Да здравствуем мы с Галой!
Разве не предназначен я самой судьбой свершать чудеса, да или нет?
Да, да, да, да и еще раз да1
10-е
Разглядываю спинку из черепахового панциря у кресла, что преподнес нам в подарок Артуро Лопес. Возвышающийся над спинкой маленький золотой полумесяц может означать только одно: что через год мы сможем поехать в Россию — иначе с чего бы это здесь, в Порт-Льигате, прямо у нас в комнате вдруг появиться этому креслу-саням, да еще с полумесяцем?
Маленков физиономией, телосложением и характером похож на резинку для стирания с фирменной маркой, на которой изображен Слон. Сейчас стирают коммунизм. И Галачка готовит «Кадиллак» для путешествия в Россию. Готовится к этому и «Гавиота».
А Сталин, — тот, кого уже напрочь стерли, — кто же он?
И где теперь его мумия?
11-a
В тот момент, когда я готовился работать, сознавая, что должен использовать для этого каждую свободную минуту, так как я запаздываю с картиной, Гала вдруг заявляет, что будет чувствовать себя очень несчастной, просто невероятно несчастной, если я не поеду вместе с ней на экскурсию на мыс Креус. Сегодня самый тихий и самый прекрасный день лета, и Гала не хочет, чтобы я упустил эту возможность. Моей первой реакцией было возразить, что это абсолютно невозможно, но именно по этой самой причине, а также из желания доставить ей удовольствие я соглашаюсь. Каков наслаждение — окунуться в праздность, когда время особенно поджимает! Пусть накапливаются мои неутоленные творческие вожделения, и я уже чувствую, что эта-то непредвиденная пауза и предопределит в конце кон— цов судьбу картины.
Мы проводим день, достойный богов. Все эти скалы — словно выстроившиеся в ряд скульптуры Фидия. Как раз между мысом Креус и Тудельским орлом и расположились самые живописные места Средиземноморья. Наивысшая красота Средиземноморья подобна красоте смерти. Нет в мире ничего более мертвого, чем словно искаженные паранойей скалы Кулларо и Франкалоса. Никогда ни одна из этих форм не могла быть ни живой, ни современной.
Возвращаясь с нашей философской прогулки, мы чувствовали себя так, будто прожили мертвый день.
Этот день станет для меня историческим: я назову его днем возвращения из края великих призраков, таких безучастных и таких суровых.
12-е
Вечером торжественный запуск воздушных шаров. Один из них по форме напоминает типичного крестьянина-каталонца. Поначалу он чуть не загорается, потом теряется в бесконечных просторах. Когда он становится величиною с едва различимую блоху, одни принимаются утверждать: «Вот он, я его еще вижу!», другие возражают: «Нет, он уже исчез!» И всегда находится кто-нибудь один, кто верит, что все еще видит! Это навело меня на мысль о диалектике Гегеля, она оставляет грустнейшее впечатление, ибо в ней все теряется в бесконечности. Конечное пространство — мы нуждаемся в нем с каждым днем все больше и больше.
Видим, как с неба падает звезда, зеленая, как на полотнах Веронезе, самая крупная из всех, какие мне когда-либо приходилось наблюдать, и я сравниваю ее с Галой — ведь она моя падающая звезда, самая видимая, самая конечная и самая ограниченная в пространстве!
13-е
Филип — молодой канадский художник и фанатичный далианец. Он не иначе как послан мне ангелом. Я оборудовал ему под мастерскую один из сараев. И он уже с величайшей добросовестностью рисует мне все, что бы я ни попросил, давая мне возможность без чрезмерных угрызений совести до бесконечности возиться с деталями, которые мне больше всего приглянулись. С шести утра Филип уже трудится на нижнем этаже нашего дома: точно следуя моим инструкциям, он рисует лодку Галы.
Порт-Льигат желт и безводен. И когда я чувствую, как из самых глубин моего существа вдруг поднимается эта унаследованная от далеких арабских предков атавистическая неутоленная жажда — вот тогда я сильней всего люблю Галу.
14-е
А ведь, в сущности, я по-настоящему научился владеть кистью только благодаря страху прикоснуться к лицу Галы! Писать надо на лету, прямо не сходя с места, дожидаясь, пока в четко очерченных ромбовидных промежутках смешаются спорящие между собой тона, и накладывая краску на светлые места, дабы умерить их белизну.
Мне нужно набраться смелости и еще больше полюбить целиком все лицо Галы.
15-е
После полудня праздную день Пресвятой девы, Гремит гром, льет дождь. Начинаю писать левое бедро, достигаю вершин мастерства, это уже суперживопись, но приходится прерваться из-за недостатка света. Думаю, что надо бы отыскать какие-нибудь достаточно убедительные теории, которые бы доказывали идею бессмертия. Интуиция подсказывает, что вполне удовлетворительное обоснование суждено мне найти однажды в трудах Раймондо Лулио. Между тем техника моя достигла такого совершенства, что я даже в мыслях не могу допустить такой нелепости, как собственная смерть. Пусть даже и в самом преклонном возрасте.
Так что прочь, седина! Отступись, седина!
Некогда я изобрел знаменитые далианские яйца на блюде без блюда, и вот теперь дело дошло до того, что я стал «Анти-Фаустом без блюда».
16-е
Сегодня воскресенье, и я наконец раскрыл тайну цвета глаз Галы, они у нее подводно-ореховые. Этот цвет, так же как и цвет морских олив, весь день не давал мне покоя. И все это время меня не покидало желание получше вглядеться в эти глаза, ведь отныне это не только глаза Градивы, Галарины, Леды и Галы Безмятежной, но, что весьма примечательно, им предстоит украсить в будущем голову величиною в квадратный метр на задуманном мною полотне под названием «Септембренель». Это будет самая веселая картина в мире. Настолько веселая, что я даже вознамерился в совершенстве овладеть этой техникой и научиться писать картины, которые самими своими ироническими достоинствами автоматически вызовут взрывы оглушительного здорового хохота.
Филип кропотливо и педантично трудится над моей картиной. Мне останется только переделать все заново — и картина готова.
Я чувствую в себе такие героические потенции и с такой силой стремлюсь их в себе развивать, что в конце концов уже ничто на свете не сможет меня устрашить!
17-е
От излишней предосторожности кладу так мало краски на правое бедро, что потом, намереваясь получше его прописать, нечаянно сажаю пятно на картину. С улицы до меня, словно неземная музыка, доносится восхищенный шепот окруживших дом почитателей. Но самая что ни на есть потаенная тайна заключается в том, что даже самый знаменитый художник на свете, то есть я, так пока и не постиг, в чем же суть мастерства живописца. И все-таки я уже вплотную подошел к познанию этой сути, и, как только она мне откроется, я одним махом напишу такое полотно, которым сразу же превзойду все искусство античности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75