Не имел ни сестер, ни братьев. Воспитывался у дяди. Рос умницей, прошел по конкурсу сначала в Манчестерскую среднюю школу, потом в один из университетов, стал первым по физике в группе, получал именную стипендию, а через год завоевал специальную награду «Робинз Прайз» за научные достижения. Сделал карьеру. Некоторое время работал в промышленности, занимался исследованиями для «Бритиш Оксиджен Компани»…
Гримстеру за время работы в Ведомстве пришлось прочитать не меньше сотни подобных биографий. Перу Диллинга принадлежало множество печатных работ — по спектроскопии и многолучевой интерферометрии, по микроструктуре поверхности алмазов, рубинов, изумрудов… Гримстеру, как и всякому непосвященному, эти названия ничего не говорили.
О последних годах Диллинга в досье не было почти ничего. Он открыл небольшую компанию по промышленным исследованиям, капитала не хватило, компания была обречена — и за полгода до его смерти обанкротилась. Об этих шести месяцах в папке не было ни слова, сообщалось только о дне, когда он связался с Ведомством и в первый раз побеседовал с Копплстоуном.
«И все-таки, что это был за человек?» — рассуждал Гримстер. Для пущей безопасности спрятал то, что уже собирался продать. Диллинг не блефовал. На рынок он вышел с товаром. А спрятал его, чтобы обезопасить сделку, потому что не доверял людям Ведомства, и не без оснований. Они обвинили бы его во всех смертных грехах. (Если бы обыватели только знали, что происходит за кулисами! Время от времени такие сведения просачиваются в прессу, в парламенте разражается очередной скандал, но мало-помалу его всегда удается загладить. Так уж заведено.) Диллинг не доверил бумаги ни сейфу, ни банку. У него хватило ума спрятать их сверхнадежно".
Гримстер почувствовал азарт. Такие задания ему нравились.
На другое утро он встал в половине пятого. Спустился в огромный холл, где заспанный дежурный офицер поздоровался с ним, скрывая зевоту. Сел в машину, выехал за пределы усадьбы к лесистому обрыву. У реки Гримстер надел резиновые сапоги, взял легкую удочку — она вряд ли выдержала бы крупную форель. Из нескольких мушек, что всегда лежали в кошельке, Гримстер выбрал «Марка Брауна» собственного изготовления — с тельцем из коричневого с серебринкой перышка куропатки. Он спустился по крутому, местами укрепленному склону, прошел по камням у его подножия, легко перебрался вброд по обмелевшей старице на другой берег. Река текла спокойно; тумана, что стелился над полями, здесь уже не было. Гримстер знал эти места вдоль и поперек, он часто тут рыбачил. Закинул удочку на перекате, не надеясь поймать ничего, кроме форели или нескольких подлещиков. Удочка в руке, милый сердцу звон разматывающейся лески напоминали ему — так бывало всегда, когда он подолгу рыбачил, — об Ирландии, куда он каждый год в каникулы ездил с матерью; они останавливались в гостинице у реки, он вставал рано, а возвращался с уловом затемно; и все это, как вскоре выяснилось, благодаря неизвестному отцу — он желал воспитать из сына мужчину, достойного во всех отношениях, но боялся или стыдился из-за своей семьи и привилегированного положения в обществе делать это открыто…
На перекате клюнуло, вода на мгновение вскипела, но Гримстер замешкался подсечь. Ниже по течению суетилась с подобострастием карлика-официанта утка-нырок; летевшая навстречу Гримстеру цапля, едва завидев его, свернула к высокому ельнику.
Дважды или трижды вместе с Гримстером в Ирландию ездил и Гаррисон. Он лучше Джона рыбачил, стрелял и ездил верхом, и здесь, как во всем остальном, был безжалостен, оставляя законы тем, кто «достаточно глуп, чтобы им подчиняться». В рыбалке он не признавал закрытых сезонов, запретов на наживку, раскидывал сети, глушил рыбу, как ему вздумается, словом, охотился без пощады — лишь такая охота доставляла ему истинную радость.
Завидев мушку Гримстера или просто от скуки на середине реки высоко и неуклюже выпрыгнул лосось и плюхнулся в воду, как бревно. Когда круги разошлись и волны утихли, Гримстер увидел, как справа, далеко за деревьями, что-то мелькнуло, заметил лишь краем глаза, но и этого было достаточно. Украдкой поглядывая в ту сторону, он забросил удочку еще несколько раз, выяснил все, что хотел, убедился в том, о чем догадывался.
В тот день клюнуло дважды. Первая рыба стремительно повела вниз по течению, потом пошла вверх, да так скоро, что он не успевал сматывать леску, наконец выпрыгнула из воды и сорвалась. Через несколько минут другая попыталась проделать то же самое, но когда она ринулась вверх по течению, Гримстер побежал от нее, сумел натянуть леску и удержать рыбу на крючке, а потом, после долгой борьбы, вытащить на берег. Форель оказалась приличной, фунта на два с половиной.
Удовлетворенный, Гримстер вновь перешел речку вброд и направился в лес, к дереву, где что-то мелькнуло. Никаких следов слежки не обнаружил, но был уверен — кто-то сюда все-таки приходил. Ведь заметил же он краешек рукава голубой рубашки.
Кранстон вышел к завтраку в высоких замшевых ботинках, саржевых брюках, шейном платке и голубой рубашке. К правому ее рукаву в дюйме от плеча прилип крошечный кусочек зеленого мха — таким мхом была покрыта кора дуба, к которому прислонился майор, наблюдая за Гримстером.
Что же, по их мнению, задумал Гримстер, идя на рыбалку? Тайно встретиться с Гаррисоном и что-нибудь ему передать? Нет, он, Гримстер, не пойдет на это ни за что и никогда… Разве что когда подтвердятся живущие в нем подозрения.
Глава четвертая
Лили переселилась в номер на втором этаже южного крыла усадьбы. Высокие окна и низкий балкон ее гостиной выходили на запад — к лесу на берегу реки, к засеянным полям по другую сторону долины. Голубизну неба в то утро не омрачало ни одно облачко, лишь пара канюков кружила в восходящих потоках воздуха. Гостиная радовала глаз: драпированная ярким ситцем мебель, песочного цвета ковер, на стенах две хорошие репродукции с картин Штаббса из серии о лошадях.
Лили позавтракала у себя, теперь сидела напротив Гримстера, и ее светлые волосы ярко выделялись на фоне леса за окном. На ней были зеленые брюки и легкая водолазка. Сначала она немного нервничала, откровенно удивилась магнитофону, который принес Гримстер, но, когда прослушала запись собственного голоса, пришла в восторг, заставила Джона прокрутить ее снова, спрашивала: «Это честно я? А не похоже… Как-то не так». Вскоре Гримстер сумел рассеять тревогу Лили, она почувствовала собственную незаменимость, и это ей понравилось. «Им нужна моя помощь. Без меня им не обойтись», — думала Лили. Такие мысли, как заметил Гримстер, льстили ее самолюбию.
— Ну, хорошо, — сказал он наконец. — Начнем, и пусть для вас это будет игра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Гримстеру за время работы в Ведомстве пришлось прочитать не меньше сотни подобных биографий. Перу Диллинга принадлежало множество печатных работ — по спектроскопии и многолучевой интерферометрии, по микроструктуре поверхности алмазов, рубинов, изумрудов… Гримстеру, как и всякому непосвященному, эти названия ничего не говорили.
О последних годах Диллинга в досье не было почти ничего. Он открыл небольшую компанию по промышленным исследованиям, капитала не хватило, компания была обречена — и за полгода до его смерти обанкротилась. Об этих шести месяцах в папке не было ни слова, сообщалось только о дне, когда он связался с Ведомством и в первый раз побеседовал с Копплстоуном.
«И все-таки, что это был за человек?» — рассуждал Гримстер. Для пущей безопасности спрятал то, что уже собирался продать. Диллинг не блефовал. На рынок он вышел с товаром. А спрятал его, чтобы обезопасить сделку, потому что не доверял людям Ведомства, и не без оснований. Они обвинили бы его во всех смертных грехах. (Если бы обыватели только знали, что происходит за кулисами! Время от времени такие сведения просачиваются в прессу, в парламенте разражается очередной скандал, но мало-помалу его всегда удается загладить. Так уж заведено.) Диллинг не доверил бумаги ни сейфу, ни банку. У него хватило ума спрятать их сверхнадежно".
Гримстер почувствовал азарт. Такие задания ему нравились.
На другое утро он встал в половине пятого. Спустился в огромный холл, где заспанный дежурный офицер поздоровался с ним, скрывая зевоту. Сел в машину, выехал за пределы усадьбы к лесистому обрыву. У реки Гримстер надел резиновые сапоги, взял легкую удочку — она вряд ли выдержала бы крупную форель. Из нескольких мушек, что всегда лежали в кошельке, Гримстер выбрал «Марка Брауна» собственного изготовления — с тельцем из коричневого с серебринкой перышка куропатки. Он спустился по крутому, местами укрепленному склону, прошел по камням у его подножия, легко перебрался вброд по обмелевшей старице на другой берег. Река текла спокойно; тумана, что стелился над полями, здесь уже не было. Гримстер знал эти места вдоль и поперек, он часто тут рыбачил. Закинул удочку на перекате, не надеясь поймать ничего, кроме форели или нескольких подлещиков. Удочка в руке, милый сердцу звон разматывающейся лески напоминали ему — так бывало всегда, когда он подолгу рыбачил, — об Ирландии, куда он каждый год в каникулы ездил с матерью; они останавливались в гостинице у реки, он вставал рано, а возвращался с уловом затемно; и все это, как вскоре выяснилось, благодаря неизвестному отцу — он желал воспитать из сына мужчину, достойного во всех отношениях, но боялся или стыдился из-за своей семьи и привилегированного положения в обществе делать это открыто…
На перекате клюнуло, вода на мгновение вскипела, но Гримстер замешкался подсечь. Ниже по течению суетилась с подобострастием карлика-официанта утка-нырок; летевшая навстречу Гримстеру цапля, едва завидев его, свернула к высокому ельнику.
Дважды или трижды вместе с Гримстером в Ирландию ездил и Гаррисон. Он лучше Джона рыбачил, стрелял и ездил верхом, и здесь, как во всем остальном, был безжалостен, оставляя законы тем, кто «достаточно глуп, чтобы им подчиняться». В рыбалке он не признавал закрытых сезонов, запретов на наживку, раскидывал сети, глушил рыбу, как ему вздумается, словом, охотился без пощады — лишь такая охота доставляла ему истинную радость.
Завидев мушку Гримстера или просто от скуки на середине реки высоко и неуклюже выпрыгнул лосось и плюхнулся в воду, как бревно. Когда круги разошлись и волны утихли, Гримстер увидел, как справа, далеко за деревьями, что-то мелькнуло, заметил лишь краем глаза, но и этого было достаточно. Украдкой поглядывая в ту сторону, он забросил удочку еще несколько раз, выяснил все, что хотел, убедился в том, о чем догадывался.
В тот день клюнуло дважды. Первая рыба стремительно повела вниз по течению, потом пошла вверх, да так скоро, что он не успевал сматывать леску, наконец выпрыгнула из воды и сорвалась. Через несколько минут другая попыталась проделать то же самое, но когда она ринулась вверх по течению, Гримстер побежал от нее, сумел натянуть леску и удержать рыбу на крючке, а потом, после долгой борьбы, вытащить на берег. Форель оказалась приличной, фунта на два с половиной.
Удовлетворенный, Гримстер вновь перешел речку вброд и направился в лес, к дереву, где что-то мелькнуло. Никаких следов слежки не обнаружил, но был уверен — кто-то сюда все-таки приходил. Ведь заметил же он краешек рукава голубой рубашки.
Кранстон вышел к завтраку в высоких замшевых ботинках, саржевых брюках, шейном платке и голубой рубашке. К правому ее рукаву в дюйме от плеча прилип крошечный кусочек зеленого мха — таким мхом была покрыта кора дуба, к которому прислонился майор, наблюдая за Гримстером.
Что же, по их мнению, задумал Гримстер, идя на рыбалку? Тайно встретиться с Гаррисоном и что-нибудь ему передать? Нет, он, Гримстер, не пойдет на это ни за что и никогда… Разве что когда подтвердятся живущие в нем подозрения.
Глава четвертая
Лили переселилась в номер на втором этаже южного крыла усадьбы. Высокие окна и низкий балкон ее гостиной выходили на запад — к лесу на берегу реки, к засеянным полям по другую сторону долины. Голубизну неба в то утро не омрачало ни одно облачко, лишь пара канюков кружила в восходящих потоках воздуха. Гостиная радовала глаз: драпированная ярким ситцем мебель, песочного цвета ковер, на стенах две хорошие репродукции с картин Штаббса из серии о лошадях.
Лили позавтракала у себя, теперь сидела напротив Гримстера, и ее светлые волосы ярко выделялись на фоне леса за окном. На ней были зеленые брюки и легкая водолазка. Сначала она немного нервничала, откровенно удивилась магнитофону, который принес Гримстер, но, когда прослушала запись собственного голоса, пришла в восторг, заставила Джона прокрутить ее снова, спрашивала: «Это честно я? А не похоже… Как-то не так». Вскоре Гримстер сумел рассеять тревогу Лили, она почувствовала собственную незаменимость, и это ей понравилось. «Им нужна моя помощь. Без меня им не обойтись», — думала Лили. Такие мысли, как заметил Гримстер, льстили ее самолюбию.
— Ну, хорошо, — сказал он наконец. — Начнем, и пусть для вас это будет игра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57