Это было такое чудесное место, что я без колебаний согласился платить огромную арендную плату. Вилла находилась рядом с пристанью, и в течение трех лет я каждый день курсировал на пароме между Азией и Европой, наблюдая вечно меняющуюся картину туманов, течений, приливов и отливов и летающих над морем буревестников и чаек. Наши турецкие старожилы, конечно, были поражены. Но существует хорошее рабочее правило: где бы ты ни находился, не обращай внимания на старожилов. У меня не было причин сожалеть о выборе своего уединенного жилища. И, между прочим, вскоре моему примеру последовали некоторые сотрудники, одаренные большим воображением.
Моим официальным прикрытием в резидентуре СИС была должность первого секретаря посольства, и здесь я позволю себе сделать небольшое отступление. Я уже упоминал, что прикрытие отдела паспортного контроля, которым пользовались сотрудники СИС, стало широко известно до и во время войны, и поэтому комитет по вопросам реорганизации СИС рекомендовал избегать этого вида прикрытия. С тех пор подавляющее большинство сотрудников СИС, в зависимости от занимаемого ими положения в разведке, при направлении на заграничную работу получали должности первых, вторых или третьих секретарей. В мое время на одном или двух постах в наиболее важных резидентурах, таких, как Париж или Вашингтон, представители СИС удостаивались ранга советника. Некоторые разведчики получали должности простых атташе или референтов. В то же время большинство сотрудников скомпрометировавших себя отделов паспортного контроля, которые занимались оформлением виз, были переименованы в сотрудников по выдаче виз. Большинство из них в настоящее время формально освобождено от выполнения разведывательных функций, хотя на самом деле сотрудничество между этими отделами и представителями СИС имеет место до сих пор.
За переменой формы прикрытия последовало изменение системы символов, использовавшихся для обозначения сотрудников, которые работали в заграничных резидентурах. До реорганизации все страны обозначались двузначным числом. Так, например, Германия — цифрой «12», Испания — «23». Представителям СИС в этих странах присваивалось соответствующее пятизначное число: резидент в Германии имел помер 12000, в Испании соответственно 23000, при этом подчиненные им сотрудники и агенты имели другие пятизначные индексы в рамках 12000 и 23000. Предполагалось, что эта система была скомпрометирована, как и прикрытие отделов паспортного контроля. По этому поводу даже ходила легенда о том, что офицеры абвера в Стамбуле распевали песню: «Zwolfland, Zwolfland uber alles» («Двенадцатая страна, двенадцатая страна превыше всего» (нем.).
— Прим. пер.).
Так или иначе система была полностью изменена. Каждая страна получила теперь символ, состоящий из трех букв алфавита, первой из которых, по неизвестной мне причине, неизменно была буква «В». Так, США получили кодовое обозначение «страна BEE», Турция — «страна BFX». Резидент СИС в каждой стране в добавление к такому буквенному обозначению получил кодовое число «51», а его подчиненные — другие двузначные символы, например, «01», «07» и т. д. Таким образом, оказавшись руководителем резидентуры СИС в Турции, я стал именоваться довольно странно звучащим титулом «BFX-51». Как в рукописи, так и отпечатанный на машинке этот символ казался мне ужасно неприглядным.
Итак, я являлся первым секретарем посольства без установленных обязанностей по линии дипломатического представительства, или, другими словами, «BFX-51», В общей сложности нас насчитывалось пять сотрудников с соответствующим секретарско-техническим персоналом. Кроме способного и общительного заместителя и всегда полного энтузиазма младшего сотрудника (соответственно второй и третий секретари) в составе резидентуры был один шумный русский, бывший белогвардеец, человек потрясающей энергии (атташе). Наконец, был еще заведующий отделом паспортного контроля, подчиненный по визовым делам находящемуся в Лондоне Морису Джеффсу, а по вопросам разведки
— мне. По моей линии он являлся офицером связи с турецкими разведывательными службами. Он считался опытным специалистом по Турции, носил благородную фамилию Уиттол и бегло говорил по-турецки. Однако он был слишком мягок для поддержания связи с турками. Следует сказать несколько слов о секретарше Уиттола, питавшей страсть к кошкам и установившей весьма своеобразную систему хранения дел. Когда я спрашивал у нее тот или иной документ, она невинно отвечала: «Кажется, на нем сидит белая кошка». И клянусь богом, так оно и бывало.
Турецкие специальные службы назывались инспекцией безопасности, и наша разведывательная деятельность в Турции зависела от отношения к ней. Турки знали нас и терпели нашу деятельность при условии, что она будет направлена исключительно против Советского Союза и Балканских стран, а не против Турции. Как будет видно, это условие часто нарушалось. Чтобы заручиться благожелательным отношением инспекции, мы выдавали ее стамбульскому отделению ежемесячные дотации под видом платы за наведение справок по нашим просьбам. Поскольку с точки зрения разведывательной информации мы почти ничего не получали взамен, совершенно ясно, что наши дотации просто шли на увеличение жалованья старшим инспекторам в Стамбуле. Однако игра стоила свеч: она заставляла турок молчать.
Штаб-квартира инспекции находилась в Анкаре, и возглавлял ее в то время опухший, похожий на жабу бюрократ, которого мы называли «дядей Недом». К несчастью, примерно раз в месяц мне приходилось посещать его по делам. Наши встречи вскоре стали бесплодными для обеих сторон. Я начинал обычно с того, что просил помощи для проведения той или иной операции, например для переброски агента из Восточной Турции в Советскую Армению. Он откашливался, шептался с переводчиком, ерзал в кресле и заказывал кофе. Потом предлагал, чтобы я передал ему агента и деньги, а он брался провести операцию и сообщить нам результаты. Со временем я в какой-то степени изучил турецкий язык и стал понимать, что происходит. Эти встречи обычно заканчивались ссорой с моим переводчиком, которого я не мог заставить говорить грубости. У него, конечно, были оправдания: он не был включен в дипломатический список и имел основания опасаться нерасположения «дяди Неда».
Начальника стамбульского отделения инспекции безопасности мы прозвали «тетей Джейн». Он представлял для меня известный интерес, поскольку именно в его районе должна была проходить большая часть моей тайной деятельности. Он никогда не внушал мне тревоги.
Это был добродушный, веселый повеса, интересовавшийся больше всего своим желчным пузырем и, конечно, деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Моим официальным прикрытием в резидентуре СИС была должность первого секретаря посольства, и здесь я позволю себе сделать небольшое отступление. Я уже упоминал, что прикрытие отдела паспортного контроля, которым пользовались сотрудники СИС, стало широко известно до и во время войны, и поэтому комитет по вопросам реорганизации СИС рекомендовал избегать этого вида прикрытия. С тех пор подавляющее большинство сотрудников СИС, в зависимости от занимаемого ими положения в разведке, при направлении на заграничную работу получали должности первых, вторых или третьих секретарей. В мое время на одном или двух постах в наиболее важных резидентурах, таких, как Париж или Вашингтон, представители СИС удостаивались ранга советника. Некоторые разведчики получали должности простых атташе или референтов. В то же время большинство сотрудников скомпрометировавших себя отделов паспортного контроля, которые занимались оформлением виз, были переименованы в сотрудников по выдаче виз. Большинство из них в настоящее время формально освобождено от выполнения разведывательных функций, хотя на самом деле сотрудничество между этими отделами и представителями СИС имеет место до сих пор.
За переменой формы прикрытия последовало изменение системы символов, использовавшихся для обозначения сотрудников, которые работали в заграничных резидентурах. До реорганизации все страны обозначались двузначным числом. Так, например, Германия — цифрой «12», Испания — «23». Представителям СИС в этих странах присваивалось соответствующее пятизначное число: резидент в Германии имел помер 12000, в Испании соответственно 23000, при этом подчиненные им сотрудники и агенты имели другие пятизначные индексы в рамках 12000 и 23000. Предполагалось, что эта система была скомпрометирована, как и прикрытие отделов паспортного контроля. По этому поводу даже ходила легенда о том, что офицеры абвера в Стамбуле распевали песню: «Zwolfland, Zwolfland uber alles» («Двенадцатая страна, двенадцатая страна превыше всего» (нем.).
— Прим. пер.).
Так или иначе система была полностью изменена. Каждая страна получила теперь символ, состоящий из трех букв алфавита, первой из которых, по неизвестной мне причине, неизменно была буква «В». Так, США получили кодовое обозначение «страна BEE», Турция — «страна BFX». Резидент СИС в каждой стране в добавление к такому буквенному обозначению получил кодовое число «51», а его подчиненные — другие двузначные символы, например, «01», «07» и т. д. Таким образом, оказавшись руководителем резидентуры СИС в Турции, я стал именоваться довольно странно звучащим титулом «BFX-51». Как в рукописи, так и отпечатанный на машинке этот символ казался мне ужасно неприглядным.
Итак, я являлся первым секретарем посольства без установленных обязанностей по линии дипломатического представительства, или, другими словами, «BFX-51», В общей сложности нас насчитывалось пять сотрудников с соответствующим секретарско-техническим персоналом. Кроме способного и общительного заместителя и всегда полного энтузиазма младшего сотрудника (соответственно второй и третий секретари) в составе резидентуры был один шумный русский, бывший белогвардеец, человек потрясающей энергии (атташе). Наконец, был еще заведующий отделом паспортного контроля, подчиненный по визовым делам находящемуся в Лондоне Морису Джеффсу, а по вопросам разведки
— мне. По моей линии он являлся офицером связи с турецкими разведывательными службами. Он считался опытным специалистом по Турции, носил благородную фамилию Уиттол и бегло говорил по-турецки. Однако он был слишком мягок для поддержания связи с турками. Следует сказать несколько слов о секретарше Уиттола, питавшей страсть к кошкам и установившей весьма своеобразную систему хранения дел. Когда я спрашивал у нее тот или иной документ, она невинно отвечала: «Кажется, на нем сидит белая кошка». И клянусь богом, так оно и бывало.
Турецкие специальные службы назывались инспекцией безопасности, и наша разведывательная деятельность в Турции зависела от отношения к ней. Турки знали нас и терпели нашу деятельность при условии, что она будет направлена исключительно против Советского Союза и Балканских стран, а не против Турции. Как будет видно, это условие часто нарушалось. Чтобы заручиться благожелательным отношением инспекции, мы выдавали ее стамбульскому отделению ежемесячные дотации под видом платы за наведение справок по нашим просьбам. Поскольку с точки зрения разведывательной информации мы почти ничего не получали взамен, совершенно ясно, что наши дотации просто шли на увеличение жалованья старшим инспекторам в Стамбуле. Однако игра стоила свеч: она заставляла турок молчать.
Штаб-квартира инспекции находилась в Анкаре, и возглавлял ее в то время опухший, похожий на жабу бюрократ, которого мы называли «дядей Недом». К несчастью, примерно раз в месяц мне приходилось посещать его по делам. Наши встречи вскоре стали бесплодными для обеих сторон. Я начинал обычно с того, что просил помощи для проведения той или иной операции, например для переброски агента из Восточной Турции в Советскую Армению. Он откашливался, шептался с переводчиком, ерзал в кресле и заказывал кофе. Потом предлагал, чтобы я передал ему агента и деньги, а он брался провести операцию и сообщить нам результаты. Со временем я в какой-то степени изучил турецкий язык и стал понимать, что происходит. Эти встречи обычно заканчивались ссорой с моим переводчиком, которого я не мог заставить говорить грубости. У него, конечно, были оправдания: он не был включен в дипломатический список и имел основания опасаться нерасположения «дяди Неда».
Начальника стамбульского отделения инспекции безопасности мы прозвали «тетей Джейн». Он представлял для меня известный интерес, поскольку именно в его районе должна была проходить большая часть моей тайной деятельности. Он никогда не внушал мне тревоги.
Это был добродушный, веселый повеса, интересовавшийся больше всего своим желчным пузырем и, конечно, деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72