Возможно, нам предстоит пережить гораздо больше. Голод подтолкнет людей к жестокости, и это произойдет в самое ближайшее время. Позвольте мне по крайней мере позаботиться о вас. У меня никого не осталось там, на Земле, и никого, кроме вас, не будет здесь… Вы даже не представляете, как много для меня значит то, что я вас встретил.
Стараясь как-то смягчить непривычную для него серьезность тона, он попробовал пошутить:
– Меня очень беспокоит, что не один я понимаю, какую драгоценность вы собой представляете на корабле, где на сотню мужчин не найдется и двух женщин.
Но шутки не получилось, а в ее глазах появились холодные огоньки.
– Поэтому вы решили поторопиться?
– Скажем так, и поэтому тоже. – Он все еще пытался шутить, хотя и понимал, что разговор у них получился слишком серьезный для таких шуток.
Секунду она внимательно разглядывала его, словно увидела впервые, и он внутренне замер, понимая, как много решается в этот момент.
– Что с нами будет, Степан? Если спасатели, как вы говорите, не найдут наш корабль, во что превратится наша жизнь здесь?
Впервые она назвала его по имени. Он и не знал, что она помнит его. И от этого простого факта мир вокруг стал ярче, а надежда обрести право на нормальное существование возродилась вновь.
– Вначале будет очень трудно – к этому надо приготовиться. Но потом, через какое-то время, на Исканте возникнет новая человеческая колония. Со своими устоями, со своей собственной жизнью. В чем-то она будет даже лучше, чем та, к которой мы привыкли на нашей дряхлой Земле. Хотя бы в том, что мы сами сможем ее строить, сами определим законы, по которым будем жить.
Он думал о тысячах запретов и правил, регламентировавших жизнь любого гражданина Земной Федерации, о миллионах бедняков, влачащих жалкое существование на задворках гигантских мегаполисов, затянутых ядовитым смогом. О том долгом и унизительном пути, который пришлось пройти ему самому, прежде чем он сумел поступить в элитный кадетский корпус.
Неожиданно он понял, что она приняла наконец какое-то решение. Она еще ничего не сказала, но по едва заметным для него одного деталям, по слегка изменившемуся отсвету в ее глазах, по тому, как разгладились горькие морщинки в уголках ее губ, он уже знал, что отныне не будет так одинок на этой до предела набитой человеческим отчаянием железной коробке корабля.
– Ну, хорошо. Будем считать, что мы подадим не слишком дурной пример для нашей будущей колонии. – Она решительно поднялась. – А как быть с моими вещами? У меня нет даже зубной щетки…
– Сейчас уже слишком поздно. Мы пошлем за вещами завтра. Думаю, у меня найдется все самое необходимое.
Он отвел для нее одну из трех комнат, составлявших капитанские апартаменты. Эта, меньшая из всех, казалась ему самой уютной.
Здесь даже была голографическая имитация древнего камина, излучавшая самое настоящее тепло в те редкие дни, когда компьютер не слишком капризничал.
Впрочем, теперь, после того как техники закончили полную проверку и ремонт его каютного агрегата, он мог рассчитывать если и не на его солидарность, то хотя бы на временный нейтралитет в их затяжной борьбе.
Повсюду можно было заметить следы недавно развернувшейся здесь битвы. На полу валялись обрывки цветных проводов, кое-где стояли стенные панели с вышедшими из строя компьютерными блоками.
– У вас что, здесь бомба взорвалась? – спросила Элайн, с удивлением разглядывая весь этот хаос.
– Да нет. Просто ремонтировали компьютер. Техники считают, что уборка не входит в их обязанности – во всяком случае, так было раньше, и никто не успел их предупредить о том, что мир изменился.
– А где тут у вас пульт уборщика?
Он показал ей, испытывая неожиданное удовольствие от наблюдения за тем, как она наводит порядок в этой захламленной и такой совсем еще недавно холодной комнате.
Едва она закончила с этим, как он торопливо застелил ей постель, положил у изголовья свою большую пижаму, похожую на халат, и поспешил покинуть помещение, громко щелкнув замком.
Оставшись один, он постарался уснуть, хотя прекрасно понимал, что ничего у него не получится. Эта странная, волшебная ночь стремительно двигалась к своему концу. Если бы кто-то еще совсем недавно сказал Неверову, что он сможет лежать вот так, с открытыми в темноте глазами, и улыбаться никому не видимой улыбкой только оттого, что за стеной его каюты находилась, в сущности, совершенно незнакомая женщина, – вряд ли бы он в это поверил.
Но так оно и было. И самое удивительное заключалось как раз в том, что ему было достаточно ее близкого присутствия, если и не для полного счастья, то по крайней мере для непривычного чувства умиротворения и спокойствия. Не то чтобы он не хотел чего-то большего – хотел, конечно. Женщин у него не было достаточно давно. Но когда он думал об Элайн, эти мысли становились второстепенными.
К тому же он прекрасно понимал, что если будет думать о том, какие у нее красивые длинные ноги, то уж наверняка не сможет уснуть… А тут еще эта блузка, сшитая каким-то модным портным из незнакомой ему ткани. При определенном угле освещения она на секунду становилась прозрачной, но и этой секунды было вполне достаточно, чтобы надолго запомнить высокую полную грудь Элайн…
Щелкнул электронный замок, и дверь с шипением откатилась в сторону.
Элайн стояла на пороге комнаты, укутанная в верхнюю часть его пижамы. Ее длинные обнаженные ноги показались ему в этот момент самым прекрасным зрелищем, которое доводилось видеть. Неожиданность появления Элайн и ее вид на какое-то время лишили его дара речи. Молчание затягивалось, и наконец она спросила:
– Долго еще вы собираетесь так лежать?
И поскольку Степан вместо ответа промычал что-то неразборчивое – она продолжила:
– Неужели вы думали, что я, согласившись прийти сюда, позволю вам лежать без сна одному?
Потом, когда все кончилось, они говорили до самого «рассвета», во всяком случае до той поры, пока корабельные склянки не пробили шесть утра.
Она рассказала ему о том, как училась в Корвиланском колледже для благородных итальянских девиц, как родители, едва ей исполнилось шестнадцать лет, фактически продали ее Тонино. И о своей невеселой жизни в позолоченной клетке, в которой он ее содержал все долгие, тоскливые годы замужества.
Отвечая на ее просьбу, он начал было рассказывать о своей учебе в кадетском корпусе, но склянки пробили шесть, и он вспомнил, что сюда с минуту на минуту может ввалиться Ленц с очередным докладом.
Пришлось срочно подниматься и приводить каюту в порядок. Когда с этим было покончено, он приготовил для нее скудный завтрак из своего небогатого капитанского пайка. В этот день он впервые пожалел о том, что потребовал, чтобы его паек ничем не отличался от пайка остальных членов команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Стараясь как-то смягчить непривычную для него серьезность тона, он попробовал пошутить:
– Меня очень беспокоит, что не один я понимаю, какую драгоценность вы собой представляете на корабле, где на сотню мужчин не найдется и двух женщин.
Но шутки не получилось, а в ее глазах появились холодные огоньки.
– Поэтому вы решили поторопиться?
– Скажем так, и поэтому тоже. – Он все еще пытался шутить, хотя и понимал, что разговор у них получился слишком серьезный для таких шуток.
Секунду она внимательно разглядывала его, словно увидела впервые, и он внутренне замер, понимая, как много решается в этот момент.
– Что с нами будет, Степан? Если спасатели, как вы говорите, не найдут наш корабль, во что превратится наша жизнь здесь?
Впервые она назвала его по имени. Он и не знал, что она помнит его. И от этого простого факта мир вокруг стал ярче, а надежда обрести право на нормальное существование возродилась вновь.
– Вначале будет очень трудно – к этому надо приготовиться. Но потом, через какое-то время, на Исканте возникнет новая человеческая колония. Со своими устоями, со своей собственной жизнью. В чем-то она будет даже лучше, чем та, к которой мы привыкли на нашей дряхлой Земле. Хотя бы в том, что мы сами сможем ее строить, сами определим законы, по которым будем жить.
Он думал о тысячах запретов и правил, регламентировавших жизнь любого гражданина Земной Федерации, о миллионах бедняков, влачащих жалкое существование на задворках гигантских мегаполисов, затянутых ядовитым смогом. О том долгом и унизительном пути, который пришлось пройти ему самому, прежде чем он сумел поступить в элитный кадетский корпус.
Неожиданно он понял, что она приняла наконец какое-то решение. Она еще ничего не сказала, но по едва заметным для него одного деталям, по слегка изменившемуся отсвету в ее глазах, по тому, как разгладились горькие морщинки в уголках ее губ, он уже знал, что отныне не будет так одинок на этой до предела набитой человеческим отчаянием железной коробке корабля.
– Ну, хорошо. Будем считать, что мы подадим не слишком дурной пример для нашей будущей колонии. – Она решительно поднялась. – А как быть с моими вещами? У меня нет даже зубной щетки…
– Сейчас уже слишком поздно. Мы пошлем за вещами завтра. Думаю, у меня найдется все самое необходимое.
Он отвел для нее одну из трех комнат, составлявших капитанские апартаменты. Эта, меньшая из всех, казалась ему самой уютной.
Здесь даже была голографическая имитация древнего камина, излучавшая самое настоящее тепло в те редкие дни, когда компьютер не слишком капризничал.
Впрочем, теперь, после того как техники закончили полную проверку и ремонт его каютного агрегата, он мог рассчитывать если и не на его солидарность, то хотя бы на временный нейтралитет в их затяжной борьбе.
Повсюду можно было заметить следы недавно развернувшейся здесь битвы. На полу валялись обрывки цветных проводов, кое-где стояли стенные панели с вышедшими из строя компьютерными блоками.
– У вас что, здесь бомба взорвалась? – спросила Элайн, с удивлением разглядывая весь этот хаос.
– Да нет. Просто ремонтировали компьютер. Техники считают, что уборка не входит в их обязанности – во всяком случае, так было раньше, и никто не успел их предупредить о том, что мир изменился.
– А где тут у вас пульт уборщика?
Он показал ей, испытывая неожиданное удовольствие от наблюдения за тем, как она наводит порядок в этой захламленной и такой совсем еще недавно холодной комнате.
Едва она закончила с этим, как он торопливо застелил ей постель, положил у изголовья свою большую пижаму, похожую на халат, и поспешил покинуть помещение, громко щелкнув замком.
Оставшись один, он постарался уснуть, хотя прекрасно понимал, что ничего у него не получится. Эта странная, волшебная ночь стремительно двигалась к своему концу. Если бы кто-то еще совсем недавно сказал Неверову, что он сможет лежать вот так, с открытыми в темноте глазами, и улыбаться никому не видимой улыбкой только оттого, что за стеной его каюты находилась, в сущности, совершенно незнакомая женщина, – вряд ли бы он в это поверил.
Но так оно и было. И самое удивительное заключалось как раз в том, что ему было достаточно ее близкого присутствия, если и не для полного счастья, то по крайней мере для непривычного чувства умиротворения и спокойствия. Не то чтобы он не хотел чего-то большего – хотел, конечно. Женщин у него не было достаточно давно. Но когда он думал об Элайн, эти мысли становились второстепенными.
К тому же он прекрасно понимал, что если будет думать о том, какие у нее красивые длинные ноги, то уж наверняка не сможет уснуть… А тут еще эта блузка, сшитая каким-то модным портным из незнакомой ему ткани. При определенном угле освещения она на секунду становилась прозрачной, но и этой секунды было вполне достаточно, чтобы надолго запомнить высокую полную грудь Элайн…
Щелкнул электронный замок, и дверь с шипением откатилась в сторону.
Элайн стояла на пороге комнаты, укутанная в верхнюю часть его пижамы. Ее длинные обнаженные ноги показались ему в этот момент самым прекрасным зрелищем, которое доводилось видеть. Неожиданность появления Элайн и ее вид на какое-то время лишили его дара речи. Молчание затягивалось, и наконец она спросила:
– Долго еще вы собираетесь так лежать?
И поскольку Степан вместо ответа промычал что-то неразборчивое – она продолжила:
– Неужели вы думали, что я, согласившись прийти сюда, позволю вам лежать без сна одному?
Потом, когда все кончилось, они говорили до самого «рассвета», во всяком случае до той поры, пока корабельные склянки не пробили шесть утра.
Она рассказала ему о том, как училась в Корвиланском колледже для благородных итальянских девиц, как родители, едва ей исполнилось шестнадцать лет, фактически продали ее Тонино. И о своей невеселой жизни в позолоченной клетке, в которой он ее содержал все долгие, тоскливые годы замужества.
Отвечая на ее просьбу, он начал было рассказывать о своей учебе в кадетском корпусе, но склянки пробили шесть, и он вспомнил, что сюда с минуту на минуту может ввалиться Ленц с очередным докладом.
Пришлось срочно подниматься и приводить каюту в порядок. Когда с этим было покончено, он приготовил для нее скудный завтрак из своего небогатого капитанского пайка. В этот день он впервые пожалел о том, что потребовал, чтобы его паек ничем не отличался от пайка остальных членов команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94