Поэтому я отвез его на машине в клинику Токийского университета и положил в аркаде .
— А в клинику позвонил? — спросил Такаки.
— Да, на обратном пути из автомата. Сказал, что у них там лежит раненый.
— Какой телефон клиники Токийского университета? Выходит, ты бросил Боя умирать, а сам уехал. Боялся, чтобы врач осматривал его при тебе? — наседал Такаки.
Тамакити весь напрягся и, сжав губы, зло посмотрел на Такаки. Все его тело было налито жестокой силой, готовой взорваться. Казалось, сейчас он бросится на Такаки, посмевшего усомниться в его словах. Однако он медленно сунул руку под джемпер, достал свернутый в трубку еженедельник и ткнул его под нос Такаки. Тот осторожно, как первоклассник, раскрыл журнал. Там были фотографии военных учений Союза свободных мореплавателей. На фотографии в верхней части страницы крупным планом был снят в профиль бывший солдат сил самообороны. Лицо его, как и лица стоявших вокруг подростков, дышало бодростью; в крупных каплях выступившего на лицах пота отсвечивало яркое летнее солнце. Все сияли лучезарными улыбками...
— Ты говоришь, я бросил Боя на верную смерть, чтобы спасти свою шкуру. Но спастись мне все равно не удалось бы, — сказал Тамакити, следя за выражением лиц товарищей. — Больше всех жалел Боя именно я. Когда он взорвал динамитом наш корабль, чтобы не отдать в чужие руки, то продолжал сражаться с одной целью — взорвать и себя. Он нисколько не боялся, что его изобьют рабочие, да и смерти тоже не боялся. Вот почему я решился оставить его в аркаде клиники Токийского университета. Ему снова явилось видение, и он умиротворен...
— Тамакити, ты убил раненого Боя. Боялся, как бы он не проболтался полиции. Убил и бросил в аркаде! — закричала Инаго, босиком выбегая в прихожую. — Надо сейчас же судить Тамакити! Как судили Коротыша!
Тамакити, выпятив грудь, посмотрел на Инаго. Лицо его, покрытое каплями пота, напоминало морду загнанного зверя. Шея Инаго тоже залоснилась от пота, напрягшиеся жилы дрожали.
— Тамакити нужно судить! А потом — будь что будет! Иначе он перебьет нас всех — одного за другим. Он бил Боя по ранам, нанесенным рабочими, и Бой умер! Тамакити боялся, что Бой скажет лишнее в клинике! Он и не думал помочь ребенку, а тот три ночи один проторчал в павильоне...
Инаго, громко вопя, вцепилась в горло Тамакити. Тот не сопротивлялся, и Красномордый силой оттащил от него девушку.
— Дзин проснется и перепугается, — увещевал ее Красномордый. Наскоки Инаго сбили спесь с Тамакити, и он превратился вдруг в испуганного мальчишку.
— Бой врезался своим бульдозером в бульдозеры рабочих и остановил их, — заговорил, ни к кому не обращаясь, Тамакити. — Потом он погнался за рабочими, размахивая железной трубой, и стал избивать их. Но их-то было двое. Они увернулись и сами набросились на него с деревянными брусьями. Брусья — в щепки. Тогда они тоже подобрали обрезки труб и давай молотить ими Боя. Мы видели все это, когда бежали по целине к нему на выручку. Бой, ничего не замечая вокруг, опустил голову, как бык, и вслепую размахивал своей железной трубой. Чтобы остановить его, один из рабочих, видно, хотел стукнуть его по плечу. Но не рассчитал и угодил прямо в голову. Когда мы подбежали, он завертелся волчком, рухнул и забился в судорогах. Голова у него была проломлена, из раны хлестала кровь. Да разве я мог бы бить по такой ране? Ударить Боя, ведь для него самым важным в жизни был наш корабль?..
Тамакити широко раскрыл рот и вдруг громко заплакал. Его обезображенное рыданиями лицо, похожее на испуганную собачью морду, было отвратительно.
— Нужно как следует изучить фотографии и решить, что делать дальше, — отрезал Такаки и взбежал по винтовой лестнице.
Все устремились за ним. Им было тошно слышать рыдания Тамакити. Но и он потащился за ними следом. Члены команды Свободных мореплавателей, кроме залитого слезами Тамакити, жадно рассматривали фотографии — свое первое, хотя и не нужное никому, появление на страницах печати. Только Исана, единственный из команды, не попавший на снимки, способен был объективно оценить происходящее.
— Изучив этот пейзаж, ничего не стоит установить, где проводились наши военные учения, не правда ли? — спросил Такаки, придвигая к Исана журнал.
— По-моему, Коротыш наврал, что позволил увязаться за собой репортерам и притащил их к нашему тайнику, — сказал Красномордый. — Машина, ее видели дозорные, не имела к ним никакого отношения. Но люди, знакомые с районом Идзу, по фотографиям точно определят, что это за местность...
— Безусловно, — сказал Исана. Это было настолько очевидно, что он мог и промолчать. Ветви огромной дзельквы занимали треть фотографии, за ближним мысом виднелся вдали еще один мыс, и на нем — поселок. Любой местный житель мог бы безошибочно указать скалу под обрывом, откуда сделан снимок. На фотографии подростки спускаются по веревке с отвесной скалы — от дзельквы к морю. Спускаются, явно лелея мечту попасть на корабль Союза свободных мореплавателей. На черной фотографии белыми иероглифами было напечатано: «Может быть, среди нас находятся вооруженные партизаны?»
— Судя по подписи, в редакции еженедельника не очень-то верили фотографиям Коротыша, — сказал Исана.
— Вот если бы им не поверила полиция — тогда другое дело. Но вряд ли на это можно надеяться, — сказал Такаки.
— Еще бы! — зло закричал Тамакити. — Мы ведь уже начали вооруженную борьбу. Неужели это кому-нибудь не ясно?
Все уставились на Тамакити. За минуту до этого вот-вот готовый снова расплакаться, Тамакити весь напрягся, выставив подбородок, как изготовившаяся к броску змея, и победоносно задрал голову.
— Что значит: «Мы уже начали вооруженную борьбу»? — спросил Такаки.
— Именно то, что я сказал! — повысил голос Тамакити. — Как только журнал попадет в руки сил самообороны, они немедленно начнут действовать. И, конечно, полиция тоже, — сказал Тамакити. — Журнал вышел сегодня утром и, значит, уже привлек их внимание. Может быть, этот вопрос поднимут и в парламенте. Инструктором отряда был солдат сил самообороны — вот в чем дело. Им уже известно, что на солдата напали гражданские лица и он застрелился из автомата, принадлежавшего силам самообороны! Конечно, в парламенте зададут вопрос: не следует ли силам самообороны и полиции нас ликвидировать? Об этом завопят пресса, радио, телевидение. Ясное дело: мы — враги общества, и общество потеряет голову! Даже если мы мирно сдадим оружие и сознаемся, что ничего, собственно, и не сделали, нам все равно припомнят и Коротыша, и солдата. Теперь у нас только два пути.
— Два пути? Что ты нам голову морочишь, Тамакити? Чушь все это, — набросилась на него Инаго.
— Да, у нас на выбор два пути, именно — два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— А в клинику позвонил? — спросил Такаки.
— Да, на обратном пути из автомата. Сказал, что у них там лежит раненый.
— Какой телефон клиники Токийского университета? Выходит, ты бросил Боя умирать, а сам уехал. Боялся, чтобы врач осматривал его при тебе? — наседал Такаки.
Тамакити весь напрягся и, сжав губы, зло посмотрел на Такаки. Все его тело было налито жестокой силой, готовой взорваться. Казалось, сейчас он бросится на Такаки, посмевшего усомниться в его словах. Однако он медленно сунул руку под джемпер, достал свернутый в трубку еженедельник и ткнул его под нос Такаки. Тот осторожно, как первоклассник, раскрыл журнал. Там были фотографии военных учений Союза свободных мореплавателей. На фотографии в верхней части страницы крупным планом был снят в профиль бывший солдат сил самообороны. Лицо его, как и лица стоявших вокруг подростков, дышало бодростью; в крупных каплях выступившего на лицах пота отсвечивало яркое летнее солнце. Все сияли лучезарными улыбками...
— Ты говоришь, я бросил Боя на верную смерть, чтобы спасти свою шкуру. Но спастись мне все равно не удалось бы, — сказал Тамакити, следя за выражением лиц товарищей. — Больше всех жалел Боя именно я. Когда он взорвал динамитом наш корабль, чтобы не отдать в чужие руки, то продолжал сражаться с одной целью — взорвать и себя. Он нисколько не боялся, что его изобьют рабочие, да и смерти тоже не боялся. Вот почему я решился оставить его в аркаде клиники Токийского университета. Ему снова явилось видение, и он умиротворен...
— Тамакити, ты убил раненого Боя. Боялся, как бы он не проболтался полиции. Убил и бросил в аркаде! — закричала Инаго, босиком выбегая в прихожую. — Надо сейчас же судить Тамакити! Как судили Коротыша!
Тамакити, выпятив грудь, посмотрел на Инаго. Лицо его, покрытое каплями пота, напоминало морду загнанного зверя. Шея Инаго тоже залоснилась от пота, напрягшиеся жилы дрожали.
— Тамакити нужно судить! А потом — будь что будет! Иначе он перебьет нас всех — одного за другим. Он бил Боя по ранам, нанесенным рабочими, и Бой умер! Тамакити боялся, что Бой скажет лишнее в клинике! Он и не думал помочь ребенку, а тот три ночи один проторчал в павильоне...
Инаго, громко вопя, вцепилась в горло Тамакити. Тот не сопротивлялся, и Красномордый силой оттащил от него девушку.
— Дзин проснется и перепугается, — увещевал ее Красномордый. Наскоки Инаго сбили спесь с Тамакити, и он превратился вдруг в испуганного мальчишку.
— Бой врезался своим бульдозером в бульдозеры рабочих и остановил их, — заговорил, ни к кому не обращаясь, Тамакити. — Потом он погнался за рабочими, размахивая железной трубой, и стал избивать их. Но их-то было двое. Они увернулись и сами набросились на него с деревянными брусьями. Брусья — в щепки. Тогда они тоже подобрали обрезки труб и давай молотить ими Боя. Мы видели все это, когда бежали по целине к нему на выручку. Бой, ничего не замечая вокруг, опустил голову, как бык, и вслепую размахивал своей железной трубой. Чтобы остановить его, один из рабочих, видно, хотел стукнуть его по плечу. Но не рассчитал и угодил прямо в голову. Когда мы подбежали, он завертелся волчком, рухнул и забился в судорогах. Голова у него была проломлена, из раны хлестала кровь. Да разве я мог бы бить по такой ране? Ударить Боя, ведь для него самым важным в жизни был наш корабль?..
Тамакити широко раскрыл рот и вдруг громко заплакал. Его обезображенное рыданиями лицо, похожее на испуганную собачью морду, было отвратительно.
— Нужно как следует изучить фотографии и решить, что делать дальше, — отрезал Такаки и взбежал по винтовой лестнице.
Все устремились за ним. Им было тошно слышать рыдания Тамакити. Но и он потащился за ними следом. Члены команды Свободных мореплавателей, кроме залитого слезами Тамакити, жадно рассматривали фотографии — свое первое, хотя и не нужное никому, появление на страницах печати. Только Исана, единственный из команды, не попавший на снимки, способен был объективно оценить происходящее.
— Изучив этот пейзаж, ничего не стоит установить, где проводились наши военные учения, не правда ли? — спросил Такаки, придвигая к Исана журнал.
— По-моему, Коротыш наврал, что позволил увязаться за собой репортерам и притащил их к нашему тайнику, — сказал Красномордый. — Машина, ее видели дозорные, не имела к ним никакого отношения. Но люди, знакомые с районом Идзу, по фотографиям точно определят, что это за местность...
— Безусловно, — сказал Исана. Это было настолько очевидно, что он мог и промолчать. Ветви огромной дзельквы занимали треть фотографии, за ближним мысом виднелся вдали еще один мыс, и на нем — поселок. Любой местный житель мог бы безошибочно указать скалу под обрывом, откуда сделан снимок. На фотографии подростки спускаются по веревке с отвесной скалы — от дзельквы к морю. Спускаются, явно лелея мечту попасть на корабль Союза свободных мореплавателей. На черной фотографии белыми иероглифами было напечатано: «Может быть, среди нас находятся вооруженные партизаны?»
— Судя по подписи, в редакции еженедельника не очень-то верили фотографиям Коротыша, — сказал Исана.
— Вот если бы им не поверила полиция — тогда другое дело. Но вряд ли на это можно надеяться, — сказал Такаки.
— Еще бы! — зло закричал Тамакити. — Мы ведь уже начали вооруженную борьбу. Неужели это кому-нибудь не ясно?
Все уставились на Тамакити. За минуту до этого вот-вот готовый снова расплакаться, Тамакити весь напрягся, выставив подбородок, как изготовившаяся к броску змея, и победоносно задрал голову.
— Что значит: «Мы уже начали вооруженную борьбу»? — спросил Такаки.
— Именно то, что я сказал! — повысил голос Тамакити. — Как только журнал попадет в руки сил самообороны, они немедленно начнут действовать. И, конечно, полиция тоже, — сказал Тамакити. — Журнал вышел сегодня утром и, значит, уже привлек их внимание. Может быть, этот вопрос поднимут и в парламенте. Инструктором отряда был солдат сил самообороны — вот в чем дело. Им уже известно, что на солдата напали гражданские лица и он застрелился из автомата, принадлежавшего силам самообороны! Конечно, в парламенте зададут вопрос: не следует ли силам самообороны и полиции нас ликвидировать? Об этом завопят пресса, радио, телевидение. Ясное дело: мы — враги общества, и общество потеряет голову! Даже если мы мирно сдадим оружие и сознаемся, что ничего, собственно, и не сделали, нам все равно припомнят и Коротыша, и солдата. Теперь у нас только два пути.
— Два пути? Что ты нам голову морочишь, Тамакити? Чушь все это, — набросилась на него Инаго.
— Да, у нас на выбор два пути, именно — два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87