— Молодой человек не откажется.
Юра отказался.
— Собери, собери…
Она вышла.
— Без нее я бы пропал, — доверительно признался Николай Ильич.
— Жена? — утвердительно спросил Юра.
— Сестра, — поправил Николай Ильич.
Тут Катенька очень кстати принесла стаканы с чаем, а Николай Ильич вернулся к тому, что непосредственно интересовало посетителя.
— Так что же хотите вы от меня?
— Таня ничего не говорила вам о своих намерениях?
— Советовалась, не уйти ли ей в монастырь.
— Разве сейчас есть монастыри?
— Есть. Но… Вероятно, вы учили. В старину монастыри были и политическими и экономическими организациями. А в наши дни… Как говорится, изжили себя.
— И вы посоветовали?
— Отговаривал.
— Неужели Таня в монастыре?
— Не думаю. Но постараюсь узнать. Зайдите ко мне через недельку.
И Юра поверил, что Николай Ильич в самом деле постарается узнать.
— Спасибо. — Он вдруг спохватился, что так и не назвал себя. — Вы так и не поинтересовались, кто я.
— А зачем? Я не любопытен, а вы не нашли нужным представиться… — мягко ответил Николай Ильич. — Может быть, вы желаете сохранить свой визит в тайне.
— Нет, почему же, — запальчиво возразил Юра. — У меня нет причин скрывать свой визит. Меня зовут Юрий, Юрий Зарубин, мы с Таней учились в одном классе.
ЗА ЧАШКОЙ ЧАЯ
Юра терпеливо выждал неделю.
Сделает что-нибудь или не сделает, раздумывал он об обещании священника. Узнает или не узнает? Священнослужители любят обещать то, что они просто не в силах дать, — такова уж их профессия. Они как страховые агенты, проценты собирают со всех, а вознаграждение получают немногие.
Он выбрал для посещения субботу, по вечерам в субботу обычно все дома.
Дважды нажал кнопку звонка. Никто не появился Юра позвонил еще раз. Безмолвие. Тогда Юра решил узнать, где Успенские. Позвоню-ка я Ципельзону, решил он. Раз, раз, раз… Пять звонков! Пожалуйте-ка хоть вы сюда, неизвестный гражданин Ципельзон!
И тот пожаловал.
— Вам кого?
С пунцовым мясистым носом, с обвислыми синими губами, с ушами, из которых торчат пучки рыжих волос, в модном грубошерстном зеленом пиджаке… Он довольно-таки сердитый, этот Ципельзон, который любит, чтоб ему звонили пять раз!
— Простите за беспокойство, я к Успенским. Но у них…
Ципельзон разглядывает Юру с доброжелательным любопытством.
— Заходите и проходите.
— Но я не знаю…
— Вы поняли, молодой человек? Проходите. У них не заперто.
— А откуда вам известно, что я не вор?
Ципельзон с состраданием посмотрел на юношу:
— Молодой человек! Еще не народился бандит, который вздумает обокрасть святого.
— А разве Успенский святой?
— Высшего ранга! Ни разу еще не поспорил ни с одним из жильцов. Ни из-за газа, ни из-за электричества. Уберет за вами ванную и сделает вид, что даже туда не заходил. Вызовет врача, а потом за свой счет купит вам медикаментов. Человек будущего общества, хотя и отсталых взглядов!
Юра добрался до знакомой двери. Действительно, не заперто. Горит лампа. Никого. Стол сервирован к чаю. Должно быть, Катенька заранее все приготовила. Кресло Николая Ильича со вмятиной на спинке от головы. Буфет с книгами. Что он читает, этот поп? Русские классики: Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов. Философы: Соловьев и Розанов, Шопенгауэр и Ницше. Гм! Ленин, Энгельс… С таким держи ухо востро!
Юра осторожно опустился в кресло хозяина. Не так чтобы очень мягко. От обивки пахнет чем-то затхлым…
Первой явилась Катенька.
— Сидите, сидите. Коленька скоро придет. Он в церкви, служит всенощную.
Непонятно это Юре. С одной стороны Толстой и Энгельс, с другой — наряжается в ризу, размахивает кадилом и уверяет, что так оно и должно быть!
Катенька то исчезает, то появляется. Насыпала в вазочку печенья. Постояла. Помолчала. Подошла к гостю.
— Сидите, сидите. Хочу с вами поговорить. Лучше, если вы поменьше будете к нам ходить.
Юра вскочил.
— Я могу хоть сейчас…
— Вы не поняли. Вы не мешаете нам. Боюсь, мы помешаем вам.
Юра гордо поднимает голову.
— Как так?
— Боюсь, вы недооцениваете моего брата… — Катенька, оказывается, не так проста, как могла показаться. — Николай Ильич болен, смертельно болен, но у него сильный характер. И, на беду тех, кто с ним общается, он безупречно честен. А ведь честность подкупает людей.
Ого, как рассуждает!
— Чем же опасен Николай Ильич?
— Верою в бога. Хотите не хотите, он и вас приблизит к богу. У вас неокрепший ум…
— Ну, знаете ли, я материалист, — уверенно возражает Юра. — Меня не так-то легко сбить…
— Но все-таки можно. А я думаю, что религия нынче молодым людям ни к чему.
— Разве вы не верите?
— Не знаю. Во всяком случае, не так, как Николай Ильич. Ему пришлось пережить побольше моего.
Вот тебе и Катенька!
— А вы не бойтесь за меня.
— Я не за вас, а за все ваше поколение. Слишком все легко вам дается. И веру, и отрицание бога надо принимать с большей серьезностью.
Грустная улыбка у Катеньки!
Юре даже стыдно за свою заносчивость.
— Не тревожьтесь за меня, — доверчиво говорит он седенькой женщине. — Я много читал. Я люблю искусство. Я атеист не потому, что кто-то сказал мне быть атеистом, а потому, что изучаю законы природы. Знание природы и религия несовместимы.
— Дай бог, дай бог, — торопливо соглашается его собеседница. — Бегу! Чайник уже кипит…
Вновь появляется она уже с Николаем Ильичом. Священник приветливо протягивает руку.
— Вот кто, оказывается, у нас в гостях…
«Какой он маленький и несчастненький, — думает Юра. — Хорохорится, а сам скоро умрет!»
— Будем чай пить, — продолжает Николай Ильич. — Пришлось служить всенощную. Все молодые священники сегодня на совещании, а у отца Вениамина билеты в Художественный театр.
«Сделал он что-нибудь или не сделал? — думает Юра. — Или опять заговорит меня…»
Но священник не хочет томить юношу.
— Я навел справки. Ни в какой монастырь ваша Таня не поступала.
— А как вы это узнали? — Юре нужно это знать наверняка. — Не сердитесь, но я хочу быть уверен…
— Знакомства, — добродушно объясняет Николай Ильич. — Не значится такой.
— Разве монахи где-нибудь значатся?
— Разумеется. Учет в церкви поставлен не хуже, чем в любом учреждении.
— Как смешно, — сказал Юра. — Отдел кадров при церкви!
— А как же иначе? В отдельном храме священнослужителей не так уж много, но вообще у церкви обширные кадры.
— И даже монахи учтены?
— Конечно. Так что это уж точно: Сухаревой Татьяны нет ни в одном православном монастыре.
— В общем, я и сам так думал, — задумчиво признается Юра. — Для нее это недостаточно романтично.
— О какой романтике вы говорите?
— Она не из тех, кто бегает в церковь между делом. Если уж отдается чему, так с полной самоотдачей. Тайна и самопожертвование — вот что ее может увлечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Юра отказался.
— Собери, собери…
Она вышла.
— Без нее я бы пропал, — доверительно признался Николай Ильич.
— Жена? — утвердительно спросил Юра.
— Сестра, — поправил Николай Ильич.
Тут Катенька очень кстати принесла стаканы с чаем, а Николай Ильич вернулся к тому, что непосредственно интересовало посетителя.
— Так что же хотите вы от меня?
— Таня ничего не говорила вам о своих намерениях?
— Советовалась, не уйти ли ей в монастырь.
— Разве сейчас есть монастыри?
— Есть. Но… Вероятно, вы учили. В старину монастыри были и политическими и экономическими организациями. А в наши дни… Как говорится, изжили себя.
— И вы посоветовали?
— Отговаривал.
— Неужели Таня в монастыре?
— Не думаю. Но постараюсь узнать. Зайдите ко мне через недельку.
И Юра поверил, что Николай Ильич в самом деле постарается узнать.
— Спасибо. — Он вдруг спохватился, что так и не назвал себя. — Вы так и не поинтересовались, кто я.
— А зачем? Я не любопытен, а вы не нашли нужным представиться… — мягко ответил Николай Ильич. — Может быть, вы желаете сохранить свой визит в тайне.
— Нет, почему же, — запальчиво возразил Юра. — У меня нет причин скрывать свой визит. Меня зовут Юрий, Юрий Зарубин, мы с Таней учились в одном классе.
ЗА ЧАШКОЙ ЧАЯ
Юра терпеливо выждал неделю.
Сделает что-нибудь или не сделает, раздумывал он об обещании священника. Узнает или не узнает? Священнослужители любят обещать то, что они просто не в силах дать, — такова уж их профессия. Они как страховые агенты, проценты собирают со всех, а вознаграждение получают немногие.
Он выбрал для посещения субботу, по вечерам в субботу обычно все дома.
Дважды нажал кнопку звонка. Никто не появился Юра позвонил еще раз. Безмолвие. Тогда Юра решил узнать, где Успенские. Позвоню-ка я Ципельзону, решил он. Раз, раз, раз… Пять звонков! Пожалуйте-ка хоть вы сюда, неизвестный гражданин Ципельзон!
И тот пожаловал.
— Вам кого?
С пунцовым мясистым носом, с обвислыми синими губами, с ушами, из которых торчат пучки рыжих волос, в модном грубошерстном зеленом пиджаке… Он довольно-таки сердитый, этот Ципельзон, который любит, чтоб ему звонили пять раз!
— Простите за беспокойство, я к Успенским. Но у них…
Ципельзон разглядывает Юру с доброжелательным любопытством.
— Заходите и проходите.
— Но я не знаю…
— Вы поняли, молодой человек? Проходите. У них не заперто.
— А откуда вам известно, что я не вор?
Ципельзон с состраданием посмотрел на юношу:
— Молодой человек! Еще не народился бандит, который вздумает обокрасть святого.
— А разве Успенский святой?
— Высшего ранга! Ни разу еще не поспорил ни с одним из жильцов. Ни из-за газа, ни из-за электричества. Уберет за вами ванную и сделает вид, что даже туда не заходил. Вызовет врача, а потом за свой счет купит вам медикаментов. Человек будущего общества, хотя и отсталых взглядов!
Юра добрался до знакомой двери. Действительно, не заперто. Горит лампа. Никого. Стол сервирован к чаю. Должно быть, Катенька заранее все приготовила. Кресло Николая Ильича со вмятиной на спинке от головы. Буфет с книгами. Что он читает, этот поп? Русские классики: Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов. Философы: Соловьев и Розанов, Шопенгауэр и Ницше. Гм! Ленин, Энгельс… С таким держи ухо востро!
Юра осторожно опустился в кресло хозяина. Не так чтобы очень мягко. От обивки пахнет чем-то затхлым…
Первой явилась Катенька.
— Сидите, сидите. Коленька скоро придет. Он в церкви, служит всенощную.
Непонятно это Юре. С одной стороны Толстой и Энгельс, с другой — наряжается в ризу, размахивает кадилом и уверяет, что так оно и должно быть!
Катенька то исчезает, то появляется. Насыпала в вазочку печенья. Постояла. Помолчала. Подошла к гостю.
— Сидите, сидите. Хочу с вами поговорить. Лучше, если вы поменьше будете к нам ходить.
Юра вскочил.
— Я могу хоть сейчас…
— Вы не поняли. Вы не мешаете нам. Боюсь, мы помешаем вам.
Юра гордо поднимает голову.
— Как так?
— Боюсь, вы недооцениваете моего брата… — Катенька, оказывается, не так проста, как могла показаться. — Николай Ильич болен, смертельно болен, но у него сильный характер. И, на беду тех, кто с ним общается, он безупречно честен. А ведь честность подкупает людей.
Ого, как рассуждает!
— Чем же опасен Николай Ильич?
— Верою в бога. Хотите не хотите, он и вас приблизит к богу. У вас неокрепший ум…
— Ну, знаете ли, я материалист, — уверенно возражает Юра. — Меня не так-то легко сбить…
— Но все-таки можно. А я думаю, что религия нынче молодым людям ни к чему.
— Разве вы не верите?
— Не знаю. Во всяком случае, не так, как Николай Ильич. Ему пришлось пережить побольше моего.
Вот тебе и Катенька!
— А вы не бойтесь за меня.
— Я не за вас, а за все ваше поколение. Слишком все легко вам дается. И веру, и отрицание бога надо принимать с большей серьезностью.
Грустная улыбка у Катеньки!
Юре даже стыдно за свою заносчивость.
— Не тревожьтесь за меня, — доверчиво говорит он седенькой женщине. — Я много читал. Я люблю искусство. Я атеист не потому, что кто-то сказал мне быть атеистом, а потому, что изучаю законы природы. Знание природы и религия несовместимы.
— Дай бог, дай бог, — торопливо соглашается его собеседница. — Бегу! Чайник уже кипит…
Вновь появляется она уже с Николаем Ильичом. Священник приветливо протягивает руку.
— Вот кто, оказывается, у нас в гостях…
«Какой он маленький и несчастненький, — думает Юра. — Хорохорится, а сам скоро умрет!»
— Будем чай пить, — продолжает Николай Ильич. — Пришлось служить всенощную. Все молодые священники сегодня на совещании, а у отца Вениамина билеты в Художественный театр.
«Сделал он что-нибудь или не сделал? — думает Юра. — Или опять заговорит меня…»
Но священник не хочет томить юношу.
— Я навел справки. Ни в какой монастырь ваша Таня не поступала.
— А как вы это узнали? — Юре нужно это знать наверняка. — Не сердитесь, но я хочу быть уверен…
— Знакомства, — добродушно объясняет Николай Ильич. — Не значится такой.
— Разве монахи где-нибудь значатся?
— Разумеется. Учет в церкви поставлен не хуже, чем в любом учреждении.
— Как смешно, — сказал Юра. — Отдел кадров при церкви!
— А как же иначе? В отдельном храме священнослужителей не так уж много, но вообще у церкви обширные кадры.
— И даже монахи учтены?
— Конечно. Так что это уж точно: Сухаревой Татьяны нет ни в одном православном монастыре.
— В общем, я и сам так думал, — задумчиво признается Юра. — Для нее это недостаточно романтично.
— О какой романтике вы говорите?
— Она не из тех, кто бегает в церковь между делом. Если уж отдается чему, так с полной самоотдачей. Тайна и самопожертвование — вот что ее может увлечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44