Ну, возникла такая надобность. Долго объяснять. Бумагу такую тестю выдали, на Фабрике Здоровья. И даже не одну, да он их порастерял где-то, и сохранился только сердечный график компьютерной выделки.
Я, разумеется, не при делах: давно отошел от сердец и мозгов. Кто их знает, какие у них теперь графики. Машин много, одна умнее другой.
Вот приносит мне тесть график своего озабоченного сердца. Я беру и начинаю презрительно вникать.
- Хрень какая, - говорю. - Не проканает этот документ. Где дата?
- Га! - мрачнеет тесть.
- Где нумер исследования?..
- Га! - тесть чернее тучи.
- Че это такое, че это такое, - я пристально всматриваюсь в график. Что у них за компутер, почему по-французски пишет? Что это за обследование?...
Какие-то кривые, ось абсцисс, ось ординат. Годы, начиная с 1950-го. Сложная работа желудочков и предсердий. Сверху - клякса.
Ультразвуковая, думаю, картина. Камеры надорванного сердца. Заштрихованы черным для ясности.
Смотрю выше. Внимательно изучаю надпись. "Население Франции".
Это Ирки моей, жены, бумажка была, для французского урока. А клякса сама Франция.
Надо, говорю, обязательно сходить с этим в суд. Присяжные грянут: больны!... все! повинны в инвалидности. Достойны пенсии и алиментов
Fool-proof
Боевое санитарное просвещение бесполезно.
Не нужно книжек с названиями вроде "Как родить здорового ребенка". Журнал "Здоровье" можно закрыть. С "Работницей" заодно. Потому что нету субстрата воздействия.
Одна особа, двадцати пяти лет, на сносях, обеспокоенно спросила у доктора:
- Я все-таки не понимаю: ребенок - он где, в матке находится? Или сидит на ней верхом?
По этому поводу старики говорят: ну что, ну куда, ну о чем говорить, Ленина не знает.
Природа мудра, страхуется. Все равно родит.
Fool-proof-2
Вот еще немного про мудрую природу.
Учился с нами некий Серёня. Про него уже было, так что без подробностей. Большой и могучий, а челюсть еще больше. И как-то однажды произошла у нас оперативная хирургия.
Доктор взялся рассказывать про блуждающий нерв. Это, если кто не знает, очень примечательный нерв с печальной судьбой: он начинается в черепе, а заканчивается на слепой кишке. Так и выходит из бошки в свое последнее и скорбное путешествие. Оплетает пищевод, прихватывает сердце, и так далее. Сидел бы себе в домашнем черепе, на гипоталамической печи, и оставался при умных мыслях. А так пошел иван-дурак правду искать. Вот и нашел.
И доктор, описывая его ход в шее, втолковывает:
- Видели, наверное, в кино? Когда вот так - (показывает) - бьют человека ребром ладони по шее. Слева или справа. И тот сразу бряк! выключается. Так это его по блуждающему нерву бьют.
Идет же этот нерв, что важно, с двух сторон. Его два, правый и левый.
Серёня недоверчиво скривился:
- Второй-то пашет!...
Жена декабриста
Я одну такую знал.
Супруга моего доброго коллеги, мы с ним в загородной больнице работали. Может быть, сатрапы понесли эту больницу если не в саму Сибирь, то хотя бы на 101-й километр, но по пути уронили и оставили, где есть. За что туда попал мой коллега, я не знаю. Конечно, он был язвительный и вольнодумный человек, писал какие-то вирши, нес прекрасную чушь. Да вот на площадь он, проживая в спальном районе, ни за что не пошел бы. И не затеял бы застрелить там кавалерийского генерала. Он и видит-то плохо, даже в очках ходит.
Так что если Василий Ливанов и сослал его, то сделал это, будучи в роли не царя Николая Первого, а даже не знаю, кого - громозеки там или удава из мультфильма про мартышку.
Коллега мой, спокойный и рассудительный, на судьбу не роптал, и только посмеивался, глядя по сторонам на моих героев-персонажей. И жена была с ним. Она работала в той же больнице. Они вместе ездили на работу поездом. И вместе уезжали. Она добровольно выбрала себе такую судьбу. И ему. Потому что, по-моему, познакомились они, когда она уже работала в больнице, а он еще только туда сослался.
Так что она не в окончательном смысле за ним последовала, скорее - он за ней. Потому что муж - голова, а жена - шея, хотя шеи у нее почти не было, ибо стерлась в связи с ориентированием мужа. Но вела она себя совершенно самоотверженно.
Он, мой добрый товарищ, ночами дежурил, а она не дежурила. И вот она оставалась с ним ночевать. Отказывалась уезжать домой. Ложилась в его кабинете на израненный кожаный диванчик с цыпками. Спала, одеялком укрывшись, ветошку подложив; видела неуютные сны. А он отправлялся в приемный покой.
Она страшно боялась, что он на дежурстве, в свободное время, кого-нибудь из больницы трахнет.
И караулила. Как тень, ходила за ним, и даже лежать хотела тенью. Не думая о том, что кабинетов в больнице много. А местные поселянки - они ого-го.
Он, впрочем, не такой уж был мятежный гусар, чтобы за ним следить. Повторю за классиками: не делал из еды культа. Ну, если случалось что, относился философски. Пока она спала на диванчике.
Короче говоря, не обещайте деве юной любови вечной на земле. Во первых, не такая уж она была дева. Во-вторых, совсем не юная. А то, что на земле ничего вечного не бывает, Декабрист знал давно, насмотревшись бомжей в хирургической реанимации.
Хорошее
Можно ведь и о хорошем в медицине написать, правда? Положительное что-нибудь.
Как-то однажды сошлись мы в пивном баре "Кирпич": мой однокурсник Дима, моя однокурсница Лара, я и еще один тип, друг моего счастливого детства. Мы прогуливали лекцию. Дело было курсе на третьем.
Купили водки и поехали ко мне в гости.
Там однокурсник Дима разделся голым до пояса и плясал, высоко подбрасывая прямые ноги. Друг детства снял платье с Лары, надел его и разгуливал по коммунальному коридору. Направляясь в сортир, задирал это платье заранее, чтобы удобно стало.
Мы с Димой взяли его и уложили на Лару, которая захрипела и не позволила ему лежать.
Потом моих гостей стошнило ковровой бомбардировкой, и они накрыли все вокруг, работая в веерном режиме. Посмеявшись и не прибравшись, мы пошли гулять, и Лара жаловалась, что в ней забыли гондон - а может, это в какой-то другой раз было, не помню.
Пришла моя матушка домой и сразу села. И доклады слушает, с которыми соседи выстроились.
Я это рассказываю к тому, что Дима вырос и сделался гинекологом. И поступил на работу как раз к моей матушке, под крыло.
- Знаешь, - говорит она мне, - а Дима-то такой, с тобой учился - он у меня!
- Да? - воскликнул я. - Это же он тогда...
В общем, проговорился. "Нормально, - приговаривала мама, поджав губы. Нормально".
И сделала из Димы очень хорошего доктора. Настолько хорошего, что к нему даже попала рожать моя жена, и у Димы развилось нечто вроде предынфарктного состояния. Он побелел и покрылся испариной. Это был тот случай, когда сапер мог ошибиться только однажды. Не ошибся.
А нашим отличникам и активистам, которые в "Кирпич" не ходили и лекции не прогуливали, я бы черта с два доверился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Я, разумеется, не при делах: давно отошел от сердец и мозгов. Кто их знает, какие у них теперь графики. Машин много, одна умнее другой.
Вот приносит мне тесть график своего озабоченного сердца. Я беру и начинаю презрительно вникать.
- Хрень какая, - говорю. - Не проканает этот документ. Где дата?
- Га! - мрачнеет тесть.
- Где нумер исследования?..
- Га! - тесть чернее тучи.
- Че это такое, че это такое, - я пристально всматриваюсь в график. Что у них за компутер, почему по-французски пишет? Что это за обследование?...
Какие-то кривые, ось абсцисс, ось ординат. Годы, начиная с 1950-го. Сложная работа желудочков и предсердий. Сверху - клякса.
Ультразвуковая, думаю, картина. Камеры надорванного сердца. Заштрихованы черным для ясности.
Смотрю выше. Внимательно изучаю надпись. "Население Франции".
Это Ирки моей, жены, бумажка была, для французского урока. А клякса сама Франция.
Надо, говорю, обязательно сходить с этим в суд. Присяжные грянут: больны!... все! повинны в инвалидности. Достойны пенсии и алиментов
Fool-proof
Боевое санитарное просвещение бесполезно.
Не нужно книжек с названиями вроде "Как родить здорового ребенка". Журнал "Здоровье" можно закрыть. С "Работницей" заодно. Потому что нету субстрата воздействия.
Одна особа, двадцати пяти лет, на сносях, обеспокоенно спросила у доктора:
- Я все-таки не понимаю: ребенок - он где, в матке находится? Или сидит на ней верхом?
По этому поводу старики говорят: ну что, ну куда, ну о чем говорить, Ленина не знает.
Природа мудра, страхуется. Все равно родит.
Fool-proof-2
Вот еще немного про мудрую природу.
Учился с нами некий Серёня. Про него уже было, так что без подробностей. Большой и могучий, а челюсть еще больше. И как-то однажды произошла у нас оперативная хирургия.
Доктор взялся рассказывать про блуждающий нерв. Это, если кто не знает, очень примечательный нерв с печальной судьбой: он начинается в черепе, а заканчивается на слепой кишке. Так и выходит из бошки в свое последнее и скорбное путешествие. Оплетает пищевод, прихватывает сердце, и так далее. Сидел бы себе в домашнем черепе, на гипоталамической печи, и оставался при умных мыслях. А так пошел иван-дурак правду искать. Вот и нашел.
И доктор, описывая его ход в шее, втолковывает:
- Видели, наверное, в кино? Когда вот так - (показывает) - бьют человека ребром ладони по шее. Слева или справа. И тот сразу бряк! выключается. Так это его по блуждающему нерву бьют.
Идет же этот нерв, что важно, с двух сторон. Его два, правый и левый.
Серёня недоверчиво скривился:
- Второй-то пашет!...
Жена декабриста
Я одну такую знал.
Супруга моего доброго коллеги, мы с ним в загородной больнице работали. Может быть, сатрапы понесли эту больницу если не в саму Сибирь, то хотя бы на 101-й километр, но по пути уронили и оставили, где есть. За что туда попал мой коллега, я не знаю. Конечно, он был язвительный и вольнодумный человек, писал какие-то вирши, нес прекрасную чушь. Да вот на площадь он, проживая в спальном районе, ни за что не пошел бы. И не затеял бы застрелить там кавалерийского генерала. Он и видит-то плохо, даже в очках ходит.
Так что если Василий Ливанов и сослал его, то сделал это, будучи в роли не царя Николая Первого, а даже не знаю, кого - громозеки там или удава из мультфильма про мартышку.
Коллега мой, спокойный и рассудительный, на судьбу не роптал, и только посмеивался, глядя по сторонам на моих героев-персонажей. И жена была с ним. Она работала в той же больнице. Они вместе ездили на работу поездом. И вместе уезжали. Она добровольно выбрала себе такую судьбу. И ему. Потому что, по-моему, познакомились они, когда она уже работала в больнице, а он еще только туда сослался.
Так что она не в окончательном смысле за ним последовала, скорее - он за ней. Потому что муж - голова, а жена - шея, хотя шеи у нее почти не было, ибо стерлась в связи с ориентированием мужа. Но вела она себя совершенно самоотверженно.
Он, мой добрый товарищ, ночами дежурил, а она не дежурила. И вот она оставалась с ним ночевать. Отказывалась уезжать домой. Ложилась в его кабинете на израненный кожаный диванчик с цыпками. Спала, одеялком укрывшись, ветошку подложив; видела неуютные сны. А он отправлялся в приемный покой.
Она страшно боялась, что он на дежурстве, в свободное время, кого-нибудь из больницы трахнет.
И караулила. Как тень, ходила за ним, и даже лежать хотела тенью. Не думая о том, что кабинетов в больнице много. А местные поселянки - они ого-го.
Он, впрочем, не такой уж был мятежный гусар, чтобы за ним следить. Повторю за классиками: не делал из еды культа. Ну, если случалось что, относился философски. Пока она спала на диванчике.
Короче говоря, не обещайте деве юной любови вечной на земле. Во первых, не такая уж она была дева. Во-вторых, совсем не юная. А то, что на земле ничего вечного не бывает, Декабрист знал давно, насмотревшись бомжей в хирургической реанимации.
Хорошее
Можно ведь и о хорошем в медицине написать, правда? Положительное что-нибудь.
Как-то однажды сошлись мы в пивном баре "Кирпич": мой однокурсник Дима, моя однокурсница Лара, я и еще один тип, друг моего счастливого детства. Мы прогуливали лекцию. Дело было курсе на третьем.
Купили водки и поехали ко мне в гости.
Там однокурсник Дима разделся голым до пояса и плясал, высоко подбрасывая прямые ноги. Друг детства снял платье с Лары, надел его и разгуливал по коммунальному коридору. Направляясь в сортир, задирал это платье заранее, чтобы удобно стало.
Мы с Димой взяли его и уложили на Лару, которая захрипела и не позволила ему лежать.
Потом моих гостей стошнило ковровой бомбардировкой, и они накрыли все вокруг, работая в веерном режиме. Посмеявшись и не прибравшись, мы пошли гулять, и Лара жаловалась, что в ней забыли гондон - а может, это в какой-то другой раз было, не помню.
Пришла моя матушка домой и сразу села. И доклады слушает, с которыми соседи выстроились.
Я это рассказываю к тому, что Дима вырос и сделался гинекологом. И поступил на работу как раз к моей матушке, под крыло.
- Знаешь, - говорит она мне, - а Дима-то такой, с тобой учился - он у меня!
- Да? - воскликнул я. - Это же он тогда...
В общем, проговорился. "Нормально, - приговаривала мама, поджав губы. Нормально".
И сделала из Димы очень хорошего доктора. Настолько хорошего, что к нему даже попала рожать моя жена, и у Димы развилось нечто вроде предынфарктного состояния. Он побелел и покрылся испариной. Это был тот случай, когда сапер мог ошибиться только однажды. Не ошибся.
А нашим отличникам и активистам, которые в "Кирпич" не ходили и лекции не прогуливали, я бы черта с два доверился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17