– Прервал занятия?
– Романтическая трагедия. Любовная.
Стайка воробьев спикировала на дорожку. Разгорелась потасовка из-за остатков хлеба, раскрошенного детьми.
– Ведь я эгоцентрик, люблю только себя, – зашептал Витек.
– Слушаю вас?
– Ничего, ничего, – закашлялся он.
– Не верьте мне. Я вовсе не ощущала никаких флюидов. Попросту сбежала с уроков. Часто это делаю. А учебник взяла с собой на всякий случай. Если бы встретила вас в поезде.
Витек замер. Над северным краем горизонта теснились облака, словно корабли, бросившие якорь на рейде.
– Жалко, – тихо произнес Витек.
– Конечно, жалко. Ведь вы мне очень нравились.
– Я нравился?
– Да, но это было давно. В самом начале. Более года назад.
Витек осторожно покосился в ее сторону. Носком туфли она разбрасывала крупицы щебня. Витек увидал ее профиль, слегка прикрытый волосами, и не мог решить, красивый это профиль или так себе.
– Жалко, – повторил.
– Ах, не о чем жалеть. Я настоящее чудовище. Эгоистичное, самовлюбленное.
– Точь-в-точь как я.
– Не может быть…
– Даю слово.
– Любопытно. Мы бы наверняка замучили друг друга.
– К счастью, это уже в прошлом.
– Почему в прошлом?
– Вы сами сказали.
– Сказала, чтобы досадить.
– Правда?
– Разумеется. Досаждать – это моя специальность.
Неподалеку, на горе Трех крестов сновали солдаты. В тени огромных каменных крестов, вырастающих из общего постамента, стояли три пушки со стволами, нацеленными в небосвод. Белые кресты отражали ослепительное весеннее солнце, и поэтому могло показаться, что они горят прозрачным, незримым огнем.
– Где вы потеряли свою книжку? – вдруг спросила Алина.
Витек окаменел. Не глядя на нее, принялся выковыривать ярко-зеленый мох из сердец, вырезанных влюбленными на спинке скамьи.
– А где вы ее нашли?
– Нигде не нашла. Пес притащил утром, когда шла на станцию.
– Вчера я бродил вдоль железной дороги, в лесу, у реки.
– Странный лес, не правда ли? Там постоянно встречаются какие-то незнакомые люди, неведомо откуда туда попавшие.
– Да, странный лес. Я полагаю, что он тянется до Берингова моря, а может, до Аляски и еще дальше.
Девушка вдруг закашлялась, прикрывая рот снятым с головы беретом.
– Очень дует, может, спустимся в город? – спросила она.
– Хорошо, спустимся, только бы нас не накрыл кто-нибудь из гимназии.
– Не накроет. Я везучая, – сказала Алина убежденно.
Они встали и неторопливо направились по гравию аллеи туда, где приглушенным голосом урчал внизу город.
– Хорошо быть везучим, – сказал Витек, украдкой прикидывая на глазок рост спутницы. С удовлетворением отметил, что он выше почти на голову.
– И хорошо и плохо.
– Почему плохо?
Ока взглянула на него снизу вверх с внезапной серьезностью.
– За это приходится расплачиваться.
– А как вы думаете расплачиваться?
Как? – Она поправила прядь волос, которая щекотала ей щеку. – Заплачу однажды, и дорогой ценой. Попросту смертью.
– Все хотят умереть молодыми. Теперь такая мода.
– Вы тоже?
– Вообще-то хочу, но не могу, надо еще уладить кое-какие дела.
Они шли по парку, называемому Телятником. Здесь сидело на скамьях множество народу. Кухарки с солдатами в увольнении, экскурсия школьников из провинции, пожилые дамы, несколько безработных, железнодорожник с сундучком и господин в черном, лицо которого Витеку показалось знакомым. Он оглянулся и смотрел на этот лик, обтянутый кожей, словно более благородный, нежели у обыкновенных людей. Когда господин вскинул голову, под шляпой как будто мелькнула фиолетовая полоска.
– Знаете, я подслушал, что люди говорят нам вслед.
– Ну, это любопытно, – произнесла Алина без всякого любопытства.
– Одна старушка сказала другой: взгляни, какая прекрасная пара.
– Это о нас?
– О нас.
– Все это не имеет смысла, – вздохнула девушка.
– Все имеет смысл. По крайней мере в данный момент, – возразил Витек и поспешно добавил: – Пока мы молоды.
– Вы видели человека, которого задавил поезд.
– Да, я как раз возвращался с пасхальных каникул.
– Как вы думаете, почему он бросился под поезд?
– Почему бросился? Может, просто попал?
Алина недоверчиво покачала головой. Ее брови тянулись к вискам изящными, трагическими штрихами. А в розоватом оттенке губ было что-то от цветущего вереска.
– Боже, как она хороша, – прошептал он про себя с непонятным ужасом. – К счастью, я холоден, расчетлив, начисто лишен сентиментальности.
– Вы снова сказали: я холоден, расчетлив.
Витек вздрогнул и остолбенел посреди тротуара.
– Помилуйте, ничего я не говорил. Просто подумал, что здесь, внизу, становится жарко.
– Я прочла это по движениям губ. Будьте при мне осторожнее.
– Хорошо, учту.
Они стояли в самом начале Замковой улицы со множеством маленьких дешевых киношек, в которых демонстрировались фильмы ужасов и научно-фантастические картины. В витринах за проволочной сеткой пугали прохожих фотографии, приколотые кнопками. Стайки еврейских ребятишек бегали наперегонки по проходным дворам, которые вели к университетскому кварталу.
– Я все-таки думаю, что он бросился под поезд, – вдруг сказала Алина.
Он молча смотрел на девушку, которая стояла, придерживая портфелем юбку, раздуваемую ветром.
– И возможно, сделал это без всякого повода. Вас никогда не привлекала смерть?
– Пожалуй, пару раз хотелось умереть. Только чтобы смерть пришла сама.
– Это не то. Совсем не то, – медленно проговорила она, глядя поверх его головы.
Витек оглянулся, чтобы узнать, что ее там заинтересовало, но позади него была только стена старого дома с облупленной штукатуркой.
– Ну хорошо, – проговорила она совсем другим голосом. – Может, угостимся мороженым?
Он растерянно ощупал пустой карман.
– Я не очень люблю мороженое.
– Надеюсь, не откажетесь за компанию? Я угощаю.
И Алина припустила бегом по улице Велькой, туда, где была кондитерская «Восточная». Витек бросился вдогонку.
– Мне не надо, спасибо. Я ненавижу мороженое!
– Должны полюбить. У меня куча денег и короткая жизнь впереди.
– Умоляю, я не хочу мороженого!
Но было уже поздно. Алина вбежала в кондитерскую. Сверкнула отражением солнца и синих небес зеркальная дверь, отделанная то ли золотом, то ли бронзой. Витек остановился на краю тротуара, бездумно потирая вспотевшие руки.
– Завтра – конец, – обратился он к своему отражению в стекле витрины. – С завтрашнего дня только учеба, только медицина и холодный расчет. Я силен, у меня железная воля, мне надо сделать карьеру, я стану кем-нибудь, и притом незаурядным.
А она уже спешила назад, неся мороженое в золотистых вафлях.
– Вот видите, готово. Меня тут очень любят. А вы знаете, что меня люди очень любят?
– Извините, я не ем мороженого.
– Не валяйте дурака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55