А виноват тот, другой, который ехал с ним в грузовике...
— Откуда вам это известно?
— Коля рассказал. Я верю ему!
— Верить людям надо, но нужно и проверять!
— Я не могу этого проверить, но знаю, что он не врет! Чувствую! Без Коли я снова буду несчастна!
— В том происшествии погиб человек. И одного вашего чувства мало, чтобы решить, кто виноват.
— Но ведь коля, если его несправедливо обвинят, погибнет!
— Я пришел в милицию из парторгов не самого маленького завода, чтобы здесь, — он постучал пальцем по столешнице, — теперь не было несправедливых обвинений! Я приложу все свое умение, чтобы не сделать вас несчастной.
— Что ты делаешь? — забыв скомандовать «стоп», врывается в кадр Ефим Давыдович и склоняется над присевшей на краешек стула во время тирады комиссара Эллой. — У тебя реплики звучат... деревянно!
— Такие реплики, — огрызается героиня.
— Что?! — ревет затравленным зверем Давыдович. — Когда тебя утверждали на роль, тебе нравились все реплики! Без исключения!
— Мне неудобно их произносить в такой позе!
— «Неудобно», — передразнивает мэтр, — удобно бывает только в кресле парикмахера! А я — не парикмахер! — И только сейчас, спохватившись, кричит: — Стоп!
Ефим Давыдович сидел на кожаном диване в своем кабинете. Героиня — та самая, которую мы видели на съемках эпизода картины, — почти прижавшись к Давыдовичу, снимала ворсинки с его пиджака букле.
Сева заглянул в кабинет.
— Вызывали?
— Элла, выйди! — скомандовал режиссер.
— Я могу повторить все и при этом наглеце! — повела плечом Элла.
Сева обалдело застыл в двери.
— Разберусь без тебя, выйди, — угрожающе повторил режиссер.
Героиня, исполненная независимости, поднялась и продефилировала мимо Севы, двинув его бедром.
Шеф не предложил ему сесть.
— Ты что себе позволяешь? Ты думаешь, мне сложно тебя выгнать?
Севе хотелось понять причину гнева шефа.
— Ты предлагал Элле поехать к тебе на ночь? — ревел медведем Давыдович.
— Куда?
— К тебе домой! Ждал возле ее подъезда, на Цветном, и предложил!
— Ефим Давыдович, — как можно мягче пояснил Сева, — у меня нет дома.
— Мне — можешь не врать!
—Что тут врать… — Ассистент был неподдельно удручен, и шеф поверил:
— То есть как? Где же ты ночуешь?
— Было время — спал здесь. У вас, на диване...
— Почему прекратил?
— Полундра образовалась...
— Чтоб я этих матросских вульгаризмов не слышал! Можешь говорить так со своими сверстниками! — оборвал мэтр.
— Охрана ночью проверяет. — Сева перевел со сленга на русский.
— Где спишь теперь?
— Где придется. Я поэтому и на вокзале оказался.
— Да? — удивился Давыдович. — Значит, действительно спал на вокзале?
— Действительно.
— А я поразился: вроде бабы на тебя посматривают и вдруг — пошел кадрить на вокзал... Докатился!
Севе было неприятно воспоминание о вокзальном происшествии — он молчал.
— Почему не снимешь комнату?
— На мою зарплату трудно найти даже угол.
— А на ужины в кафе «Националь» зарплаты хватает? — вдруг завелся мэтр, заподозрив, что его морочат.
Севе пришлось расшифровать расходы:
— Шесть рублей — чашка кофе, четыре — миндальное пирожное. В месяц — триста на ужины в «Национале», — Сева начинал заводиться, — остальные пятьсот — на завтраки и обеды в студийном буфете!
— Не жирно. Значит, Элка мне врала про тебя? — спросил шеф без перехода.
— Не знаю, что она говорила, но я ее вижу только на съемках...
— Ну, сука! Ей хочется доказать, что все хотят ее. Ну, сука!.. А ты не скули, — Ефим Давыдович не любил извиняться, но щедрым быть любил, — я помогу тебе. Кажется, ты этого заслуживаешь!
Мелькнули на экране необычные даже для зрителей тогдашнего Дома кино кадры из «Пепла и алмаза».
Герой фильма умирал на помойке.
Киношный народ повалил из зала, обсуждая непривычное зрелище.
Ефим Давыдович сразу засек ладную фигуру Тамары, а потом уже и Севу, который шел рядом, активно внедряя свое мнение о картине.
— Сева! — окликнул мэтр и продолжил, только когда парочка приблизилась к нему: — Не зря я тебе билет в Дом кино дал. У тебя есть вкус... представь.
— Знакомьтесь, — выдавил от неловкости Сева.
— Тамара Фролова. — Она кивнула.
— Ефим Давыдович. — Мэтр первый протянул мягкую ладонь, небрежно бросив Севе: — А ты не промах, может, это самого Фролова дочь?
— Да. Самого, — за Севу ответила Тамара.
Мэтр излишне горячо потряс ее руку и продолжил непривычным для него лебезящим тоном:
— Передайте папе приветы... И напомните: мы встречались, когда я снимал... В его области... Он очень помогал! Скажите, я позвоню его помощнику...
— Я обязательно передам папе, — глядя мимо режиссера, без удовольствия заверила она.
— Пока, Сева. Сам разработай эпизод у ювелирного...
Это задание ошеломило Севу — ничего подобного ему до того не поручалось.
— Сам? А... как вы...
— Ты можешь сам! — воодушевлял Давыдович, — придумай.
— Я попробую...
Шеф почувствовал неуверенность в ответе Севы и не унимался, давя на самолюбие:
— Как у вас во флоте зовут желторотого матроса?
— Вы запретили выражаться на жаргоне.
— Запомнил! — осклабился Давыдович, — а сейчас — разрешаю.
— Салага, — ответил Сева.
— Вот. Ты ведешь себя, как этот самый салага! — засмеялся Давыдович.
— Извините, нас ждут! — Тамара энергично взяла Севу под руку и, кивнув, увела.
У лестницы к гардеробу встретили Певзнера со спутницей. Сева познакомил.
— А ресторан здесь есть? — поинтересовалась Тамара.
— Есть.
— Пойдемте! — предложила она
Сева и Певзнер переглянулись. Тамара не унималась:
— Пойдемте!
Сева согласился и двинулся к дверям ресторана деревянной походкой приговоренного.
Сели за свободный столик.
Сева раскрыл карту и чем дольше изучал ее, тем больше мрачнел; не говоря ни слова, он протянул ее Тамаре. Та ободряюще улыбалась. Когда карта переместилась в руки спутницы Певзнера, Тамара слегка пригнулась...
Он ощутил ее руку на своем колене.
И краем глаза увидел, что в руке Тамары стопочка солидного достоинства купюр.
Ладонь Севы приняла купюры.
Певзнер, изучая меню, наблюдал за этой молчаливой операцией.
Подошла официантка.
— Решили, что будете?
— Решили! — бодро откликнулся Сева, — обязательно омлет-сюрприз. Четыре раза
Омлет вносили торжественно — поджигался спирт, подрумянивая взбитые сливки. Пламя колеблющимися бликами заполняло зал, где специально гасили общий свет.
Компания Севы завороженно смотрела на догорающий в центре их стола огонь.
После ресторана за Тамарой приехала машина — не зис, но и не «Волга» — зим.
Он проводил ее до машины, поцеловал в щеку, захлопнул дверцу и вернулся к наблюдавшим их расставание Певзнеру и его спутнице.
— Ты, Севка, дурак! Она же на тебя упала — женись быстро! Директор студии тебя тут же запустит с картиной, — не утерпел высказать свои соображения Певзнер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Откуда вам это известно?
— Коля рассказал. Я верю ему!
— Верить людям надо, но нужно и проверять!
— Я не могу этого проверить, но знаю, что он не врет! Чувствую! Без Коли я снова буду несчастна!
— В том происшествии погиб человек. И одного вашего чувства мало, чтобы решить, кто виноват.
— Но ведь коля, если его несправедливо обвинят, погибнет!
— Я пришел в милицию из парторгов не самого маленького завода, чтобы здесь, — он постучал пальцем по столешнице, — теперь не было несправедливых обвинений! Я приложу все свое умение, чтобы не сделать вас несчастной.
— Что ты делаешь? — забыв скомандовать «стоп», врывается в кадр Ефим Давыдович и склоняется над присевшей на краешек стула во время тирады комиссара Эллой. — У тебя реплики звучат... деревянно!
— Такие реплики, — огрызается героиня.
— Что?! — ревет затравленным зверем Давыдович. — Когда тебя утверждали на роль, тебе нравились все реплики! Без исключения!
— Мне неудобно их произносить в такой позе!
— «Неудобно», — передразнивает мэтр, — удобно бывает только в кресле парикмахера! А я — не парикмахер! — И только сейчас, спохватившись, кричит: — Стоп!
Ефим Давыдович сидел на кожаном диване в своем кабинете. Героиня — та самая, которую мы видели на съемках эпизода картины, — почти прижавшись к Давыдовичу, снимала ворсинки с его пиджака букле.
Сева заглянул в кабинет.
— Вызывали?
— Элла, выйди! — скомандовал режиссер.
— Я могу повторить все и при этом наглеце! — повела плечом Элла.
Сева обалдело застыл в двери.
— Разберусь без тебя, выйди, — угрожающе повторил режиссер.
Героиня, исполненная независимости, поднялась и продефилировала мимо Севы, двинув его бедром.
Шеф не предложил ему сесть.
— Ты что себе позволяешь? Ты думаешь, мне сложно тебя выгнать?
Севе хотелось понять причину гнева шефа.
— Ты предлагал Элле поехать к тебе на ночь? — ревел медведем Давыдович.
— Куда?
— К тебе домой! Ждал возле ее подъезда, на Цветном, и предложил!
— Ефим Давыдович, — как можно мягче пояснил Сева, — у меня нет дома.
— Мне — можешь не врать!
—Что тут врать… — Ассистент был неподдельно удручен, и шеф поверил:
— То есть как? Где же ты ночуешь?
— Было время — спал здесь. У вас, на диване...
— Почему прекратил?
— Полундра образовалась...
— Чтоб я этих матросских вульгаризмов не слышал! Можешь говорить так со своими сверстниками! — оборвал мэтр.
— Охрана ночью проверяет. — Сева перевел со сленга на русский.
— Где спишь теперь?
— Где придется. Я поэтому и на вокзале оказался.
— Да? — удивился Давыдович. — Значит, действительно спал на вокзале?
— Действительно.
— А я поразился: вроде бабы на тебя посматривают и вдруг — пошел кадрить на вокзал... Докатился!
Севе было неприятно воспоминание о вокзальном происшествии — он молчал.
— Почему не снимешь комнату?
— На мою зарплату трудно найти даже угол.
— А на ужины в кафе «Националь» зарплаты хватает? — вдруг завелся мэтр, заподозрив, что его морочат.
Севе пришлось расшифровать расходы:
— Шесть рублей — чашка кофе, четыре — миндальное пирожное. В месяц — триста на ужины в «Национале», — Сева начинал заводиться, — остальные пятьсот — на завтраки и обеды в студийном буфете!
— Не жирно. Значит, Элка мне врала про тебя? — спросил шеф без перехода.
— Не знаю, что она говорила, но я ее вижу только на съемках...
— Ну, сука! Ей хочется доказать, что все хотят ее. Ну, сука!.. А ты не скули, — Ефим Давыдович не любил извиняться, но щедрым быть любил, — я помогу тебе. Кажется, ты этого заслуживаешь!
Мелькнули на экране необычные даже для зрителей тогдашнего Дома кино кадры из «Пепла и алмаза».
Герой фильма умирал на помойке.
Киношный народ повалил из зала, обсуждая непривычное зрелище.
Ефим Давыдович сразу засек ладную фигуру Тамары, а потом уже и Севу, который шел рядом, активно внедряя свое мнение о картине.
— Сева! — окликнул мэтр и продолжил, только когда парочка приблизилась к нему: — Не зря я тебе билет в Дом кино дал. У тебя есть вкус... представь.
— Знакомьтесь, — выдавил от неловкости Сева.
— Тамара Фролова. — Она кивнула.
— Ефим Давыдович. — Мэтр первый протянул мягкую ладонь, небрежно бросив Севе: — А ты не промах, может, это самого Фролова дочь?
— Да. Самого, — за Севу ответила Тамара.
Мэтр излишне горячо потряс ее руку и продолжил непривычным для него лебезящим тоном:
— Передайте папе приветы... И напомните: мы встречались, когда я снимал... В его области... Он очень помогал! Скажите, я позвоню его помощнику...
— Я обязательно передам папе, — глядя мимо режиссера, без удовольствия заверила она.
— Пока, Сева. Сам разработай эпизод у ювелирного...
Это задание ошеломило Севу — ничего подобного ему до того не поручалось.
— Сам? А... как вы...
— Ты можешь сам! — воодушевлял Давыдович, — придумай.
— Я попробую...
Шеф почувствовал неуверенность в ответе Севы и не унимался, давя на самолюбие:
— Как у вас во флоте зовут желторотого матроса?
— Вы запретили выражаться на жаргоне.
— Запомнил! — осклабился Давыдович, — а сейчас — разрешаю.
— Салага, — ответил Сева.
— Вот. Ты ведешь себя, как этот самый салага! — засмеялся Давыдович.
— Извините, нас ждут! — Тамара энергично взяла Севу под руку и, кивнув, увела.
У лестницы к гардеробу встретили Певзнера со спутницей. Сева познакомил.
— А ресторан здесь есть? — поинтересовалась Тамара.
— Есть.
— Пойдемте! — предложила она
Сева и Певзнер переглянулись. Тамара не унималась:
— Пойдемте!
Сева согласился и двинулся к дверям ресторана деревянной походкой приговоренного.
Сели за свободный столик.
Сева раскрыл карту и чем дольше изучал ее, тем больше мрачнел; не говоря ни слова, он протянул ее Тамаре. Та ободряюще улыбалась. Когда карта переместилась в руки спутницы Певзнера, Тамара слегка пригнулась...
Он ощутил ее руку на своем колене.
И краем глаза увидел, что в руке Тамары стопочка солидного достоинства купюр.
Ладонь Севы приняла купюры.
Певзнер, изучая меню, наблюдал за этой молчаливой операцией.
Подошла официантка.
— Решили, что будете?
— Решили! — бодро откликнулся Сева, — обязательно омлет-сюрприз. Четыре раза
Омлет вносили торжественно — поджигался спирт, подрумянивая взбитые сливки. Пламя колеблющимися бликами заполняло зал, где специально гасили общий свет.
Компания Севы завороженно смотрела на догорающий в центре их стола огонь.
После ресторана за Тамарой приехала машина — не зис, но и не «Волга» — зим.
Он проводил ее до машины, поцеловал в щеку, захлопнул дверцу и вернулся к наблюдавшим их расставание Певзнеру и его спутнице.
— Ты, Севка, дурак! Она же на тебя упала — женись быстро! Директор студии тебя тут же запустит с картиной, — не утерпел высказать свои соображения Певзнер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91