Александр Павлович Нилин
Видеозапись
Сколько надо отваги,
Чтоб играть на века…
Б. Пастернак
…хранить историю теперь нам помогает видеозапись.
Спортивный обозреватель Ю. Ваньят
* * *
Больше всего автора занимает здесь отношение двух главных героев спортивной жизни – Спортсмена и Его Зрителя. Ему особенно интересно проследить, как видоизменялись эти взаимоотношения во Времени.
По замыслу книги авторское начало должно быть достаточно откровенным.
Твардовский как-то говорил, что авторское «я», если оно не назойливо, прибавляет веры, усиливает достоверность написанного, значит, идет от очевидца.
«Я» – еще и потому, что здесь намечено рассказать о тех спортивных событиях, которые становились чем-то приметным, памятным в жизни автора или людей, понятных ему и близких, выбранных им не случайно в герои книги.
Иногда кажется, что запомнившееся, вошедшее в жизнь событие, явление большого спорта само находило автора, как судьба – по крайней мере профессиональная.
Разрешенное себе «я» позволяет строить книгу в хронологическом порядке и развивает ее как бы по трем линиям: история своего увлечения спортом (время, его приметы, возможности и традиции восприятия), история превращения в телезрителя спорта (как общая тенденция опять же времени) и ощущение необходимости вернуть прежние, непосредственные контакты со спортивным зрелищем и что-то вроде исповеди спортивного журналиста, так и не сумевшего стать профессионально-беспристрастным, Словом, встречи и отношения, которые хотелось бы представить как записки своего спортивного современника.
Представить большой спорт многосерийным действием, когда персонажи в одних сериях центральные фигуры, а в других эпизодические, но для автора одинаково интересные и значительные в любых ситуациях – в кадре и за кадром.
Как в обычном, привычном разговоре о спорте, буду перескакивать с темы на тему, придерживаясь, однако, осевой, буду забегать вперед, но обязательно возвращаться.
В общем, круг – как беговая дорожка стадиона.
1
Что-то кончилось в тот день. И что-то новое тогда же началось – что и сейчас, по-моему, продолжается. Со мною ли одним?
Валерий уже в истории…
Впрочем, двадцатипятилетний сталевар из Днепродзержинска Олег Дубина, чемпион по автогонкам и болельщик футбола, спросил: «А кто это – Воронин?»
Мой сверстник горько-снисходительно улыбнулся, а я растерялся вдруг: что ответить?
Припомнить заслуги Валерия и про символическую сборную упомянуть – мой ли ответ?
Строгой цифре здесь предпочту странную, на беглый взгляд, ассоциацию, точной справке – воспоминание, внезапно нахлынувшее или же всю жизнь сопровождающее меня.
…кто это – Воронин?
Действительно, уже пятнадцать сезонов как не выходил он на поле. А в поле длящегося футбола и средний игрок заметнее, чем выдающийся в истории, – не так ли?
Но ведь выдающийся игрок ведет и нас за собой в открывающуюся ему историю.
Почему же, однако, мы идем туда за ним менее охотно, чем в путь, что совершали мы с ним мысленно по футбольному полю в каждом матче с его участием, почему остаемся мы без него в календаре очередного сезона?
Возможно, мы просто не готовы разделить с ним хождение по мукам, невидимым миру после того, как снял он окончательно бутсы? И должны ли?… Кто-то обязательно должен.
В тот день я, наверное, понял это.
…Он не выступал пять или шесть сезонов. Но кредиты симпатий и сочувствия уменьшились не слишком ощутимо, хотя теперь я не сомневаюсь, что он-то ощущал утрату и охлаждение гораздо острее, чем тогда, когда перепад высот стал очевиден, когда перемена в общем отношении к нему – не к тому, конечно, что сохранялся историей, а к тому, кто огорчал и раздражал явственным несоответствием громкому имени в футболе, словно отделившемуся от Воронина, существующему как бы отдельно от его нового бытия, – стала катастрофически необратимой.
Странно, но в необратимости этой он неожиданно – пусть и карикатурно отчасти для знавших его и любивших – воспрянул духом. Не позволял себе жалоб и грусти на людях. Залихватским многословием заменил прежнюю вескость, весомость высказываний об игре. И стремился на люди, не замечая взглядов, теперь уже не столько сочувствующих, сколько соболезнующих. Он старался держаться как ни в чем не бывало. Делать вид, что обрел свое равновесие. Хотя как мог не чувствовать неопределенность своего присутствия, существования?
…В тот день он позвонил по телефону – позвал вместе смотреть игру на «Динамо».
До стадиона мне пешком идти минут двадцать. И человек я не из самых занятых и деловых. И приглашал Воронин – какие бы могли быть колебания, позвони он мне в шестьдесят четвертом или в шестьдесят пятом, да. и в шестьдесят седьмом году даже?
Но я поймал себя на том, что идти на стадион с мятущимся, потерявшемся во вдруг промчавшемся мимо него времени Валерием Ворониным очень уж не хочется – ну нет настроения, да и только. К тому же резонной отговоркой в тот момент казалось соображение, что матч покажут в видеозаписи после программы «Время» – и можно отодвинуть вечер, раздвинуть день для занятий.
Я не отказался – ответил лишь неопределенно, условились созвониться за полчаса до игры, он сказал, что от метро мне позвонит…
Дальше – нелогично: я не стал дожидаться звонка, вышел из дому. Отказать Воронину я все-таки не мог, но упрямо не хотел идти на футбол с ним вместе. Не хотел делить неловкости положения, в котором Воронин, как мне казалось, неминуемо должен был очутиться. Играло «Торпедо», а он к тому времени от действующих футболистов невольно отдалился, не был – возбужденный неестественно, безмерно разговорчивый – желанным гостем в раздевалке своей бывшей команды.
Я вышел из дому, двинулся в сторону «Динамо», намереваясь пройти мимо и пешком, не спеша, добраться до квартиры родителей в Замоскворечье – посмотреть видеозапись матча по цветному телевизору.
Шел нарочно медленно, стараясь не думать о том, как стоит Валерий в автоматной будке, обтекаемой не замечающей его толпой торопящихся болельщиков, телефон звонит сейчас в пустой квартире…
В стальном отсвете стекол гостиницы аэровокзала догорала оранжевая рябь, собирался дождь.
Он стал накрапывать, когда я поравнялся со стадионом. Матч уже начался, шум слышался в сквере возле метро, на фоне светлого еще неба горели прожектора на мачтах, милицейская фуражка виднелась над бетонным закруглением Западной трибуны.
Я нырнул от дождя в метро и в подземной электрической теплоте, в тесном шарканье подошв успокоился, почувствовал себя в безопасности, уютно отразившись в качающемся темном стекле сомкнувшейся двери…
У меня есть родственник со стороны жены, который при каждой встрече задает неизменный вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66