Нортон отодвинул шторы, распахнул окно: здесь оказалось гораздо больше пространства, чем она предполагала. Это была, пожалуй, самая просторная комната дома. Вместо стен – высокие библиотечные стеллажи с книгами. Два секретера по обе стороны от окна, каждый не менее семи футов в длину. Письменный стол с маленькой бронзовой чернильницей, выполненной в виде ангела, несущего на голове античную вазу. И шкафы, везде шкафы с открытыми полками, заставленными самыми разными предметами.
– Здесь работал ваш дед, – сказал Нортон, – как видите, свой кабинет он превратил и в библиотеку, и в хранилище своих же находок.
– Он ведь тоже был заядлым коллекционером, – произнесла Кристина, рассеянно перебирая лежащие на дубовом столу пачки пожелтевших писем, с мелким бисерным почерком деда, – Хотя постоянно ругал бабушку за ее неукротимую страсть к антиквариату.
– Да, но не забывайте, Кристина, Маргарет приобретала, все, что ей нравилось. Не важно, что это было: итальянский столик ручной работы, набор посуды с позолоченными чашками или скульптура обнаженного Аполлона с некоторыми недостающими частями тела…
– Та самая скульптура, – рассмеялась Кристина, – Я как-то застала деда, пытавшегося ее раскачать и обрушить на пол. Он строго-настрого запретил мне рассказывать об этом бабушке.
– Могу вам сказать по секрету, – произнес Нортон приглушенным голосом, забавно оглядываясь по сторонам, – он проделывал это с завидной регулярностью, особенно после скандалов с Маргарет. И нужно добавить: однажды ему это все-таки удалось. Так вот, если миссис Маклинн собирала зачастую бесполезные вещи, Эдвард коллекционировал только то, что было непосредственно связано с его главным увлечением жизни.
– Он обожал историю, – произнесла Кристина, – все эти рассказы о древних событиях и людях прошлого.
– Да, многие знали Эдварда Маклинна, блестящего предпринимателя с невероятной интуицией и способностью зарабатывать деньги, но практически никто не ведал другого. Ваш дед был блестящим антропологом. Прирожденным исследователем человеческой природы. Публиковался в научных журналах, правда под другим именем – и статьи пользовались большим успехом.
Девушка подошла к одному из шкафов. На верхней полке стоял толстый фолиант в темно-коричневом кожаном переплете, с вытесненной на нем странной эмблемой, напомнившей ей древние кельтские символы. Подставкой служила серебряная рамка, она охватывала книгу со всех сторон, огибая эмблему тонкой витиеватой полоской драгоценного металла.
– Вы безошибочно определили главную святыню Эдварда, – сказал Нортон, проследив за ее взглядом, – целое состояние он отдал, чтобы получить эту реликвию.
– Дед часто просиживал с ней за столом, – задумчиво сказала Кристина, – я спрашивала, что же такого интересного может быть написано в обыкновенной книге, он лишь улыбался, да отшучивался.
Прошлое снова накрыло ее волной необыкновенно ярких образов, хранившихся столь долгое время в подсознании. Серый пиджак Эдварда, его морщинистое живое лицо, привычка на любой вопрос отвечать загадочной улыбкой. Любая самая обыденная вещь в его изложении приобретала таинственную, волшебную подоплеку.
Величайшая трагедия людей, Кристи, в их глупости, говорил он, усадив ее на колени. Нельзя подсчитать, сколько раз в день мы проходим мимо невообразимых чудес, занятые выдуманными проблемами, бесплодными надеждами. Равнодушно проходим мимо дверей, которых не было здесь, до самого нашего появления. Рассеянным взглядом скользим по узкой, влажной от дождя дороге, ведущей в неизвестность, и продолжаем плестись по старому скучному пути. Мы получаем только то, что сами выбираем, и выбор этот, к сожалению, обычно чертовски предсказуем, Кристи.
Она сидела тихо, не задавала лишних вопросов, дедушка разговаривал с ней о взрослых вещах, не пытался переделать свои слова в приторную сладкую речь, с которой взрослые обычно обращаются к маленьким детям. Она сидела и слушала его рассуждения о жизни. Рассказы о тех местах, где он побывал, и какие тайны иногда раскрывались ему в долгих путешествиях.
За несколько дней до смерти, он подозвал ее к кровати: обычно жизнерадостный и полный энергии, он теперь почти не поднимался с постели, лицо его посерело и осунулось, лишь глаза продолжали хранить в себе отпечаток силы и вызова.
Я ухожу с радостью, сказал он тогда. Сказал хриплым уставшим голосом, окруженный густым запахом лекарств. И не надо плакать по моему уходу, Кристи, все в мире имеет свойство заканчиваться, завершаться в определенное время. А иначе, мы бы и так все померли со скуки.
Он погладил ее по голове, снова впал в забытье, да так больше и не приходил в сознание. На похоронах она не проронила ни одной слезинки. И даже потом, через четыре года, когда умерла мама, она повторяла его слова, в то время, как все существо внутри разрывалось от боли и страдания.Все в мире имеет свойство заканчиваться. Ее чудовищная тоска в какой-то момент постепенно сошла на нет, хотя и напоминала о себе острыми каждодневными уколами душевных терзаний.
Вот и сейчас, она чувствовала, как в верхней части груди появляется комок печали.
Нортон бережно достал с полки книгу и положил ее на стол: Кристина поняла, почему ее так обрадовала встреча с мистером Энрайтом. Он походил на деда темпераментом, непринужденным поведением и безграничным оптимизмом.
– В этом-то все и дело, – сказал Нортон, раскрывая фолиант, – Не один год потратил Эдвард, чтобы расшифровать в ней записи. Возил к именитым профессорам, ученым, платил большие деньги, но всегда возвращался ни с чем.
– Что в ней такого особенного? –спросила Кристина, притрагиваясь к пожелтевшей странице, испещренной текстом, буквы которого напоминали скорее скандинавские руны, чем обычную латиницу, – Откуда вообще взялась эта книга?
– Я умолчал об еще одной довольно веской причине, заставившей его купить Алтерионское поместье, ваш дом, – отозвался Нортон. Он рассеяно перелистал несколько страниц и взглянул на Кристину, – недалеко от побережья находится остров, Литтл-Сарбор, вы там бывали еще в детстве.
– Совсем не помню.
– Вам было лет пять, может быть шесть – в таком возрасте редко запоминаются подобные поездки. Остров совсем небольшой, миль двадцать шесть из одного конца в другой. Так вот, в начале восемнадцатого века там обосновалась религиозная секта, не похожая на аналогичные культы фанатиков Англии, да и прочих европейских стран. Обычно такие секты были основаны на христианстве – вечном противостоянии бога и сатаны – то есть даже отвратительные сборища дьяволопоклонников так или иначе придерживались христианской идеи мировоззрения, только выбирали они для служения темную сторону этого вероисповедания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Здесь работал ваш дед, – сказал Нортон, – как видите, свой кабинет он превратил и в библиотеку, и в хранилище своих же находок.
– Он ведь тоже был заядлым коллекционером, – произнесла Кристина, рассеянно перебирая лежащие на дубовом столу пачки пожелтевших писем, с мелким бисерным почерком деда, – Хотя постоянно ругал бабушку за ее неукротимую страсть к антиквариату.
– Да, но не забывайте, Кристина, Маргарет приобретала, все, что ей нравилось. Не важно, что это было: итальянский столик ручной работы, набор посуды с позолоченными чашками или скульптура обнаженного Аполлона с некоторыми недостающими частями тела…
– Та самая скульптура, – рассмеялась Кристина, – Я как-то застала деда, пытавшегося ее раскачать и обрушить на пол. Он строго-настрого запретил мне рассказывать об этом бабушке.
– Могу вам сказать по секрету, – произнес Нортон приглушенным голосом, забавно оглядываясь по сторонам, – он проделывал это с завидной регулярностью, особенно после скандалов с Маргарет. И нужно добавить: однажды ему это все-таки удалось. Так вот, если миссис Маклинн собирала зачастую бесполезные вещи, Эдвард коллекционировал только то, что было непосредственно связано с его главным увлечением жизни.
– Он обожал историю, – произнесла Кристина, – все эти рассказы о древних событиях и людях прошлого.
– Да, многие знали Эдварда Маклинна, блестящего предпринимателя с невероятной интуицией и способностью зарабатывать деньги, но практически никто не ведал другого. Ваш дед был блестящим антропологом. Прирожденным исследователем человеческой природы. Публиковался в научных журналах, правда под другим именем – и статьи пользовались большим успехом.
Девушка подошла к одному из шкафов. На верхней полке стоял толстый фолиант в темно-коричневом кожаном переплете, с вытесненной на нем странной эмблемой, напомнившей ей древние кельтские символы. Подставкой служила серебряная рамка, она охватывала книгу со всех сторон, огибая эмблему тонкой витиеватой полоской драгоценного металла.
– Вы безошибочно определили главную святыню Эдварда, – сказал Нортон, проследив за ее взглядом, – целое состояние он отдал, чтобы получить эту реликвию.
– Дед часто просиживал с ней за столом, – задумчиво сказала Кристина, – я спрашивала, что же такого интересного может быть написано в обыкновенной книге, он лишь улыбался, да отшучивался.
Прошлое снова накрыло ее волной необыкновенно ярких образов, хранившихся столь долгое время в подсознании. Серый пиджак Эдварда, его морщинистое живое лицо, привычка на любой вопрос отвечать загадочной улыбкой. Любая самая обыденная вещь в его изложении приобретала таинственную, волшебную подоплеку.
Величайшая трагедия людей, Кристи, в их глупости, говорил он, усадив ее на колени. Нельзя подсчитать, сколько раз в день мы проходим мимо невообразимых чудес, занятые выдуманными проблемами, бесплодными надеждами. Равнодушно проходим мимо дверей, которых не было здесь, до самого нашего появления. Рассеянным взглядом скользим по узкой, влажной от дождя дороге, ведущей в неизвестность, и продолжаем плестись по старому скучному пути. Мы получаем только то, что сами выбираем, и выбор этот, к сожалению, обычно чертовски предсказуем, Кристи.
Она сидела тихо, не задавала лишних вопросов, дедушка разговаривал с ней о взрослых вещах, не пытался переделать свои слова в приторную сладкую речь, с которой взрослые обычно обращаются к маленьким детям. Она сидела и слушала его рассуждения о жизни. Рассказы о тех местах, где он побывал, и какие тайны иногда раскрывались ему в долгих путешествиях.
За несколько дней до смерти, он подозвал ее к кровати: обычно жизнерадостный и полный энергии, он теперь почти не поднимался с постели, лицо его посерело и осунулось, лишь глаза продолжали хранить в себе отпечаток силы и вызова.
Я ухожу с радостью, сказал он тогда. Сказал хриплым уставшим голосом, окруженный густым запахом лекарств. И не надо плакать по моему уходу, Кристи, все в мире имеет свойство заканчиваться, завершаться в определенное время. А иначе, мы бы и так все померли со скуки.
Он погладил ее по голове, снова впал в забытье, да так больше и не приходил в сознание. На похоронах она не проронила ни одной слезинки. И даже потом, через четыре года, когда умерла мама, она повторяла его слова, в то время, как все существо внутри разрывалось от боли и страдания.Все в мире имеет свойство заканчиваться. Ее чудовищная тоска в какой-то момент постепенно сошла на нет, хотя и напоминала о себе острыми каждодневными уколами душевных терзаний.
Вот и сейчас, она чувствовала, как в верхней части груди появляется комок печали.
Нортон бережно достал с полки книгу и положил ее на стол: Кристина поняла, почему ее так обрадовала встреча с мистером Энрайтом. Он походил на деда темпераментом, непринужденным поведением и безграничным оптимизмом.
– В этом-то все и дело, – сказал Нортон, раскрывая фолиант, – Не один год потратил Эдвард, чтобы расшифровать в ней записи. Возил к именитым профессорам, ученым, платил большие деньги, но всегда возвращался ни с чем.
– Что в ней такого особенного? –спросила Кристина, притрагиваясь к пожелтевшей странице, испещренной текстом, буквы которого напоминали скорее скандинавские руны, чем обычную латиницу, – Откуда вообще взялась эта книга?
– Я умолчал об еще одной довольно веской причине, заставившей его купить Алтерионское поместье, ваш дом, – отозвался Нортон. Он рассеяно перелистал несколько страниц и взглянул на Кристину, – недалеко от побережья находится остров, Литтл-Сарбор, вы там бывали еще в детстве.
– Совсем не помню.
– Вам было лет пять, может быть шесть – в таком возрасте редко запоминаются подобные поездки. Остров совсем небольшой, миль двадцать шесть из одного конца в другой. Так вот, в начале восемнадцатого века там обосновалась религиозная секта, не похожая на аналогичные культы фанатиков Англии, да и прочих европейских стран. Обычно такие секты были основаны на христианстве – вечном противостоянии бога и сатаны – то есть даже отвратительные сборища дьяволопоклонников так или иначе придерживались христианской идеи мировоззрения, только выбирали они для служения темную сторону этого вероисповедания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37