верховного Совета (в понедельник). Шах еще с вечера дал мне текст, где были соединены куски по разным темам, готовившиеся разными людьми. Впрочем, как он мне сказал, Медведев и Ожерельев так и не дали экономический кусок. Так что текст состоял из «правовой» части (Шах), моей (внешняя политика нового Союза) и импровизации шаховских ребят на социально-экономические темы.
Я прошелся по всему и много направил, убирая выпады против кого бы то ни было (Украина, Грузия…), а главным образом — «читание морали», нравоучения и поучения в горбачевском, правда, стиле. Время их прошло. Отдал Шаху.
М. С. с 12.00 занимался опять не своим делом: собирал предпринимателей и трудовые коллективы, чтоб учить, как им жить дальше.
Казалось бы: отдал все в республики, в ассоциации и корпорации, и пусть все идет «другим чередом», пусть они несут ответственность. Нет, руки чешутся поруководить всем и вся, как в былое время, с которым он сам сознательно и покончил. И в этом как раз его историческая заслуга.
Кстати, в «Культуре» (меня предупредил редактор Альберт Беляев) на 1,5 полосы опус: «Кто же такой Горбачев?» — психоаналитическое (по Фрейду) эссе о личности, о мотивах деятельности Горбачева. Написал медик-психотерапевт. Написано «красиво»… И я, который (в отличие от автора), знает Горбачева вблизи, согласен с ним на 90 %. Номер за 19 октября 1991 года .
Часам к трем, однако, узнаю, что М. С. уже засел с Яковлевым и Шахом за работу над текстом. Меня, значит, «не сочли»…
Да, забыл: в пятницу был у меня Бруно Малое. Тот самый — зам. зав., потом зав. международным отделом СЕПГ, мелькавший на экранах с Хонеккером в качестве переводчика. Теперь в свои 55 лет «доживает» в аппарате ПДС в Берлине. Жаловался, что не все прежние друзья, с которыми столько лет укрепляли международное коммунистическое движение, захотели с ним видеться. Поговорили о жизни, о перестройке, о былом — знакомы-то лет 20 с лишним. О том, что делали, понимая абсурдность дела, тупиковость; о том, в частности, как Пономарев собирал пятерку соцстран на своем уровне и учил их, как давать отпор то итальянцам и французам с их «еврокоммунизмом», то — румынам (помню, в Польше, ночью под Варшавой в каком-то старом замке времен Мицкевича втайне от румынской делегации сидели — сговаривались!)… Бруно все понимает и не стал спорить, когда я «обосновывал» неизбежность того, что произошло… Как и естественность зарождения ревизионизма в таких звеньях, как международные отделы ЦК… Ибо мы-то знали мир и знали, что никто на нас не нападет, знали и то, что такое на самом деле МКД и что дело его дохлое… Недаром же и в СЕПГ и особенно в аппарате ЦК КПСС международников еще со времен Трапезникова считали ревизионистами и терпели только потому, что без них «технически» невозможно было поддерживать отношения с компартиями и держать их в своем «обозе».
Бруно говорит, что жильцы дома, где он живет, относятся по-человечески. Женю (она киевлянка у него) успокаивают: мол, ну, пожили с привилегиями, проживете и без них, мы же жили!! И это немцы. Но, наверное, и потому, что Бруно «хороший человек», не злоупотреблял своей близостью с Хонеккером и своим положением.
Поехать бы как-нибудь на недельку «в деревню» с Людой!! Как в кино!..
Был вчера такой разговор с Ревенко. Я ему накануне написал записку о своем «аппарате»: женщинах, консультантах, которые вот уже второй месяц сидят друг на друге в 14-метровой комнате, о Брутенце: что он не может быть моим замом и его надо куда-то определить — «по типу» Загладина.
Он мне по пунктам ответил. Но существенно для меня следующее: последний пункт был такой — «Как Черняева-то теперь называть?» То есть с учетом того, что Шаха сделали государственным советником, а я отказался, но обусловил, что не хочу оставаться на уровне Егорова или Ожерельева (Ревенко согласен: я, говорит, даже не знаю, чем они занимаются. Поручение М. С. дает только двоим: вам и Шаху… Я ему, т. е. Горбачеву: у вас 18 помощников и советников, а я, руководитель аппарата президента, не ведаю, что они делают!). Ревенко предложил: давайте назначим Черняева «специальным помощником по международным вопросам» и еще одного — помощником «специально по проблемам безопасности». М. С. отмолчался. Ну, вы, говорит Ревенко, лучше меня, наверное, понимаете, что означает такая его реакция. Я еще раз повторил свое предложение, но он перевел разговор на другую тему.
Какие выводы? А такие, что были мы, как любят говорить Яковлев и Шахназаров, — «в писарях» (а точнее, если по-старорусски, в дьяках). В этом качестве мы ему и нужны…
Это почти все. В кадровых делах он меня не признавал и не признает. А сколько можно было бы «предотвратить»! В подходе к политическим вопросам (даже — международным!) «прислушивается», и то не всегда и не полностью, а если и учитывает, то с опозданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99