Сосем плохо. Part».
Надо признать, что у Данила тоже оказалась вполне четкая позиция. С внутренней логикой, последовательностью и собственной историей. В моей позиции не было ничего из вышеперечисленного. Ну да ладно. Будем считать, что логика – это ограниченность ума.
«Добрый день, Part.
Я не готов нанести ей вред. Кирилл».
После смерти Давида или, возможно, в связи с постоянной практикой, мое зрение во внутреннем пространстве постепенно улучшалось. Теперь я хорошо видел Киру. Она висела в бесконечности недалеко от меня в виде полупрозрачного оранжевого саркофага. Внутри саркофага иногда что-то шевелилось. Я про себя назвал это цветком. Оно выглядело как растение с тоненьким стеблем, конечностями-веточками и небольшой головкой. Странно, но оно точно соответствовало размеру саркофага.
Несмотря на мою возросшую чувствительность, первой влияние почувствовала Кира. Мы лежали на диване у меня дома, занимались английским, а кто-то что-то перекладывал у нас в головах. Я посмотрел в черную бесконечность, никого не было. Опустил точку зрения ближе к нашему миру. Вместо черноты появился грязный разноцветный туман. Несколько человеческих существ женского пола, взявшись за руки, что-то делали. Они были настроены на Киру и на меня.
– Кир, а я вижу… Нескольких, скорее всего, женщин, кажется, пятерых. Они где-то в горах. И они влияют на тебя.
– Ты не понимаешь, в горах нет женщин. Как будь-то нет… Там одни мужчины… Никто не доверит такое женщине…
– Странно, впрочем это сейчас не очень важно. Я буду все время защищать тебя от воздействия, а ты расслабься и расскажи мне все, что ты знаешь об учителе. Что за учитель у братьев? – Я начал уводить влияние от Киры по дугам и понемногу замыкать его на самих женщин. С влиянием на себя я решил ничего не делать, поскольку оно еле чувствовалось, а делить свои, и так не очень большие силы, не хотелось.
– Не знаю точно. Говорили: встретили в горах человека, он что-то там им открыл, поделился каким-то знанием. Живет где-то высоко, куда туристы не заходят, чуть ли не в пещере, но я в это не верю. Но учитель этот был, определенно. Как, чему и почему он их учил, не знаю. Они хотели взять меня с собой к этому учителю, но меня это не интересовало. – Кира замолчала, пытаясь еще что-то вспомнить, я же строил и строил защитные конструкции в разноцветном тумане.
– А какая у них концепция? На базе какого миропонимания, к чему они стремятся?
– Слушай, что за вопросы ты задаешь? Не знаю. Да и все равно мне было. Плевать я хотела на этого учителя. У меня совсем другие проблемы были…
«Очень лаконично. Разве речь идет о вреде? Все делается для ее же пользы. Она не приспособлена для жизни среди людей. Она страдает. Для нее это ад. Ей нужно жить среди себе подобных. Таких мало, но они есть. Мой учитель такой. Я не такой, но я близок, и понимаю, что ей нужно, и никогда не смогу причинить ей вреда. Я люблю ее. Возможно, ты при определенных условиях и не очень далек от нас, но сейчас ты не готов понять… Тебе остается только подчиниться. Скажи ей, что тебе плохо, что ты болен, что умираешь (для убедительности можешь сослаться на врачей) и что тебе нужна ее сила, чтобы выжить. Ее человеческое тело очень ослаблено, и если она отдаст силу, она сама умрет, но не сразу. Чтобы выжить, будет искать себе подобных. Я ей сегодня позвоню и расскажу про Учителя. Учитель уже давно ждет. Когда ученик готов, приходит Учитель. В данном случае с учеником что-то случилось. Ученик выбрал падение вместо Пути. И нашел себе ложного „учителя“. Нужно все расставить по местам. Разве это вред? Part».
«Добрый день, Part.
Увы, наши понимания мира несколько расходятся. Я сейчас попытаюсь объяснить свое, но я не большой знаток эпистолярного жанра, поэтому прошу читать также и между строк. Мир не такой, как мы его видим, не такой, каким мы его представляем, не такой, каким мы его чувствуем. Мы, живые существа, воспринимаем ничтожную часть мира, мы можем воспринять больше, но эта часть так и останется ничтожной. После восприятия мы делим мир на части, иначе мы даже эту маленькую часть не можем принять. Делать выводы по этой части восприятия бессмысленно. Законов в мире не существует. Любые теории неправильны.
Все учения – заблуждения. Каков мир на самом деле – мы не узнаем никогда. Отсюда можно делать любые выводы – это не имеет значения. Я не стремлюсь к твоему Учителю. Не нужно извиняться. Я не уверен в помыслах твоего Учителя. Я не обязан подчиняться. Надеюсь, мое письмо не очень резкое. Не хочу, чтобы то, что написано выше было воспринято как противостояние вам. Это не так. Это не противостояние ничему, скорее это сдача, капитуляция, отсутствие борьбы… За отсутствием противника. Но и подчиняться – это ограничение. Это точка зрения. Кирилл».
Я переписывался с Данилом, но был увлечен уже другой идеей. Поехать в гости к деду Георгию, который хорошо знал Киру маленькой и в некоторой степени занимался ее воспитанием. Так, по крайней мере, она сама говорила. Наблюдая за собой, я удивлялся не узнавая себя – у меня появились новые качества и некий новый вектор стремлений – все это было трудноописуемым, но для меня – вполне заметным. Несмотря на полное отсутствие свободных средств для поездки и логического обоснования – зачем собственно ехать, я действовал мягко, но без тени сомнения – ехать надо. Это «надо» было легким и солнечным, не несло в себе ни бремени выбора, ни груза обязанности. Еще я заметил в себе безысходность, упадничество. Смотря в будущее, я не видел себя там. Ну и плевать, было немного грустно, но не сильно. Раз у меня нет будущего, надо хоть напоследок съездить с Кирой к этому деду, возможно, он прольет хоть немного света на нашу историю.
«Было бы самым лучшим вариантом, если бы она сама осознала, что должна быть со мной и с Учителем. Но она сейчас себя не помнит, нашла себе увлечение в жизни, которое поглотило всю ее. Она ничего не хочет видеть и слышать. Я не припоминаю, чтобы она была увлечена чем-то или кем-то, как сейчас увлечена тобой. Во всех предыдущих случаях она лишь позволяла чему-то себя увлечь и кому-то себя любить. Да и то далеко не каждому. Учитель говорит, что сейчас ее „сила“ ищет выход – стремится объединиться с твоей пустотой. Далее по поводу мира. Ты абсолютно прав. Но! Мы сейчас находимся именно в этой маленькой части мира и осознаем это, в отличие от подавляющего большинства, и… Хотим ее покинуть. Теории – не для нас. Мы практики. Мы знаем, как это сделать, потому что есть те, кто это уже делал – она, например. Но она зачем-то вернулась, или ее выгнали… Я не знаю, каков мир. Никто не знает. Но мир сам знает. Он себя осознает. И мы хотим стать частью этого мира. Не быть частью части, а быть частью целого. Собственно, это уже не часть, а единство единого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Надо признать, что у Данила тоже оказалась вполне четкая позиция. С внутренней логикой, последовательностью и собственной историей. В моей позиции не было ничего из вышеперечисленного. Ну да ладно. Будем считать, что логика – это ограниченность ума.
«Добрый день, Part.
Я не готов нанести ей вред. Кирилл».
После смерти Давида или, возможно, в связи с постоянной практикой, мое зрение во внутреннем пространстве постепенно улучшалось. Теперь я хорошо видел Киру. Она висела в бесконечности недалеко от меня в виде полупрозрачного оранжевого саркофага. Внутри саркофага иногда что-то шевелилось. Я про себя назвал это цветком. Оно выглядело как растение с тоненьким стеблем, конечностями-веточками и небольшой головкой. Странно, но оно точно соответствовало размеру саркофага.
Несмотря на мою возросшую чувствительность, первой влияние почувствовала Кира. Мы лежали на диване у меня дома, занимались английским, а кто-то что-то перекладывал у нас в головах. Я посмотрел в черную бесконечность, никого не было. Опустил точку зрения ближе к нашему миру. Вместо черноты появился грязный разноцветный туман. Несколько человеческих существ женского пола, взявшись за руки, что-то делали. Они были настроены на Киру и на меня.
– Кир, а я вижу… Нескольких, скорее всего, женщин, кажется, пятерых. Они где-то в горах. И они влияют на тебя.
– Ты не понимаешь, в горах нет женщин. Как будь-то нет… Там одни мужчины… Никто не доверит такое женщине…
– Странно, впрочем это сейчас не очень важно. Я буду все время защищать тебя от воздействия, а ты расслабься и расскажи мне все, что ты знаешь об учителе. Что за учитель у братьев? – Я начал уводить влияние от Киры по дугам и понемногу замыкать его на самих женщин. С влиянием на себя я решил ничего не делать, поскольку оно еле чувствовалось, а делить свои, и так не очень большие силы, не хотелось.
– Не знаю точно. Говорили: встретили в горах человека, он что-то там им открыл, поделился каким-то знанием. Живет где-то высоко, куда туристы не заходят, чуть ли не в пещере, но я в это не верю. Но учитель этот был, определенно. Как, чему и почему он их учил, не знаю. Они хотели взять меня с собой к этому учителю, но меня это не интересовало. – Кира замолчала, пытаясь еще что-то вспомнить, я же строил и строил защитные конструкции в разноцветном тумане.
– А какая у них концепция? На базе какого миропонимания, к чему они стремятся?
– Слушай, что за вопросы ты задаешь? Не знаю. Да и все равно мне было. Плевать я хотела на этого учителя. У меня совсем другие проблемы были…
«Очень лаконично. Разве речь идет о вреде? Все делается для ее же пользы. Она не приспособлена для жизни среди людей. Она страдает. Для нее это ад. Ей нужно жить среди себе подобных. Таких мало, но они есть. Мой учитель такой. Я не такой, но я близок, и понимаю, что ей нужно, и никогда не смогу причинить ей вреда. Я люблю ее. Возможно, ты при определенных условиях и не очень далек от нас, но сейчас ты не готов понять… Тебе остается только подчиниться. Скажи ей, что тебе плохо, что ты болен, что умираешь (для убедительности можешь сослаться на врачей) и что тебе нужна ее сила, чтобы выжить. Ее человеческое тело очень ослаблено, и если она отдаст силу, она сама умрет, но не сразу. Чтобы выжить, будет искать себе подобных. Я ей сегодня позвоню и расскажу про Учителя. Учитель уже давно ждет. Когда ученик готов, приходит Учитель. В данном случае с учеником что-то случилось. Ученик выбрал падение вместо Пути. И нашел себе ложного „учителя“. Нужно все расставить по местам. Разве это вред? Part».
«Добрый день, Part.
Увы, наши понимания мира несколько расходятся. Я сейчас попытаюсь объяснить свое, но я не большой знаток эпистолярного жанра, поэтому прошу читать также и между строк. Мир не такой, как мы его видим, не такой, каким мы его представляем, не такой, каким мы его чувствуем. Мы, живые существа, воспринимаем ничтожную часть мира, мы можем воспринять больше, но эта часть так и останется ничтожной. После восприятия мы делим мир на части, иначе мы даже эту маленькую часть не можем принять. Делать выводы по этой части восприятия бессмысленно. Законов в мире не существует. Любые теории неправильны.
Все учения – заблуждения. Каков мир на самом деле – мы не узнаем никогда. Отсюда можно делать любые выводы – это не имеет значения. Я не стремлюсь к твоему Учителю. Не нужно извиняться. Я не уверен в помыслах твоего Учителя. Я не обязан подчиняться. Надеюсь, мое письмо не очень резкое. Не хочу, чтобы то, что написано выше было воспринято как противостояние вам. Это не так. Это не противостояние ничему, скорее это сдача, капитуляция, отсутствие борьбы… За отсутствием противника. Но и подчиняться – это ограничение. Это точка зрения. Кирилл».
Я переписывался с Данилом, но был увлечен уже другой идеей. Поехать в гости к деду Георгию, который хорошо знал Киру маленькой и в некоторой степени занимался ее воспитанием. Так, по крайней мере, она сама говорила. Наблюдая за собой, я удивлялся не узнавая себя – у меня появились новые качества и некий новый вектор стремлений – все это было трудноописуемым, но для меня – вполне заметным. Несмотря на полное отсутствие свободных средств для поездки и логического обоснования – зачем собственно ехать, я действовал мягко, но без тени сомнения – ехать надо. Это «надо» было легким и солнечным, не несло в себе ни бремени выбора, ни груза обязанности. Еще я заметил в себе безысходность, упадничество. Смотря в будущее, я не видел себя там. Ну и плевать, было немного грустно, но не сильно. Раз у меня нет будущего, надо хоть напоследок съездить с Кирой к этому деду, возможно, он прольет хоть немного света на нашу историю.
«Было бы самым лучшим вариантом, если бы она сама осознала, что должна быть со мной и с Учителем. Но она сейчас себя не помнит, нашла себе увлечение в жизни, которое поглотило всю ее. Она ничего не хочет видеть и слышать. Я не припоминаю, чтобы она была увлечена чем-то или кем-то, как сейчас увлечена тобой. Во всех предыдущих случаях она лишь позволяла чему-то себя увлечь и кому-то себя любить. Да и то далеко не каждому. Учитель говорит, что сейчас ее „сила“ ищет выход – стремится объединиться с твоей пустотой. Далее по поводу мира. Ты абсолютно прав. Но! Мы сейчас находимся именно в этой маленькой части мира и осознаем это, в отличие от подавляющего большинства, и… Хотим ее покинуть. Теории – не для нас. Мы практики. Мы знаем, как это сделать, потому что есть те, кто это уже делал – она, например. Но она зачем-то вернулась, или ее выгнали… Я не знаю, каков мир. Никто не знает. Но мир сам знает. Он себя осознает. И мы хотим стать частью этого мира. Не быть частью части, а быть частью целого. Собственно, это уже не часть, а единство единого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86