Мы также пошли проводить Кёити и наблюдали за ними сзади на некотором расстоянии. Ёко была готова расплакаться, а я чувствовала себя странно рассеянной, ощущая на своих щеках дуновения осеннего ветра. На следующей неделе я тоже должна была вернуться в Токио.
Сколько уже раз я видела это сверкающее море с последней полоской яркого солнечного света на западе, которая медленно уступала место вечерней тени.
На пристани было оживлённо от большого количества пассажиров, ожидавших последний в этот день теплоход, который должен был прибыть через несколько минут. Кёити уселся на свой рюкзак, который сбросил на землю, позвал Цугуми и усадил её рядом с собой. Они смотрели в морскую даль, и их сидящие рядом фигуры выглядели несколько удручённо, но вместе с тем были наполнены внутренней решимостью, присущей собаке, ожидающей своего хозяина.
На берег непрерывно набегали остроконечные волны, которые определённо извещали о приближающейся осени. В это время море всегда вызывало у меня в груди давящее чувство, но в этом году оно пронизывало сердце ещё более глубокой печалью. Глядя на расставание Цугуми и Кёити, я машинально то сжимала руками виски, то бросала в море наживку для рыб, которая валялась под ногами, и с трудом сдерживала слёзы, слушая звучавшие с поразительной монотонностью одни и те же слова Цугуми: «Когда вернёшься?» или «Если у тебя появится время, не звони, а лучше на день раньше садись на поезд и приезжай». Ясный голос Цугуми накладывался на шум волн и звучал как поразительно красивая музыка. «Хотя мы и расстаёмся, ты ни на минуту не забывай меня», – дважды повторила Цугуми, будто разговаривая сама с собой.
Рассекая волны, из глубины моря подошёл теплоход. Цугуми встала, Кёити накинул на плечо рюкзак.
– Итак, всего хорошего, – попрощался он, посмотрев в нашу сторону. – Мария, ты скоро уезжаешь, и если мы разминёмся, то тогда до скорой встречи. Когда будет готов наш отель, приезжай и останавливайся у нас.
– Конечно, если ты устроишь мне недорогой номер, – сказала я и пожала ему руку.
– Это само собой разумеется, – ответил он и тепло ответил на моё рукопожатие.
– Кёити, почему бы тебе не жениться на мне? Мы поселили бы в саду отеля множество собак и назвали бы его «Собачий дворец», – предложила Цугуми невинным голосом.
– Надо об этом подумать, – ответил Кёити и горько усмехнулся. Затем он пожал руку Ёко, которая уже была в слезах, и сказал: – Спасибо за заботу.
Матросы установили трап, и пассажиры, встав в очередь, один за другим начали посадку.
– Ну, скоро увидимся, – сказал Кёити и повернулся к Цугуми.
– Если ты попытаешься ограничиться только рукопожатием, я тебя прибью, – неожиданно заявила Цугуми и бросилась к нему на шею.
Это длилось всего одно мгновение. Не вытирая текущие ручьём слёзы, она подтолкнула Кёити к трапу. Он молча пристально посмотрел на неё и последним взошёл на палубу.
Дав прощальный гудок, теплоход начал медленно отходить от пристани, направляясь туда, где граница неба и моря постепенно становилась всё больше размытой, пока не исчезала совсем. Стоявший на палубе Кёити всё время махал рукой, а Цугуми, сидя на корточках, только пристально смотрела, как удаляется теплоход.
– Цугуми! – позвала её Ёко, когда корабль исчез из виду.
Со словами «торжество закончилось» Цугуми встала и со спокойным лицом продолжила говорить, ни к кому не обращаясь:
– Из-за того, что пропала собака, он должен возвращаться. Что ни говори, нам ещё только девятнадцать. В общем, это были детские летние каникулы.
Сказанное ею совпало с мыслями, которые проносились у меня в голове. Затем, как будто это были последние кадры кинофильма, мы все трое стояли на краю пристани, смотрели в морскую даль и на меняющиеся цвета неба, которое освещалось лучами заходящего солнца.
Хотя уже прошло пять дней, Кёити всё ещё не вернулся. Когда он звонил, Цугуми, рассердившись, часто бросала трубку.
Однажды я сидела у себя в комнате и писала эссе, которое должна была представить в университет по окончании каникул. Неожиданно раздался стук в дверь, и вошла Ёко.
– Что случилось? – встревожилась я.
– Послушай, ты не знаешь, куда в последнее время каждый вечер уходит Цугуми? – спросила Ёко. – Её и сейчас нет дома.
– Может, она пошла погулять? – предположила я.
После отъезда Кёити Цугуми была постоянно раздражена, и в последнее время её настроение настолько ухудшилось, что каждый раз, когда я, жалея её, проявляла к ней внимание, она только срывала на мне злость. Поэтому я оставила её в покое.
– И Пуч у себя в будке, – с беспокойством добавила Ёко.
Я покачала головой. Обычно я не могла понять мотивы поступков Цугуми, но в этот раз, кажется, начала о чем-то догадываться.
– Будет возможность, я её обязательно спрошу – сказала я, и Ёко, кивнув, вышла из комнаты.
Почему никто из близких Цугуми людей не понимает существа её характера? И Кёити, и Ёко верили Цугуми, когда она, похоже, нарочно демонстрировала своё горе и искусно показывала, что ею движет печаль, а не ненависть. Но она отнюдь не станет молча переносить убийство её любимой собаки. Она обязательно отомстит, и именно поэтому она куда-то уходит каждый вечер. Но с таким слабым здоровьем надо быть просто идиоткой, чтобы замышлять что-то серьёзное.
Думая об этом, я окончательно расстроилась, но решила, что не могу высказать эти мысли Ёко.
Вскоре, судя по звукам, исходящим из её комнаты, Цугуми вернулась. Одновременно послышалось тявканье собаки. Я пошла в её комнату и, раздвигая дверь, сказала:
– Что ты делаешь? Привела с собой Пуча? Тётя Масако ведь выгонит его… – Недосказав фразу, я, удивленная, замолчала. Это, конечно, не был Гонгоро, так как его уже не было в живых, но это была собака той же породы и поразительно на него похожая.
– Это что? – спросила я.
– Я взяла её взаймы, но должна сразу же вернуть, – рассмеялась Цугуми. – Ты ведь знаешь, что я очень люблю собак.
– Не завирайся, – только и сказала я, сев рядом с ней.
Гладя собаку, я стала напряжённо думать. Я уже давно не испытывала ощущения соперничества в стремлении отгадать следующий ход противника. Если моё предположение не совпадёт с планами Цугуми, то она замкнется и ничего больше не скажет.
– Ты собираешься показать собаку этим парням, не так ли?
– Великолепно, ты действительно сообразительна, – сказала Цугуми, слегка улыбнувшись. – Когда ты уедешь, мне опять придётся жить в обществе дураков, которые меня не понимают. А это очень утомительно.
– Тебя никто не понимает? – рассмеялась я.
– Хочешь послушать, что было сегодня вечером? – спросила Цугуми, обнимая собаку.
– Конечно хочу.
Я теснее придвинулась к ней. В этот момент, сколько бы лет ни прошло, мы опять стали детьми, которые делятся своими секретами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Сколько уже раз я видела это сверкающее море с последней полоской яркого солнечного света на западе, которая медленно уступала место вечерней тени.
На пристани было оживлённо от большого количества пассажиров, ожидавших последний в этот день теплоход, который должен был прибыть через несколько минут. Кёити уселся на свой рюкзак, который сбросил на землю, позвал Цугуми и усадил её рядом с собой. Они смотрели в морскую даль, и их сидящие рядом фигуры выглядели несколько удручённо, но вместе с тем были наполнены внутренней решимостью, присущей собаке, ожидающей своего хозяина.
На берег непрерывно набегали остроконечные волны, которые определённо извещали о приближающейся осени. В это время море всегда вызывало у меня в груди давящее чувство, но в этом году оно пронизывало сердце ещё более глубокой печалью. Глядя на расставание Цугуми и Кёити, я машинально то сжимала руками виски, то бросала в море наживку для рыб, которая валялась под ногами, и с трудом сдерживала слёзы, слушая звучавшие с поразительной монотонностью одни и те же слова Цугуми: «Когда вернёшься?» или «Если у тебя появится время, не звони, а лучше на день раньше садись на поезд и приезжай». Ясный голос Цугуми накладывался на шум волн и звучал как поразительно красивая музыка. «Хотя мы и расстаёмся, ты ни на минуту не забывай меня», – дважды повторила Цугуми, будто разговаривая сама с собой.
Рассекая волны, из глубины моря подошёл теплоход. Цугуми встала, Кёити накинул на плечо рюкзак.
– Итак, всего хорошего, – попрощался он, посмотрев в нашу сторону. – Мария, ты скоро уезжаешь, и если мы разминёмся, то тогда до скорой встречи. Когда будет готов наш отель, приезжай и останавливайся у нас.
– Конечно, если ты устроишь мне недорогой номер, – сказала я и пожала ему руку.
– Это само собой разумеется, – ответил он и тепло ответил на моё рукопожатие.
– Кёити, почему бы тебе не жениться на мне? Мы поселили бы в саду отеля множество собак и назвали бы его «Собачий дворец», – предложила Цугуми невинным голосом.
– Надо об этом подумать, – ответил Кёити и горько усмехнулся. Затем он пожал руку Ёко, которая уже была в слезах, и сказал: – Спасибо за заботу.
Матросы установили трап, и пассажиры, встав в очередь, один за другим начали посадку.
– Ну, скоро увидимся, – сказал Кёити и повернулся к Цугуми.
– Если ты попытаешься ограничиться только рукопожатием, я тебя прибью, – неожиданно заявила Цугуми и бросилась к нему на шею.
Это длилось всего одно мгновение. Не вытирая текущие ручьём слёзы, она подтолкнула Кёити к трапу. Он молча пристально посмотрел на неё и последним взошёл на палубу.
Дав прощальный гудок, теплоход начал медленно отходить от пристани, направляясь туда, где граница неба и моря постепенно становилась всё больше размытой, пока не исчезала совсем. Стоявший на палубе Кёити всё время махал рукой, а Цугуми, сидя на корточках, только пристально смотрела, как удаляется теплоход.
– Цугуми! – позвала её Ёко, когда корабль исчез из виду.
Со словами «торжество закончилось» Цугуми встала и со спокойным лицом продолжила говорить, ни к кому не обращаясь:
– Из-за того, что пропала собака, он должен возвращаться. Что ни говори, нам ещё только девятнадцать. В общем, это были детские летние каникулы.
Сказанное ею совпало с мыслями, которые проносились у меня в голове. Затем, как будто это были последние кадры кинофильма, мы все трое стояли на краю пристани, смотрели в морскую даль и на меняющиеся цвета неба, которое освещалось лучами заходящего солнца.
Хотя уже прошло пять дней, Кёити всё ещё не вернулся. Когда он звонил, Цугуми, рассердившись, часто бросала трубку.
Однажды я сидела у себя в комнате и писала эссе, которое должна была представить в университет по окончании каникул. Неожиданно раздался стук в дверь, и вошла Ёко.
– Что случилось? – встревожилась я.
– Послушай, ты не знаешь, куда в последнее время каждый вечер уходит Цугуми? – спросила Ёко. – Её и сейчас нет дома.
– Может, она пошла погулять? – предположила я.
После отъезда Кёити Цугуми была постоянно раздражена, и в последнее время её настроение настолько ухудшилось, что каждый раз, когда я, жалея её, проявляла к ней внимание, она только срывала на мне злость. Поэтому я оставила её в покое.
– И Пуч у себя в будке, – с беспокойством добавила Ёко.
Я покачала головой. Обычно я не могла понять мотивы поступков Цугуми, но в этот раз, кажется, начала о чем-то догадываться.
– Будет возможность, я её обязательно спрошу – сказала я, и Ёко, кивнув, вышла из комнаты.
Почему никто из близких Цугуми людей не понимает существа её характера? И Кёити, и Ёко верили Цугуми, когда она, похоже, нарочно демонстрировала своё горе и искусно показывала, что ею движет печаль, а не ненависть. Но она отнюдь не станет молча переносить убийство её любимой собаки. Она обязательно отомстит, и именно поэтому она куда-то уходит каждый вечер. Но с таким слабым здоровьем надо быть просто идиоткой, чтобы замышлять что-то серьёзное.
Думая об этом, я окончательно расстроилась, но решила, что не могу высказать эти мысли Ёко.
Вскоре, судя по звукам, исходящим из её комнаты, Цугуми вернулась. Одновременно послышалось тявканье собаки. Я пошла в её комнату и, раздвигая дверь, сказала:
– Что ты делаешь? Привела с собой Пуча? Тётя Масако ведь выгонит его… – Недосказав фразу, я, удивленная, замолчала. Это, конечно, не был Гонгоро, так как его уже не было в живых, но это была собака той же породы и поразительно на него похожая.
– Это что? – спросила я.
– Я взяла её взаймы, но должна сразу же вернуть, – рассмеялась Цугуми. – Ты ведь знаешь, что я очень люблю собак.
– Не завирайся, – только и сказала я, сев рядом с ней.
Гладя собаку, я стала напряжённо думать. Я уже давно не испытывала ощущения соперничества в стремлении отгадать следующий ход противника. Если моё предположение не совпадёт с планами Цугуми, то она замкнется и ничего больше не скажет.
– Ты собираешься показать собаку этим парням, не так ли?
– Великолепно, ты действительно сообразительна, – сказала Цугуми, слегка улыбнувшись. – Когда ты уедешь, мне опять придётся жить в обществе дураков, которые меня не понимают. А это очень утомительно.
– Тебя никто не понимает? – рассмеялась я.
– Хочешь послушать, что было сегодня вечером? – спросила Цугуми, обнимая собаку.
– Конечно хочу.
Я теснее придвинулась к ней. В этот момент, сколько бы лет ни прошло, мы опять стали детьми, которые делятся своими секретами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31