Поняв, что словами делу не помочь, я пошел на крайние меры и, собрав совет клана, вызвал Гимрода на поединок, и он принял мой вызов. Условия боя были просты – победитель становится вождем.
– И ты проиграл?
– Да, проиграл. Этот мерзавец оказался не только хорошим болтуном, но и отменным бойцом. А может, он просто более искусен в магии, нежели я? Результат был один – он свалил меня заклятьем паралича и, приставив к моему горлу топор, потребовал признать поражение. Я проиграл бой и покинул клан Саморов… Он мог бы убить меня, но, наверное, не захотел подрывать свой авторитет в клане. Гимрод Милосердный, чтоб его!
Я ушел, но поклялся вернуться с силой Четвертого Свитка в моей крови, и тогда я смету со своего пути Гимрода и вновь наставлю свой клан на истинный путь.
Уже в пути, в который раз видя один и тот же сон, я думал о нем и решил, что тьма, подступающая с запада, и появление Гимрода среди орков – предвестники одного события. Что-то пробуждается в недрах Земель Арктара, какое-то могущественное зло, сбивающее с пути и людей, и орков. Все будто бы посходили с ума! Орки, тысячелетиями жившие кочевой жизнью, вдруг решили осесть. Люди, две тысячи лет не появлявшиеся из-за гор, внезапно объявляются в лице Алекса Нидмана, забывшего не только заклятья Жизни и Смерти, но и собственные корни!
Вот тебе моя история, Алекс… Неделю я оправлялся от ран, а когда вновь почувствовал себя в силах пересечь эту степь, отправился в путь. И вот я здесь! Я прошел лишь малую толику пути и уже встретил попутчика.
Половина солнечного диска уже скрылась за горами… Вершина снежной горы постепенно тускнела, а вскоре и вовсе скрылась во мраке, когда на смену дневному светилу пришли ночные. Две луны Земель Арктара, вечные спутницы ночи, носящие древние имена: Ярость и Страдание… Они проносились по небу по два, а в долгие зимние ночи – и по три раза за ночь. То более быстроногая Ярость убегает от Страдания, силившегося догнать ее, а то уже Страдание пытается, но никак не может убежать от Ярости, своей постоянной попутчицы.
А позади лун сияли маленькие, невероятно далекие звезды…
– Мы верим, что каждая из звезд – глаз Арктара, – нарушил затянувшееся молчание Алекс. – Что он не забыл нас и наблюдает за нами.
– А мы верим, что Ярость и Страдание – стражи этих земель, не позволяющие душам умерших устремиться ввысь.
– В твоем народе нет романтики, Агрон…
Тот лишь хмыкнул и пожал плечами.
– Если бы твой народ, отказываясь от своего предназначения, сбежал бы от судьбы не за высокие горы, а в орочью степь – сейчас передо мной не сидел бы воин-романтик. Степь быстро иссушает всякую романтику. В ней есть только жизнь и смерть да Ярость со Страданием.
Тишина была практически полной, лишь в костре потрескивало пламя да вдалеке изредка ухала вышедшая на охоту сова.
– Ты говоришь о предназначении… – несмело произнес Алекс, будто бы размышляя вслух. – О предназначении целых народов… А как насчет предназначения конкретных представителей этих народов? Я имею в виду, что, может быть, я сейчас здесь как раз потому, что мне это предначертано?
– Я в этом не сомневаюсь, – без колебаний ответил Агрон. – Мы, орки, верим в судьбу. Верим в предрешенность и предначертанность. То есть ты сейчас здесь просто потому, что не можешь быть нигде больше. Так велит судьба.
– Но в таком случае и исход нашего с тобой пути – умрем мы или останемся в живых и добудем четыре Свитка – тоже известен заранее?
– Да.
– В таком случае, зачем тогда продолжать путь?
Агрон поднял на него глаза, в которых читалось непонимание.
– Как зачем? Затем, что результат известен судьбе, но не нам. И чтобы узнать его, мы должны продолжить путь! К тому же судьба не всемогуща. Часто бывает, что мы не противимся року просто потому, что не знаем его.
– Значит, судьбу все же можно изменить?
– Не изменить, испортить! Если один камень, лежащий на склоне горы, вдруг вздумает скатиться с него, он увлечет вслед за собой сотни других камней, сотворив смертоносный камнепад. Значит, если в русле реки одна капля воды вдруг решит течь не к океану или озеру, а прочь от него, то она увлечет за собой сотни других капель. И река повернет вспять. Судьба – река. Мы – капли. Твой народ отрекся от своего жребия, на сотни лет ввергнув земли Арктара в междоусобицы и распри, и даже сейчас, по прошествии двух тысячелетий, результат их исхода все еще ощутим. Мы – капли, Алекс, и кто знает, не являются ли наши сны результатом того, что две тысячи лет назад сотни и тысячи капель повернули судьбу Заповедных Земель вспять.
Алекс поднялся с земли и потянулся, разминая мышцы.
– Пора укладываться на ночлег, Агрон…
– Пора, – согласился тот, охотно сменяя тему. Но, как оказалось, разговор еще не был закончен. Спустя несколько минут, когда Агрон уже лежал на сухой траве, чувствуя на спине тепло костра, Алекс, сидевший на карауле, негромко произнес, видимо, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Никогда не думал, что громадный волосатый орк может оказаться философом, способным заткнуть за пояс всех мудрецов Магадана…
Агрон лишь усмехнулся, не сказав в ответ ни слова.
Ночь была прохладной, но не холодной. Осень еще только-только пришла в орочьи степи, но еще долго не уступит их зиме. Впрочем, орков наступление зимы не волновало никогда. Да, на пару недель придут дожди, загоняя дичь в пещеры и норы, поэтому незадолго до наступления сезона дождей отряды орков разбредались по степи, запасая дичь на эти две недели. Затем клан вставал лагерем, делая навесы, чтобы ничего не промокло, и пережидал дожди, коротая время за разговорами. А затем, ровно через девять месяцев после двухнедельных непрекращающихся ливней, клан пополнялся десятками маленьких орков…
Агрон уснул мгновенно, едва коснувшись земли. Уснул глубоким, но чутким сном орка, готовый проснуться от любого постороннего шороха, непривычного его слуху. От хруста сломанной ветки под ногой подкрадывающегося врага, от шороха травы, колышимой не ветром, а змеиным телом нагаса, или от шелеста крыльев дракона, пролетающего в вышине. Нести караул первым выпало Алексу, и Агрон не сомневался, что он заметит любую опасность и тут же разбудит его в случае чего. В конце концов, этот человек в одиночку перешел Туманные горы… Хотя Агрон и был уверен в том, что войти в их чрево со стороны орочьих степей будет в десятки раз труднее, чем со стороны человеческих городов.
Сон вернулся тут же, знакомый до боли, приходивший почти каждую ночь. Туманные горы, за несколько дней пути приблизившиеся, казалось, на расстояние вытянутой руки, вершины которых окутаны клубами черного дыма, брошенные кем-то в предсмертной агонии проклятья, и ощущение приближающегося из-за гор зла… Зла бездушного, разрушающего все, что попадается на его пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83