- Нет,- ответил Осден сухо и осторожно, тоном, который был теперь принят у них в разговорах между собой.
- Значит, просто в качестве предупредительного знака?
- Отчасти. Скорее для исцеления верой
. Доктор Хаммергельд думал, что это поможет… Может, и помогает немного.
И все же любовь была, единственная. Испуганный ребенок, захлебывающийся в приливно-отливном напоре и дубасящий взрослых их же непомерными для него эмоциями, тонущий мальчик, спасенный неким мужчиной. Обученный дышать и жить тем же мужчиной. Получивший все - и защиту, и любовь от того же мужчины. От того, кто стал Отцом-Матерью-Богом, ни от кого другого.
- Он еще жив? - спросила Томико, размышляя над невероятным одиночеством Осдена и странной жестокостью великих медиков. И вздрогнула, услышав деланный, резкий, металлический смех:
- Он умер по меньшей мере два с половиной века назад,- ответил Осден.- Вы что, забыли, где мы, Координатор? Все мы, вырвавшись вперед, потеряли свои семейки…
А по ту сторону политеновой завесы находились в прострации остальные восемь человеческих существ, обитающих в Мире 4470. Их голоса звучали сдавленно и принужденно. Эскуана спал; Посуэт То была на излечении; Дженни Чонь пыталась расположить светильники у себя в боксе так, чтобы не отбрасывать тени.
- Все они перепуганы,- сказала Томико, перепуганная не меньше.- У каждого есть соображения о том, что напало на вас. Что-то вроде обезьянокартофеля, гигантский клыкастый шпинат, уж не знаю, что еще… Возможно, вы правы, не стоит толкать их к прозрению. Это было бы еще хуже - утратить доверие друг к другу. Но почему все мы так не уверены в себе, не способны взглянуть правде в глаза, так легко теряем голову от страха? Мы действительно все безумны?
- То ли еще скоро с нами будет!
- Почему?
- Потому что "что-то"есть, - он стиснул рот так, что рельефно выступили мышцы губ.
- Что-то чувствующее?
- Способность чувствовать.
- В лесу? Он кивнул.
- А тогда что же?..
- Страх…- Его лицо снова стало искажаться, он беспокойно заерзал.- Знаете, когда я там упал, я не сразу потерял сознание. А может, сразу же пришел в себя. Не знаю. Больше всего это было похоже на паралич.
- Вы просто лежали.
- Лежал на земле. Не мог подняться. Лицом в грязи; в мягкой такой лиственной плесени. Она и в ноздрях, и в глазах. Я не мог двинуться. Не мог видеть. Я будто был внутри земли. Проникнув в нее, став ее частью. Знал, что я между двух деревьев - даже если бы никогда не видел их. Думаю, что мог чувствовать корни. Те, что в земле подо мной, глубоко под землей. Руки были в крови, я мог чувствовать это, как и то, что именно из-за крови грязь, лицом в которой я лежал, теплая и влажная.
Я чувствовал страх. Он нарастал. Как будто бы они наперед знали, что я буду там, буду лежать там, на них, под ними, среди них; я - то самое, чего они страшились, но, кроме того, и часть самого их страха. Я не мог не отсылать страх туда, откуда он пришел, и он рос и рос, а я не мог двинуться, не мог уйти. Думаю, я начинал терять сознание, но страх тут же вновь возвращал мне его, и я все так же не мог двинуться. Ничуть не больше, чем они.
Томико почувствовала, как слегка зашевелились волосы на голове - заработал орган ужаса.
- Они… Кто они, Осден?
- Они, оно… Не знаю. Страх.
- О чем он теперь болтает? - требовательно спросил Харфекс, когда Томико изложила ему эту беседу. Она чувствовала, что должна защитить Осдена от бешеной атаки могучих эмоций, которым хайнианин не давал вырваться наружу, и не хотела, чтобы Харфекс до поры допрашивал Осдена. К несчастью, тем самым она раздула костер параноидальной тревоги, вяло тлевшей в бедняге, и Харфекс вообразил, что она и Осден вступили в союз и утаивают от остальных нечто особенно важное или опасное.
- Это походило на попытку слепого описать слона. Осден видел или слышал эту… чувствительность не больше нас.
- Но он ведь почувствовал ее, дорогая моя Хаито,- сказал Харфекс с едва сдерживаемой яростью.- Не эмпатически. На собственном черепе. Она явилась, и сбила его с ног, и ударила его тупым орудием. А он и краешком глаза ее не увидел?
- А что бы он мог увидеть, Харфекс? - спросила Томико, но тот будто нё слышал ее многозначительного вопроса, ведь именно он набросал другую версию: страх испытывают от чужого. Убийца пришел извне, он чужестранец, не один из нас. Зло - не во мне!
- Первый удар завалил его так основательно,- устало продолжала Томико,- что видеть он ничего не мог. Но когда он пришел в себя, один в лесу, то почувствовал ужас. Не собственный, а эмпатически воспринятый. Он уверен в этом. Как и в том, что ничего не улавливал ни от кого из нас. Отсюда очевидно, что коренные формы жизни не совсем бесчувственные.
Харфекс бросил на нее мрачный взгляд:
- Хаито, вы пытаетесь меня запугать. Не понимаю, зачем вам это,- встал и пошел к своему лабораторному столу, такой медлительный и чопорный, будто ему не сорок лет, а все восемьдесят.
Она оглядела остальных - впору было впасть в отчаяние. Взаимопонимание с Осденом, недавнее, непрочное, но глубокое, придало ей сил. Но кто из остальных смог бы сохранить присутствие духа, если это не удавалось даже Харфексу? Порлок и Эскуана заперлись в своих боксах, остальные занимались работой или кто чем. Что-то странное было в их позах. Координатор не могла бы сразу сказать, что именно, потом поняла: все они сидели лицом к недалекому лесу. Оллеру, играя в шахматы с Аснанифойлом, постепенно передвигала свой стул по кругу, пока не оказалась почти бок о бок с партнером.
Томико зашла к Мэннону, изучавшему срезы спутанных паукообразных бурых корней, и предложила ему взглянуть на эту головоломку. Тот сразу же понял, о чем она, и с непривычной для него лаконичностью сформулировал:
- Слежение за врагом.
- Каким врагом? Вы-то что чувствуете, Мэннон? - у нее вдруг появилась надежда, что в темной этой области намеков и эмпатий, где заблудились биологи, разберется психолог.
- Я чувствую сильную тревогу определенной пространственной ориентации. Но я не эмпат. Следовательно, тревога объяснима в терминах частной стрессовой ситуации, то есть происшедшего в лесу нападения на одного из членов бригады, равно как и в терминах общей стрессовой ситуации, то есть факта моего присутствия в тотально чужом окружении, неизбежно воспринимаемом метафорически в духе архетипических
коннотаций
слова "лес"…
Несколькими часами позже Томико разбудили крики Осдена. Тому снились кошмары. Мэннон успокоил его, и она вновь погрузилась в персональную тьму запутанных, не поддающихся толкованию сновидений. Наутро не встал Эскуана. Не удалось разбудить его и с помощью стимуляторов. Он цеплялся за сон, время от времени что-то тихо бормотал, соскальзывая все дальше и дальше назад, пока не достиг исходных позиций - свернулся калачиком на боку, прижал большой палец к губам и отключился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11