Разве без меня Дудаков посмел бы представить ее в райисполком?
— Но ведь на самом деле нет даже ста процентов, Иван Степанович.
— А что же сдавали? Воздух?
— Масло.
— Ну это меня не интересует — масло или молоко. Важно, что сдали.
— Но ведь это комбинации.
— Чьи?
— Вот этого я пока не пойму.
— Ну, так вот по этому поводу я и позвал вас, Анна Андреевна. Колхозы сдавали, как положено. Но на маслозаводе совершенно запутана отчетность. И повинен в этом, к сожалению, ваш муж…
— Но ведь сдавал и принимал масло не он?
— Но он оформлял! Я не хочу вам неприятностей. Поэтому оставим все, как было.
— Подождите, Иван Степанович, — медленно проговорила Анна. — Сперва о молоке. Потом о моем муже. Надо сообщить в обком, что мы по молоку не дотянули.
— Но это же неправда!
— Покупали чужое масло и сдавали в счет собственного молока!
— А где доказательства?
— Мне сам Поспелов сказал.
— Документы, документы нужны. Я тоже звонил, интересовался. Все правильно.
— Надо исправить сводку.
— Да поймите, Анна Андреевна, что это невозможно переиграть. Ну, как вы это себе представляете? Колхозы обратно забирают масло с завода, везут в райпотребсоюз, там возвращают деньги… В общем, крути киноленту в обратную сторону? Вы подумайте: возможно это проделать?
— Тогда просто сказать правду…
— Обрадуете обком? И что, собственно, сказать? Выполнили — и каемся?
В чем-то Тарабрин прав. Сводку действительно невозможно переиграть.
— Я прошу назначить проверку, Иван Степанович. Ревизию. Чтобы такие вещи не могли больше повториться. Надо начать с маслозавода…
Тарабрин с интересом посмотрел на Анну.
— Хотите поставить под удар собственного мужа?
— Я не хочу ставить под удар собственную совесть.
— А если мы воздержимся?
— Я поставлю вопрос на бюро.
Тарабрин высыпал из деревянного стакана карандаши, пересчитал, положил обратно. Подумал. Тряхнул головой.
— Обойдемся без бюро. Не надо так официально. Пусть будет по-вашему. Поручим Семену Евграфовичу…
Облегченно откинулся на спинку стула, поправил рукою волосы, и только тут Анна заметила на его умном и большом лбу мелкие капельки пота.
XXXIX
Тарабрин оказался верен своему слову. В тот же день он переговорил с Жуковым. Жуков тоже не стал медлить, и без каких-либо оттяжек, как Анна и хотела, ревизия нагрянула на маслозавод.
В основном ревизии подверглась бухгалтерия завода, то есть Бахрушин, то есть собственный муж Анны… Санитарный врач достаточно придирчиво осматривал завод в установленные сроки, чистота соблюдалась на заводе неукоснительно. Масло и сыр, которые завод поставлял в Пронск и в другие города, — продукция его доходила даже до Ленинграда, — не встречали неодобрительных отзывов. Побольше бы такого масла и сыра! Таким образом, проверить следовало только отчетность, приход да расход, выяснить, сколько поступает на завод молока и куда оно девается…
— Раз уж проверять, так проверять, — сказал Тарабрин, и Жуков сказал обследователям примерно то же:
— Злоупотреблений как будто незаметно, но уж коли решили, поднимите всю отчетность, проверьте, так сказать, до конца…
Два дня шелестели на заводе бумагами, Алексей Ильич подавал всякие гроссбухи, в которые и сам-то заглядывал, пожалуй, впервые, и все было в порядке, все, как говорится, соответствовало. Но…
И вот акт комиссии уже на столе у Жукова, Жуков звонит Тарабрину, Тарабрин разыскивает по району Гончарову, и, поймав ее по телефону в Давыдовском совхозе, просит вечером, по возвращении, обязательно заглянуть в райком.
Тарабрин отменно вежлив, спокоен, может быть, чуть ироничен.
— Ваше желание удовлетворено, Анна Андреевна. Проверили маслозавод. Причем проверяли на совесть, это вам говорю я.
— Я знаю, Иван Степанович. Из райфо ведь Козловского посылали.
— А что — Козловский?
— Говорят, ни одной копейки не пропустит. Педант.
— Ну, не знаю, педант там или не педант, но все в порядке. Как говорится, в ажуре. Так, кажется, у бухгалтеров?
Анна вздохнула. Про себя облегченно вздохнула. И все-таки ей что-то не по себе.
— Но… — Тут последовала многозначительная пауза. — Есть разрыв между принятым молоком и выходом готовой продукции. В самое последнее время молока было принято больше, чем переработано.
— Значит, квитанции колхозам выдавались, а…
— Куда-то утекло. Бидоны дырявые.
— А может быть, колхозы не сдавали этого молока?
— Кто же в этом признается?
— Следовательно…
— Следовательно, недостача.
— Кто же несет ответственность?
— Бухгалтер Бахрушин. Ваш муж.
Тарабрин сказал это без подчеркивания, очень просто, как если бы говорил о постороннем для Гончаровой человеке.
Анна помолчала. Потом взглянула невесело на Тарабрина.
— Это преступление?
Тарабрин отрицательно замахал рукой.
— Нет, нет! Не волнуйтесь. Упущение… — Он участливо посмотрел на Анну, ему, наверно, искренне хотелось ее утешить. — Возможно, виновата спешка. Допускаю, что уж очень хотелось выполнить план. Так сказать, авансировали колхозы. Мы с Семеном Евграфовичем расцениваем это как служебное упущение. Не больше. Все отрегулируется…
Так она и знала. Она была уверена, что с выполнением плана что-то не в порядке. Формально в порядке, но на самом деле…
Ах, Бахрушин, Бахрушин! Алексей хотел жить со всеми в ладу. С тем выпьет. С другим согласится. Навыдавал квитанций. Люди не подведут. Он их вызволит, они его. Теперь, конечно, Бахрушин у всех в руках. Как поведешь себя, так и получишь…
Анна сплела кисти рук, принялась дергать себя за пальцы, точно стягивала с них несуществующие перчатки.
— А большая сумма, Иван Степанович?
— Да не волнуйтесь же, я вам говорю… — Тарабрин совершенно спокоен. — Все отрегулируется. Помаленьку погасят…
Он назвал сумму. Сравнительно невелика. Примерно, пять месячных окладов Анны. Незаметная сумма. Но и Бахрушин, и Анна находились под прессом. Теперь все зависело от доброго расположения людей. Разумеется, ей пойдут навстречу. В этом она не сомневается. Помогут Алексею свести концы с концами.
Тарабрин читал ее мысли.
— Сведет ваш Алексей Ильич концы с концами, отрегулирует…
План выполнен, обком доволен, Алексей отрегулирует. Удивительно, как все добры друг к другу. Но от этой доброты ей хочется плакать…
Анна встала.
— Что ж, Иван Степанович… Спасибо. Я подумаю, как поступить…
— Да никак не поступать! — Тарабрин дружелюбно протянул руку. — Ваш Бахрушин не так уж и виноват. Всем хочется выполнить план. Любыми средствами. Не подумал. Не стоит раздувать его ошибку, ваш авторитет нам дороже…
Но Анна уже знала, что делать. Она заторопилась домой.
Алексей находился в благодушном настроении. Сидел на порожке дома и кое-как наигрывал на баяне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Но ведь на самом деле нет даже ста процентов, Иван Степанович.
— А что же сдавали? Воздух?
— Масло.
— Ну это меня не интересует — масло или молоко. Важно, что сдали.
— Но ведь это комбинации.
— Чьи?
— Вот этого я пока не пойму.
— Ну, так вот по этому поводу я и позвал вас, Анна Андреевна. Колхозы сдавали, как положено. Но на маслозаводе совершенно запутана отчетность. И повинен в этом, к сожалению, ваш муж…
— Но ведь сдавал и принимал масло не он?
— Но он оформлял! Я не хочу вам неприятностей. Поэтому оставим все, как было.
— Подождите, Иван Степанович, — медленно проговорила Анна. — Сперва о молоке. Потом о моем муже. Надо сообщить в обком, что мы по молоку не дотянули.
— Но это же неправда!
— Покупали чужое масло и сдавали в счет собственного молока!
— А где доказательства?
— Мне сам Поспелов сказал.
— Документы, документы нужны. Я тоже звонил, интересовался. Все правильно.
— Надо исправить сводку.
— Да поймите, Анна Андреевна, что это невозможно переиграть. Ну, как вы это себе представляете? Колхозы обратно забирают масло с завода, везут в райпотребсоюз, там возвращают деньги… В общем, крути киноленту в обратную сторону? Вы подумайте: возможно это проделать?
— Тогда просто сказать правду…
— Обрадуете обком? И что, собственно, сказать? Выполнили — и каемся?
В чем-то Тарабрин прав. Сводку действительно невозможно переиграть.
— Я прошу назначить проверку, Иван Степанович. Ревизию. Чтобы такие вещи не могли больше повториться. Надо начать с маслозавода…
Тарабрин с интересом посмотрел на Анну.
— Хотите поставить под удар собственного мужа?
— Я не хочу ставить под удар собственную совесть.
— А если мы воздержимся?
— Я поставлю вопрос на бюро.
Тарабрин высыпал из деревянного стакана карандаши, пересчитал, положил обратно. Подумал. Тряхнул головой.
— Обойдемся без бюро. Не надо так официально. Пусть будет по-вашему. Поручим Семену Евграфовичу…
Облегченно откинулся на спинку стула, поправил рукою волосы, и только тут Анна заметила на его умном и большом лбу мелкие капельки пота.
XXXIX
Тарабрин оказался верен своему слову. В тот же день он переговорил с Жуковым. Жуков тоже не стал медлить, и без каких-либо оттяжек, как Анна и хотела, ревизия нагрянула на маслозавод.
В основном ревизии подверглась бухгалтерия завода, то есть Бахрушин, то есть собственный муж Анны… Санитарный врач достаточно придирчиво осматривал завод в установленные сроки, чистота соблюдалась на заводе неукоснительно. Масло и сыр, которые завод поставлял в Пронск и в другие города, — продукция его доходила даже до Ленинграда, — не встречали неодобрительных отзывов. Побольше бы такого масла и сыра! Таким образом, проверить следовало только отчетность, приход да расход, выяснить, сколько поступает на завод молока и куда оно девается…
— Раз уж проверять, так проверять, — сказал Тарабрин, и Жуков сказал обследователям примерно то же:
— Злоупотреблений как будто незаметно, но уж коли решили, поднимите всю отчетность, проверьте, так сказать, до конца…
Два дня шелестели на заводе бумагами, Алексей Ильич подавал всякие гроссбухи, в которые и сам-то заглядывал, пожалуй, впервые, и все было в порядке, все, как говорится, соответствовало. Но…
И вот акт комиссии уже на столе у Жукова, Жуков звонит Тарабрину, Тарабрин разыскивает по району Гончарову, и, поймав ее по телефону в Давыдовском совхозе, просит вечером, по возвращении, обязательно заглянуть в райком.
Тарабрин отменно вежлив, спокоен, может быть, чуть ироничен.
— Ваше желание удовлетворено, Анна Андреевна. Проверили маслозавод. Причем проверяли на совесть, это вам говорю я.
— Я знаю, Иван Степанович. Из райфо ведь Козловского посылали.
— А что — Козловский?
— Говорят, ни одной копейки не пропустит. Педант.
— Ну, не знаю, педант там или не педант, но все в порядке. Как говорится, в ажуре. Так, кажется, у бухгалтеров?
Анна вздохнула. Про себя облегченно вздохнула. И все-таки ей что-то не по себе.
— Но… — Тут последовала многозначительная пауза. — Есть разрыв между принятым молоком и выходом готовой продукции. В самое последнее время молока было принято больше, чем переработано.
— Значит, квитанции колхозам выдавались, а…
— Куда-то утекло. Бидоны дырявые.
— А может быть, колхозы не сдавали этого молока?
— Кто же в этом признается?
— Следовательно…
— Следовательно, недостача.
— Кто же несет ответственность?
— Бухгалтер Бахрушин. Ваш муж.
Тарабрин сказал это без подчеркивания, очень просто, как если бы говорил о постороннем для Гончаровой человеке.
Анна помолчала. Потом взглянула невесело на Тарабрина.
— Это преступление?
Тарабрин отрицательно замахал рукой.
— Нет, нет! Не волнуйтесь. Упущение… — Он участливо посмотрел на Анну, ему, наверно, искренне хотелось ее утешить. — Возможно, виновата спешка. Допускаю, что уж очень хотелось выполнить план. Так сказать, авансировали колхозы. Мы с Семеном Евграфовичем расцениваем это как служебное упущение. Не больше. Все отрегулируется…
Так она и знала. Она была уверена, что с выполнением плана что-то не в порядке. Формально в порядке, но на самом деле…
Ах, Бахрушин, Бахрушин! Алексей хотел жить со всеми в ладу. С тем выпьет. С другим согласится. Навыдавал квитанций. Люди не подведут. Он их вызволит, они его. Теперь, конечно, Бахрушин у всех в руках. Как поведешь себя, так и получишь…
Анна сплела кисти рук, принялась дергать себя за пальцы, точно стягивала с них несуществующие перчатки.
— А большая сумма, Иван Степанович?
— Да не волнуйтесь же, я вам говорю… — Тарабрин совершенно спокоен. — Все отрегулируется. Помаленьку погасят…
Он назвал сумму. Сравнительно невелика. Примерно, пять месячных окладов Анны. Незаметная сумма. Но и Бахрушин, и Анна находились под прессом. Теперь все зависело от доброго расположения людей. Разумеется, ей пойдут навстречу. В этом она не сомневается. Помогут Алексею свести концы с концами.
Тарабрин читал ее мысли.
— Сведет ваш Алексей Ильич концы с концами, отрегулирует…
План выполнен, обком доволен, Алексей отрегулирует. Удивительно, как все добры друг к другу. Но от этой доброты ей хочется плакать…
Анна встала.
— Что ж, Иван Степанович… Спасибо. Я подумаю, как поступить…
— Да никак не поступать! — Тарабрин дружелюбно протянул руку. — Ваш Бахрушин не так уж и виноват. Всем хочется выполнить план. Любыми средствами. Не подумал. Не стоит раздувать его ошибку, ваш авторитет нам дороже…
Но Анна уже знала, что делать. Она заторопилась домой.
Алексей находился в благодушном настроении. Сидел на порожке дома и кое-как наигрывал на баяне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76