Вдоль второго этажа шла крытая галерея, уставленная деревьями в кадках. Дикий виноград вился по решётке вдоль стены.
- Уж вы расскажите нашим в деревне, какую роскошь видели! - твердила тётя Эмма. Ей очень хотелось, чтоб её земляки знали, у каких знатных господ она служит. - Ах, мейн готт! Ребята наследят на полу, какие у них грязные башмаки! Снимите их, снимите сейчас!
Башмаки у нас, правда, были мокрые и грязные. Мы сняли их, взяли в руки и пошли на цыпочках в одних чулках. Круглая дырка, как маленькая луна, засверкала на пятке Марты.
- Вот здесь спальня баронессочки! - говорила тётя Эмма, подводя нас к открытому окну, выходившему на галерею.
Там в занавесках розового тюля блестели витые колонки кровати. Розовый диван, розовый ковер - всё было розовое…
- А вот здесь - подарки! - Толстуха спешила к другому окну. - Красиво, правда?
Запахом тепличных цветов пахнуло из окна. Гирлянды цветов свешивались даже с потолка.
- Вот там, на кресле, голубая парча на платье, подарок фрау баронессы. А там - подарок бабушки, серебряный туалет. Смотрите, какое зеркало! А вот на столике - сервиз из саксонского фарфора, весь в позолоте, чего только он стоит! Это подарила графиня Мисбах, она уже сейчас сватает нашу баронессочку за своего сына, графа Морица, вы увидите его на празднике… - не умолкая трещала ключница.
- Пеппо, - прошептала Марта, - взгляни, какие там куклы… ох! - Марта захлебнулась от восторга.
Их было пять. Они сидели в маленьких креслах вокруг столика с маленькой фарфоровой посудой. Их высокие прически были украшены бантами и цветами. Узорные блестящие робы топорщились вокруг неподвижных рук.
- Глаза, ты посмотри глаза - даже с ресницами! - шептала Марта. - А туфельки! А веер в руках у той - в жёлтом! Даже сережки в ушах! А личики какие нежные!
- Из чего они? Верно, не из дерева, - сказал Паскуале.
- Из лайковой кожи, - решил я. - Знаешь, внутри набиты трухой, а сверху раскрашены. Только для театра они не годятся…
- Почему не годятся? Подвяжи нитки - и будут годиться, - заспорил Паскуале.
- Да нет, они ведь мягкие, - значит, ходить плохо будут, - возразил я.
- А вот здесь будет завтрак! - говорила тётя Эмма. Тут послышался во дворе стук колес и звон бубенчиков.
- Едут, едут! - закричала тётя Эмма. - Ступайте, ступайте отсюда!
Во двор уже въезжала маленькая голубая карета, запряженная рыжими лошадками, а за ней, громыхая и блестя, катились другие экипажи.
Мы опрометью бросились с галереи. Паскуале на бегу толкнул меня локтем. Один башмак вырвался у меня из рук и упал в кусты сирени. Я не сразу нашёл его в густой листве, а когда нашёл и оглянулся, на лестницу пёстрой толпой уже всходили гости. Тётя Эмма низко приседала перед ними.
Я сунул ногу в свой мокрый башмак и побежал к павильону.
ГЕНОВЕВА
- Иозеф, погляди, которая из них баронессочка? - шептала Марта. - Мне кажется, вот эта, хорошенькая!
- Да нет же, - спорил Паскуале, - эта в розовом, а толстуха говорила, что та в белом. Вон, вон, какая-то важная пришла, - верно, эта!
- Ох, Пауль, она такая некрасивая, - огорчилась Марта.
В узкую щёлку между синей материей и каменной колонной мы разглядывали зрителей.
Никогда ещё не видал я таких ребят! У девочек на головах, как копны сена, высились прически, приплюснутые сверху шляпкой вроде блюдечка. Их атласные юбки были похожи на бочонки.
На мальчиках топорщились бархатные и парчовые кафтанчики, а на затылках мотались косички, совсем как у взрослых дворян.
- Мсье Дюваль! Мне отсюда не видно! Мсье Дюваль, Фрицци толкается! - кричали они на разные голоса.
Их рассаживал по скамейкам бледный молодой человек с чёрными волосами и высоким лбом.
Впереди вертелась девочка в белом атласном платье. У неё прическа была выше всех, нос длиннее всех носов, а подбородок торчал, как у Пульчинеллы. Это была баронессочка.
- Смотри, смотри, она ущипнула ту, в розовом, и веер у неё отбирает! - волновалась Марта. - Ой, они дерутся! Неужели баронессочка дерётся?
Баронессочка вырвала из рук подруги перистый веер и била её по рукам.
- А этот чёрный подошёл, смотри, уговаривает… Учитель он, что ли… - шептал Паскуале.
- Да, уговоришь её! Видишь, плечом дёрнула и пошла, а веер не отдала… вот злюка!.. - рассуждал я.
- А та, хорошенькая, плачет, - вздохнула Марта.
Лакеи принесли бархатные кресла и поставили их в первый ряд. Баронессочка побежала навстречу высокому старику с лентой через плечо. Он вёл под руку маленькую худую даму с зелёным пером на голове. В ушах у неё болтались длинные серьги, а на морщинистой шее сверкало ожерелье.
Старый дворецкий в рыжей ливрее бросился поправлять подушки на кресле.
Старик с лентой уселся, скривил снисходительной улыбкой губы и приложил лорнет к глазам. Толстая дама в красном, волоча за собой бархатный шлейф, подвела к нему длинного, прыщавого мальчика.
- Мой сын Мориц! - сказала она.
- Этот с лентой - сам герцог! - сказал мейстер Вальтер, глянув в щёлку.
- Ой, - ахнула Марта, - сам герцог! Ой, мне страшно, как я буду водить перед ним Геновеву? - Она побледнела и прижала руки к щекам.
Мейстер Вальтер нахмурился.
- Трусиха! Стыдно тебе! Ты знай свое дело делай, всё равно кто перед тобой: герцог или сам сатана!
Шелка шуршали, перья колыхались, баронессочка обмахивалась веером.
- Начинай! - громким шепотом сказал дворецкий, просунув голову к нам за занавеску, и, вытянувшись, стал в сторонке.
Фрау Эльза ударила по струнам арфы. Я поднял занавес.
- Не уезжай, Зигфрид! Не оставляй меня одну в этом суровом замке! Как я буду тосковать без тебя.
Голос Марты звучал нежно и жалобно. Синеглазая Геновева простирала руки к рыжебородому Зигфриду в серебряном шлеме. А Зигфрид отвечал ей голосом мейстера Вальтера:
- Я иду на войну. Я веду на врагов мое храброе войско. Не грусти, прекрасная Геновева! Мой лучший, мой верный друг Голо будет твоим защитником без меня.
- Клянусь быть рыцарем Геновевы! - воскликнул плосколицый, черноглазый Голо, подняв ручки. Оранжевая подкладка плаща образовала позади него огненный треугольник.
Я вывел белого коня с золотой уздечкой. В последний раз Зигфрид обнял Геновеву и вскочил в седло.
- Ах, сердце мое чует недоброе! - тоскует Геновева и с маленькой башни машет ручкой уезжающему Зигфриду. А коварный Голо уже зовёт своих сообщников и замышляет погубить Геновеву.
Марта разошлась. Голос её окреп. Вот Геновева топает ножкой, гордо откинув голову. Геновева сердится, Геновева негодует. Геновева проклинает Голо за его вероломство. У зрителей, наверное, мурашки бегают по коже, но этого пройдоху Голо ничем не проймешь. Зигфрид далеко. Вот уже палачи ведут в лес Геновеву, чтобы отрубить ей голову.
Геновева плачет, упав на колени. Голубой шлейф тащится за ней по земле. Она протягивает руки к палачам, умоляет пощадить её.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51