Мне почему-то ужасно захотелось, чтобы он станцевал свой брейк у меня на животе, пока я возлежу на кустах алых и белых роз. И он это мое желание выполнил. И пока он танцевал на моем животе и отчасти лобке, я вот ведь нежданная радость! - девять раз испытала оргазм! Даже с половиной. Это ли не восторг! И стоило ли после этого переживать оттого, что спина и ягодицы у меня оказались достаточно исколоты шипами! После всего я насыпала марганцовки и окунулась в эту целительную воду, продезинфицировав таким образом все свое тело, и с тихой, благодарной нежностью вспоминая великолепный танец исключительно неутомимого и потрясающе виртуозного малыша на моем животе и как бился, вился, и метался надо мной его очаровательный, свежий, как цветок лотоса, членик... а у меня - оргазм за оргазмом, оргазм за оргазмом...
Но все-таки потом мне пришлось прибегнуть к хирургической помощи и вытащить три колючки из задика и четыре из спины, пониже лопаток, Вытерпела, разумеется. Но разве момент любви не стоит того?!
А вот третий мой цветной... Даже не знаю, с чего начать... Он играл в оркестре у одной небольшой белой "звездочки". На бас-гитаре. И при этом так ломался, изгибался на сцене, так гимнастически элегантно поджимал-разжимал свои длинные ноги, кренился из стороны в сторону, шевелил плечами и кадыком, и его бас-гитара кидала в зал такие призывно-страстные, мрачноватые аккорды, что мое чуткое интимное местечко никак не стерпело... И поддалось на провокацию... И уж я прямо не знаю, почему так получается, но и в этот раз мы с этим гитаристом едва взглянули друг на друга (я ему преподнесла ветку сирени) - и все... Не сговариваясь, прошли в его зеркальную уборную, и в первый раз он взял меня прямо на гримерном столике, как раз напротив большого зеркала, и предупредил, что такая у него особенность - брать женщин только на твердых поверхностях, так как его исключительно возбуждает сочетание несочетаемого - твердого основания и мягкого женского тела поверх... И чтоб при этом в ярком электрическом свете хорошо просматривались отдельные пупырышки на моем соске и он мог, кроме того, насладиться переливчатым блеском моего "одуванчика" там, внизу...
- Какого одуванчика? - спросила я, немного заикаясь, потому что он все это произнес между делом, то есть трахая меня и, кстати, периодически разглядывая меня и себя в зеркале.
- Это что ж ты такая несообразительная? - игриво укорил он меня. Сейчас точно укажу. Вот он, твой рыженький одуванчик! - и он, я не могла не удивиться такому повороту событий, на несколько секунд вынул из меня свою "флейту" и ею провел по моему кудрявому лобочку. Но вскоре вернулся к своему основному занятию с прежним, отнюдь не угасшим энтузиазмом.
С моей стороны было бы большой неправдой сказать, что это очень удобно - лежать на гримерном столике. Тем более что мои длинные ноги свешивались с него не слишком-то ловко. Однако тело его, голое, неутомимое, - кстати, почему-то в красном галстуке - говорило мне красноречиво и долго-долго: "Не цепляйся к мелочам, у каждого свой вкус, приноровись и лови кайф". И я его ловила. Сладкие волны наслаждения так и захлестывали меня. Жажда получить свое росла во мне, как огненный ком, посылая частые, могучие импульсы во все нервные окончания моего разгоряченного тела. А его толстые, крепкие, варварские губы тем временем пробирались все напористее, чувственно-беспощаднее, в глубь моего рта, а потом их сменил его горячий, мокроватый, жестковатый язык, который полизал мои десны, потом зубы, потом достал даже до маленького язычка, отчего я немножко поперхнулась, а на ресницах у меня тотчас выступили слезы оглушительного, полноценного женского счастья.
Его красный галстук между тем, свисая с плотной шоколадной шеи, изредка задевал за кончики моих отзывчивых, трепещущих грудей, и они млели и таяли, и я поняла, наконец, почему моя "бас-гитара" голая, но в галстуке, какой это божественный кайф!
Вскоре, однако, ему поднадоело трахать меня на гримерном столике, и он хрипло, просительно, властно проговорил:
- Спустимся ниже!
И тотчас его сильные руки с чуткими пальцами музыканта опрокинули меня на пол, и эти чуткие, гибкие пальцы принялись так умело наигрывать что-то свое, достаточно причудливое на моих грудях, бедрах, между бедер, а потом как-то разом скакнули к моему заветному плоду, бутону, дырочке...
Правда, какое-то время эти его длинные, уверенные пальцы замерли в некотором недоумении у меня на лобке, потому что запутались в моем густом, светло-каштановом руне... А когда, когда они отыскали то, что хотели, и двинулись... двинулись внутрь - вглубь, в мои заветнейшие закоулочки-переулочки, из моей груди вырвался непроизвольный крик восторга.
А далее... далее... Он. Эта моя шоколадная, удивительная, неординарная "бас-гитара", на этот раз стал играть на собственной "флейте"... Он так внезапно и резко... отдал её моему телу... пробив ею вздрагивающий, торжествующий бутон моей онемевшей от восторга плоти, что слезы неподдельного, глубокого, беспредельного счастья тотчас оросили все мое лицо.
- Ах, какая прелесть... - стону, и благодарю, и, конечно же, прошу: Еще... еще...
И мой отзывчивый дикарь тотчас всаживает свою "флейту-копье" точно в мою жаждущую, изнемогающую дырочку, и мне невероятно сладко ощущать себя бабочкой, приколотой к полу и не имеющей права на какой-то самостоятельный, мелодичный полет.
О, этот протяжный, дикий, сумасшедший стон осчастливленной плоти, какой исторгла я и следом исторг мой неукротимый партнер, проливая свое горячее, изобильное семя аккуратно в презерватив, согласно всем правилам безопасного секса...
А потом он немного смущенно спросил меня:
- Я не сделал тебе больно, дорогая моя козочка?
- О нет, нет! - ответила я ему совершенно искренне. - Совсем даже наоборот.
- Тогда пора сыграть ещё одну вариацию на тему... но уже там, где все наоборот, - произнес мой музыкант что-то загадочное и оттого ужасно волнующее взял меня за руку и абсолютно голый, в красном галстуке на шее, провел по закулисным, мрачноватым без света лабиринтам и вывел на сцену, утонувшую в каком-то вовсе безысходном, космическом мраке.
- Не бойся, - сказал он тихо и, как мне показалось, торжественно. Никого уже нет. Ушли все - артисты и работники концертного зала, и здесь все принадлежит только нам двоим. Приступим к увертюре...
Я, конечно же, и предположить не могла, что собирается делать с моим телом эта изобретательная и, конечно же, изысканная "бас-гитара"... Но то, что произошло потом, - звучит и звенит во мне до сих пор как самая могучая, бесподобная, оригинальнейшая симфония...
Внезапно, с яростью пантеры, он схватил меня за плечи, за талию, за бедра и бросил поверх полированной поверхности черного концертного рояля и прорычал сладострастно, упоительно и жутко:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37