Бэри перестал есть, тихо взвизгнул и закрыл свой здоровый глаз. Наконец Дэвид встал и направился назад к хижине, а Бэри проводил его до края маленькой поляны.
За время его отсутствия Мукоки и отец Ролан приготовили постели из веток. Когда Дэвид вошел в комнату, индеец уже лежал, завернувшись в свое одеяло, а отец Ролан чистил винтовку Дэвида.
— Завтра вам надо будет немного попрактиковаться в стрельбе. Как вы думаете, вы попадете в оленя?
— Сомневаюсь.
Улегшись в постель, Дэвид, обуреваемый мыслями, долго еще не мог заснуть. Он слышал ровное дыхание Мукоки и отца Ролана, которые быстро заснули, а сам он все не мог сомкнуть глаз. Он без конца думал о Тэвише и девушке, а вместе с ними о таинственной женщине в поезде. Дэвид пытался бороться с самим собой, внушал себе, что его предположения бессмысленны, что он дал волю воображению; твердил себе, что та ужасная связь между Тэвишем и девушкой, мысль о которой пришла ему в голову, совершенно невероятна. Но разубедить себя он не мог. Наконец Дэвид заснул; сон его был полон разных видений. Когда он проснулся, в хижине снова горел фонарь. Отец Ролан и Мукоки уже встали. В печке трещал огонь.
Следующие четыре дня окончательно порвали цепь, связывавшую Дэвида Рэна с той жизнью, от которой он бежал, когда отец Ролан встретил его в трансконтинентальном экспрессе. Это были четыре чудесных дня упорного продвижения прямо на Север. Стояли солнечные морозные дни, а по ночам ярко горели звезды и светила полная луна. В первый из четырех дней Дэвид прошел на лыжах пятнадцать миль. И в эту ночь он спал под прикрытием бальзамной ели, росшей около большой скалы; разложенный ими костер нагрел скалу, и она хранила тепло до самого рассвета. Второй день ознаменовался еще одним большим шагом вперед в деле ознакомления Дэвида с жизнью в дикой стране. В лесу на снегу виднелись многочисленные следы копыт и когтей. Отец Ролан часто останавливался и воскрешал перед Дэвидом написанную на снегу историю. Он показывал ему, где лисица молча преследовала полярного кролика, где стая волков изрыла снег в погоне за обреченным на гибель оленем; а в пустой чаще, где и олень, и лось вместе искали защиты от бури, он подробно объяснил, как различать столь похожие следы того и другого. В эту ночь, пока они спали, Бэри пришел к их стоянке; утром в десяти шагах от своей полянки они увидел его постель — вырытую в снегу яму. На третье утро Дэвид убил оленя. А ночью ему удалось подманить Бэри почти к самому костру и, сидя на своем месте у огня, он кидал ему куски сырого мяса.
Дэвид сильно изменился. Три дня пути и три ночевки под открытым небом начали чудесную работу, о которой говорил отец Ролан. Лицо Дэвида потемнело, стало зарастать бородой; под действием холода и ветра его уши и щеки покраснели; его мускулы окрепли, прежняя слабость исчезла. «Корни вашей болезни в мозгу», как-то сказал ему отец Ролан, и теперь он в этом сам убедился. Каждый раз, когда они останавливались в полдень, чтобы вскипятить чай и сварить обед, и каждый вечер, когда они останавливались на ночлег, Дэвид срубал по дереву. Этой ночью он срубил липкую от смолы сосну восьми дюймов в диаметре. Он все еще тяжело дышал от напряжения, когда присел к огню и стал бросать Бэри куски мяса. Они были на расстоянии шестидесяти миль к северу от хижины Торо; и в двадцатый раз отец повторял Дэвиду, что тот молодец.
— А завтра, — прибавил отец Ролан, — мы доберемся до хижины Тэвиша.
Дэвиду постепенно стало казаться, что единственной целью его путешествия на Север являлось стремление увидеть Тэвиша. Он не представлял себе, что последует за этой встречей. Все его помыслы сосредоточились на одном желании — показать Тэвишу карточку. Ночью, когда отец Ролан и Мукоки уже спали в палатке, Дэвид остался сидеть у костра. Он спрашивал себя о том, о чем прежде не задумывался. Он увидит Тэвиша, покажет ему карточку. А что случится затем? Этим все кончится? Ему стало не по себе. Помимо тайны Тэвиша, была еще и другая волнующая, неразрешимая тайна. Девушка, если она еще жива, находится за тысячу миль от того места, где он сейчас сидит, и добраться до нее через это пространство гор и лесов не так-то легко. Впервые в голове Дэвида возникла мысль отправиться к ней, если только она жива. Эта мысль взволновала, потрясла его. Отправиться к ней? Зачем? Он вынул из кармана карточку и при мерцающем свете костра стал — вглядываться в чудесное лицо девушки. Зачем? Его сердце затрепетало. Он поднял глаза и посмотрел в серую завесу дыма, расстилавшегося между ним и палаткой: в призрачной туманной пелене перед Дэвидом медленно вырисовывалось другое лицо, язвительно смеющееся — лицо златокудрой богини. Смеющееся… смеющееся!.. Вздрогнув, он отвел свой взгляд от видения и снова посмотрел на карточку девушки. «Она знает, понимает, помогает мне», — прошептал он. Дэвид спрятал карточку в карман и несколько секунд прижимал ее к груди.
На следующий день, когда снова стал быстро сгущаться сумрак северной ночи, отец Ролан остановил свою упряжку на вершине усеянного камнями кряжа. Указав на расстилавшуюся внизу темную долину, он произнес:
— Там хижина Тэвиша.
Глава XI. ТЭВИШ НАЙДЕН
Они стали спускаться в долину. Мукоки шел впереди упряжки медленно, осторожно прокладывая путь между засыпанными снегом камнями, а отец Ролан и Дэвид всей своей тяжестью удерживали сани, которые на спуске могли бы налететь на собак.
Перед ними расстилался дикий густой лес. Дэвид подумал, что Тэвиш для себя и своей тайны не мог выбрать более зловещего убежища. Оно даже в лунные и звездные ночи должно было производить угнетающее впечатление. Ужасно одинокое место, безмолвное, как смерть. Спускаясь туда, они не слышали собачьего лая, а у Тэвиша, наверно, были собаки. Дэвид собрался было заговорить, спросить отца Ролана, почему, преследуемый страхом Тэвиш поселился в такой глуши, как вдруг шедшая впереди собака остановилась и тихо протяжно заскулила. Вся упряжка остановилась, и остальные собаки тоже начали скулить. Восемь пар беспокойно блестевших глаз уставились в темноту. Индеец обернулся, но окрик замер на его губах. Дэвид взглянул на отца Ролана. Тот, прерывисто дыша, пристально всматривался в темноту. Внезапно вожак сел на задние лапы и, подняв к небу свою серую морду, испустил протяжный скорбный вой. В этом звуке было что-то, заставившее Дэвида вздрогнуть. Мукоки, шатаясь, как больной, подошел к саням.
— Нипу-уин-уйю! — сказал он.
Его глаза горели в темноте, как две огненные точки. Дрожь пробегала по его телу. В первое мгновение отец Ролан, казалось, не слышал его слов. Затем он крикнул:
— Ударь их кнутом! Сдвинь их с места!
Индеец повернулся к собакам и стал рассматривать свой длинный бич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
За время его отсутствия Мукоки и отец Ролан приготовили постели из веток. Когда Дэвид вошел в комнату, индеец уже лежал, завернувшись в свое одеяло, а отец Ролан чистил винтовку Дэвида.
— Завтра вам надо будет немного попрактиковаться в стрельбе. Как вы думаете, вы попадете в оленя?
— Сомневаюсь.
Улегшись в постель, Дэвид, обуреваемый мыслями, долго еще не мог заснуть. Он слышал ровное дыхание Мукоки и отца Ролана, которые быстро заснули, а сам он все не мог сомкнуть глаз. Он без конца думал о Тэвише и девушке, а вместе с ними о таинственной женщине в поезде. Дэвид пытался бороться с самим собой, внушал себе, что его предположения бессмысленны, что он дал волю воображению; твердил себе, что та ужасная связь между Тэвишем и девушкой, мысль о которой пришла ему в голову, совершенно невероятна. Но разубедить себя он не мог. Наконец Дэвид заснул; сон его был полон разных видений. Когда он проснулся, в хижине снова горел фонарь. Отец Ролан и Мукоки уже встали. В печке трещал огонь.
Следующие четыре дня окончательно порвали цепь, связывавшую Дэвида Рэна с той жизнью, от которой он бежал, когда отец Ролан встретил его в трансконтинентальном экспрессе. Это были четыре чудесных дня упорного продвижения прямо на Север. Стояли солнечные морозные дни, а по ночам ярко горели звезды и светила полная луна. В первый из четырех дней Дэвид прошел на лыжах пятнадцать миль. И в эту ночь он спал под прикрытием бальзамной ели, росшей около большой скалы; разложенный ими костер нагрел скалу, и она хранила тепло до самого рассвета. Второй день ознаменовался еще одним большим шагом вперед в деле ознакомления Дэвида с жизнью в дикой стране. В лесу на снегу виднелись многочисленные следы копыт и когтей. Отец Ролан часто останавливался и воскрешал перед Дэвидом написанную на снегу историю. Он показывал ему, где лисица молча преследовала полярного кролика, где стая волков изрыла снег в погоне за обреченным на гибель оленем; а в пустой чаще, где и олень, и лось вместе искали защиты от бури, он подробно объяснил, как различать столь похожие следы того и другого. В эту ночь, пока они спали, Бэри пришел к их стоянке; утром в десяти шагах от своей полянки они увидел его постель — вырытую в снегу яму. На третье утро Дэвид убил оленя. А ночью ему удалось подманить Бэри почти к самому костру и, сидя на своем месте у огня, он кидал ему куски сырого мяса.
Дэвид сильно изменился. Три дня пути и три ночевки под открытым небом начали чудесную работу, о которой говорил отец Ролан. Лицо Дэвида потемнело, стало зарастать бородой; под действием холода и ветра его уши и щеки покраснели; его мускулы окрепли, прежняя слабость исчезла. «Корни вашей болезни в мозгу», как-то сказал ему отец Ролан, и теперь он в этом сам убедился. Каждый раз, когда они останавливались в полдень, чтобы вскипятить чай и сварить обед, и каждый вечер, когда они останавливались на ночлег, Дэвид срубал по дереву. Этой ночью он срубил липкую от смолы сосну восьми дюймов в диаметре. Он все еще тяжело дышал от напряжения, когда присел к огню и стал бросать Бэри куски мяса. Они были на расстоянии шестидесяти миль к северу от хижины Торо; и в двадцатый раз отец повторял Дэвиду, что тот молодец.
— А завтра, — прибавил отец Ролан, — мы доберемся до хижины Тэвиша.
Дэвиду постепенно стало казаться, что единственной целью его путешествия на Север являлось стремление увидеть Тэвиша. Он не представлял себе, что последует за этой встречей. Все его помыслы сосредоточились на одном желании — показать Тэвишу карточку. Ночью, когда отец Ролан и Мукоки уже спали в палатке, Дэвид остался сидеть у костра. Он спрашивал себя о том, о чем прежде не задумывался. Он увидит Тэвиша, покажет ему карточку. А что случится затем? Этим все кончится? Ему стало не по себе. Помимо тайны Тэвиша, была еще и другая волнующая, неразрешимая тайна. Девушка, если она еще жива, находится за тысячу миль от того места, где он сейчас сидит, и добраться до нее через это пространство гор и лесов не так-то легко. Впервые в голове Дэвида возникла мысль отправиться к ней, если только она жива. Эта мысль взволновала, потрясла его. Отправиться к ней? Зачем? Он вынул из кармана карточку и при мерцающем свете костра стал — вглядываться в чудесное лицо девушки. Зачем? Его сердце затрепетало. Он поднял глаза и посмотрел в серую завесу дыма, расстилавшегося между ним и палаткой: в призрачной туманной пелене перед Дэвидом медленно вырисовывалось другое лицо, язвительно смеющееся — лицо златокудрой богини. Смеющееся… смеющееся!.. Вздрогнув, он отвел свой взгляд от видения и снова посмотрел на карточку девушки. «Она знает, понимает, помогает мне», — прошептал он. Дэвид спрятал карточку в карман и несколько секунд прижимал ее к груди.
На следующий день, когда снова стал быстро сгущаться сумрак северной ночи, отец Ролан остановил свою упряжку на вершине усеянного камнями кряжа. Указав на расстилавшуюся внизу темную долину, он произнес:
— Там хижина Тэвиша.
Глава XI. ТЭВИШ НАЙДЕН
Они стали спускаться в долину. Мукоки шел впереди упряжки медленно, осторожно прокладывая путь между засыпанными снегом камнями, а отец Ролан и Дэвид всей своей тяжестью удерживали сани, которые на спуске могли бы налететь на собак.
Перед ними расстилался дикий густой лес. Дэвид подумал, что Тэвиш для себя и своей тайны не мог выбрать более зловещего убежища. Оно даже в лунные и звездные ночи должно было производить угнетающее впечатление. Ужасно одинокое место, безмолвное, как смерть. Спускаясь туда, они не слышали собачьего лая, а у Тэвиша, наверно, были собаки. Дэвид собрался было заговорить, спросить отца Ролана, почему, преследуемый страхом Тэвиш поселился в такой глуши, как вдруг шедшая впереди собака остановилась и тихо протяжно заскулила. Вся упряжка остановилась, и остальные собаки тоже начали скулить. Восемь пар беспокойно блестевших глаз уставились в темноту. Индеец обернулся, но окрик замер на его губах. Дэвид взглянул на отца Ролана. Тот, прерывисто дыша, пристально всматривался в темноту. Внезапно вожак сел на задние лапы и, подняв к небу свою серую морду, испустил протяжный скорбный вой. В этом звуке было что-то, заставившее Дэвида вздрогнуть. Мукоки, шатаясь, как больной, подошел к саням.
— Нипу-уин-уйю! — сказал он.
Его глаза горели в темноте, как две огненные точки. Дрожь пробегала по его телу. В первое мгновение отец Ролан, казалось, не слышал его слов. Затем он крикнул:
— Ударь их кнутом! Сдвинь их с места!
Индеец повернулся к собакам и стал рассматривать свой длинный бич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46