Приходилось ждать.
Агадаи сидел в углу возле двери и, размышляя об этом, присматривался к Алибале. Неожиданно навалившееся горе превратило его в скелет - он не ел, не пил эти дни, не брился, совсем стал старик. Да и Вагиф, соблюдая обычай, также не брился. Значит, как только пройдет седьмой день после смерти Хырдаханум, надо обоих повести к парикмахеру...
Вообще говоря, Агадаи очень беспокоился за Алибалу. Сейчас вся родня, сын, старые друзья рядом, разделяют его горе, утешают, а завтра все разъедутся, займутся своими делами. Вагиф, он военный, уедет в свою часть, и останется Алибала совершенно один, и только тогда он в полной мере почувствует тяжесть своей потери...
Пришедшие на поминки говорили о том о сем. Алибала молча и безучастно слушал их. Только когда кто-то о чем-либо его спрашивал, он отвечал односложно. Но на Агадаи он поглядывал с благодарностью,- когда с ним приключилась эта беда, Агадаи и Месмаханум жили уже не столько в своем доме по улице Касума Измайлова, сколько у него в микрорайоне. Агадаи проявил свои истинно братские чувства к нему, Месмаханум держала траур по Хырдаханум, как родная сестра, и оба много пережили за эту неделю. Как-то он попытался выразить им свою признательность, и оба, муж и жена, чуть не обиделись. За что их благодарить, стыдно даже говорить о таких вещах, потому что его горе - это их горе. И в самом деле, только самые близкие могли так болеть душой за него и так самозабвенно справлять траурные дни, которые, как известно, требуют и труда, и расходов, тем более что в течение первой недели приходило много народу выразить ему соболезнование. Среди них, конечно, не было ни Дадаша, ни Явуза. В сущности, он не хотел, чтобы Дадаш появился тут в эти траурные, дни. Если сам Алибала повинен в смерти жены, то не меньше повинен и Дадаш с его проклятым бизнесом. Правда, Хырдаханум всегда прибаливала, страдала гипертонией, но с ней живут, и она могла прожить еще много лет, если бы не разволновалась и если бы было кому сразу прийти ей на помощь. После возвращения из Кубы Али-бала чуть ли не по сто раз повторял запоздалое заклинание: "Лучше бы у меня ноги сломались в тот день, когда я поехал с Явузом в Кубу!" Но, разумеется, толку от самобичевания не было...
- Пожалуйста, пожалуйста, проходите! - услышал он голоса из коридора и по приветливости этих голосов заключил, что на поминки пришли уважаемые люди.
И действительно, в комнату вошли Мовсум Велизаде и еще какой-то мужчина. Все присутствующие поднялись. Алибала и Кебле Меджид предложили пришедшим свои места, но Мовсум Велизаде сел рядом с Кебле Меджидом, а его товарищ - рядом с ним.
Разговоры смолкли, и все взоры обратились на Мовсума Велизаде.
Сапожник Эюб просто воспрянул духом, так как был совершенно уверен, что на поминки пришел шейх-уль-ислам, а это была великая честь - сидеть в одном обществе с такой уважаемой личностью. От восторга он, казалось, потерял дар речи; прервав свой разговор, он уже не стал возобновлять его и молчал, как молчит рядовой солдат в присутствии старшего начальника. Казалось, он даже и сидит по команде "смирно", готовый выслушать любой приказ.
Пришедшим подали чай. Кебле Меджид опустил в стакан Мовсума Велизаде дольку лимона, придвинул к нему тарелку с халвой.
Некоторое время царило молчание, словно люди воды в рот набрали. Мовсум Велизаде заметил: все ждут, что он скажет. Значит, надо что-то сказать. Он вытер носовым платком губы, легонько кашлянул и обратился к Алибале:
- Чем страдала покойница?
- Врачи говорят, у нее случился инфаркт.
- Инфаркт - тяжелая болезнь. Как говорят в народе - модная болезнь. Болезнь века. Многие, к сожалению, умирают в последнее время от инфаркта. И от рака.
Эюб словно только и ждал, когда Мовсум Велизаде заговорит. Заговорил, и это для Эюба прозвучало как сигнал - он открыл рот, и его понесло:
- Конечно, каждый, кто появился на свет, рано или поздно, должен умереть, покинуть этот бренный мир. Обидно только, что люди уходят из жизни не от старости, а из-за болезней.- Он повернулся к Мовсуму Велизаде: - Хотя мне и трудно говорить в присутствии такой многоуважаемой личности, как вы, я все же рискну сказать. Есть в народе такая притча. Говорят, когда аллах назначил Азраила на должность собирателя человеческих душ, Азраил воспротивился. "На свете столько людей, и род человеческий продолжается,- ответил он аллаху.- Не хочу впадать в грех, забирая души всех живущих, да с этим делом мне и не справиться". На что аллах сказал: "Об этом не думай. Я каждому пошлю болезнь, и все будут умирать, но не сразу"... Сейчас люди в большинстве умирают от всяких сердечных болезней и от этого проклятого рака. От сердечных все же есть лекарства. А рак лечить пока .не научились. Режут и зашивают - после этого человек умирает еще быстрее. Конечно, научатся рано или поздно лечить и рак, но к тому времени болезнь унесет многих.
Кебле Меджид, перебирая перламутровые четки, сказал:
- Это все так, Эюб. Вместе с тем многое зависит и от самого человека. В жизни много чего случается, только из-за всего не стоит выходить из себя, нельзя все принимать к сердцу. По возможности надо смотреть на все спокойнее и проще. Правда, нельзя и равнодушным быть, нельзя быть беспечным.- Он говорил, глядя на Велизаде.- Один из моих внуков как-то учил наизусть стихотворение одного нынешнего поэта. Две строки этого стихотворения дошли до меня, и я их тоже запомнил. Когда заходит разговор о жизни, я вспоминаю эти золотые слова, хотя их и сказал современный поэт. Он сказал: "Каждый, кто не доживет до ста лет, сам виноват в этом". В сущности, ведь так оно и есть: надо управлять собой, надо беречь здоровье.
Слушая Кебле Меджида и изредка посматривая на Алибалу, Мовсум Велизаде подтвердил:
- Очень верные слова. Человек должен следить за своим здоровьем, ибо где тонко, там и рвется.- И, чтобы отвлечь Алибалу от тяжкого раздумья, спросил: После возвращения из рейса вас не вызывали к начальству? Ничего не говорили?
- О чем, Мовсум-муаллим?
- Я послал начальнику вашего управления письмо.
- Нет, Мовсум-муаллим, не вызывали. После того рейса я еще не был на работе. В управление зашел один раз, просил отпуск в связи с болезнью Хырдаханум. А что за письмо, если не секрет?
Эюбу не понравилось, что Алибала, обращаясь к Мовсуму Велизаде, называет его "муаллим". "Что он говорит, какой еще "муаллим"? Человек на та1?ом высоком посту, а он ему - "муаллим, муаллим", как любому захудалому педагогу. Это же шейх-уль-ислам, понимать надо! Совсем рассудка лишился старик!"
Мовсум Велизаде кратко рассказал собравшимся о своей поездке в Москву, об истории с утерянным портмоне, о том, что вся работа проводников, особенно Али-балы, достойна похвалы, и он написал об этом начальнику управления дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Агадаи сидел в углу возле двери и, размышляя об этом, присматривался к Алибале. Неожиданно навалившееся горе превратило его в скелет - он не ел, не пил эти дни, не брился, совсем стал старик. Да и Вагиф, соблюдая обычай, также не брился. Значит, как только пройдет седьмой день после смерти Хырдаханум, надо обоих повести к парикмахеру...
Вообще говоря, Агадаи очень беспокоился за Алибалу. Сейчас вся родня, сын, старые друзья рядом, разделяют его горе, утешают, а завтра все разъедутся, займутся своими делами. Вагиф, он военный, уедет в свою часть, и останется Алибала совершенно один, и только тогда он в полной мере почувствует тяжесть своей потери...
Пришедшие на поминки говорили о том о сем. Алибала молча и безучастно слушал их. Только когда кто-то о чем-либо его спрашивал, он отвечал односложно. Но на Агадаи он поглядывал с благодарностью,- когда с ним приключилась эта беда, Агадаи и Месмаханум жили уже не столько в своем доме по улице Касума Измайлова, сколько у него в микрорайоне. Агадаи проявил свои истинно братские чувства к нему, Месмаханум держала траур по Хырдаханум, как родная сестра, и оба много пережили за эту неделю. Как-то он попытался выразить им свою признательность, и оба, муж и жена, чуть не обиделись. За что их благодарить, стыдно даже говорить о таких вещах, потому что его горе - это их горе. И в самом деле, только самые близкие могли так болеть душой за него и так самозабвенно справлять траурные дни, которые, как известно, требуют и труда, и расходов, тем более что в течение первой недели приходило много народу выразить ему соболезнование. Среди них, конечно, не было ни Дадаша, ни Явуза. В сущности, он не хотел, чтобы Дадаш появился тут в эти траурные, дни. Если сам Алибала повинен в смерти жены, то не меньше повинен и Дадаш с его проклятым бизнесом. Правда, Хырдаханум всегда прибаливала, страдала гипертонией, но с ней живут, и она могла прожить еще много лет, если бы не разволновалась и если бы было кому сразу прийти ей на помощь. После возвращения из Кубы Али-бала чуть ли не по сто раз повторял запоздалое заклинание: "Лучше бы у меня ноги сломались в тот день, когда я поехал с Явузом в Кубу!" Но, разумеется, толку от самобичевания не было...
- Пожалуйста, пожалуйста, проходите! - услышал он голоса из коридора и по приветливости этих голосов заключил, что на поминки пришли уважаемые люди.
И действительно, в комнату вошли Мовсум Велизаде и еще какой-то мужчина. Все присутствующие поднялись. Алибала и Кебле Меджид предложили пришедшим свои места, но Мовсум Велизаде сел рядом с Кебле Меджидом, а его товарищ - рядом с ним.
Разговоры смолкли, и все взоры обратились на Мовсума Велизаде.
Сапожник Эюб просто воспрянул духом, так как был совершенно уверен, что на поминки пришел шейх-уль-ислам, а это была великая честь - сидеть в одном обществе с такой уважаемой личностью. От восторга он, казалось, потерял дар речи; прервав свой разговор, он уже не стал возобновлять его и молчал, как молчит рядовой солдат в присутствии старшего начальника. Казалось, он даже и сидит по команде "смирно", готовый выслушать любой приказ.
Пришедшим подали чай. Кебле Меджид опустил в стакан Мовсума Велизаде дольку лимона, придвинул к нему тарелку с халвой.
Некоторое время царило молчание, словно люди воды в рот набрали. Мовсум Велизаде заметил: все ждут, что он скажет. Значит, надо что-то сказать. Он вытер носовым платком губы, легонько кашлянул и обратился к Алибале:
- Чем страдала покойница?
- Врачи говорят, у нее случился инфаркт.
- Инфаркт - тяжелая болезнь. Как говорят в народе - модная болезнь. Болезнь века. Многие, к сожалению, умирают в последнее время от инфаркта. И от рака.
Эюб словно только и ждал, когда Мовсум Велизаде заговорит. Заговорил, и это для Эюба прозвучало как сигнал - он открыл рот, и его понесло:
- Конечно, каждый, кто появился на свет, рано или поздно, должен умереть, покинуть этот бренный мир. Обидно только, что люди уходят из жизни не от старости, а из-за болезней.- Он повернулся к Мовсуму Велизаде: - Хотя мне и трудно говорить в присутствии такой многоуважаемой личности, как вы, я все же рискну сказать. Есть в народе такая притча. Говорят, когда аллах назначил Азраила на должность собирателя человеческих душ, Азраил воспротивился. "На свете столько людей, и род человеческий продолжается,- ответил он аллаху.- Не хочу впадать в грех, забирая души всех живущих, да с этим делом мне и не справиться". На что аллах сказал: "Об этом не думай. Я каждому пошлю болезнь, и все будут умирать, но не сразу"... Сейчас люди в большинстве умирают от всяких сердечных болезней и от этого проклятого рака. От сердечных все же есть лекарства. А рак лечить пока .не научились. Режут и зашивают - после этого человек умирает еще быстрее. Конечно, научатся рано или поздно лечить и рак, но к тому времени болезнь унесет многих.
Кебле Меджид, перебирая перламутровые четки, сказал:
- Это все так, Эюб. Вместе с тем многое зависит и от самого человека. В жизни много чего случается, только из-за всего не стоит выходить из себя, нельзя все принимать к сердцу. По возможности надо смотреть на все спокойнее и проще. Правда, нельзя и равнодушным быть, нельзя быть беспечным.- Он говорил, глядя на Велизаде.- Один из моих внуков как-то учил наизусть стихотворение одного нынешнего поэта. Две строки этого стихотворения дошли до меня, и я их тоже запомнил. Когда заходит разговор о жизни, я вспоминаю эти золотые слова, хотя их и сказал современный поэт. Он сказал: "Каждый, кто не доживет до ста лет, сам виноват в этом". В сущности, ведь так оно и есть: надо управлять собой, надо беречь здоровье.
Слушая Кебле Меджида и изредка посматривая на Алибалу, Мовсум Велизаде подтвердил:
- Очень верные слова. Человек должен следить за своим здоровьем, ибо где тонко, там и рвется.- И, чтобы отвлечь Алибалу от тяжкого раздумья, спросил: После возвращения из рейса вас не вызывали к начальству? Ничего не говорили?
- О чем, Мовсум-муаллим?
- Я послал начальнику вашего управления письмо.
- Нет, Мовсум-муаллим, не вызывали. После того рейса я еще не был на работе. В управление зашел один раз, просил отпуск в связи с болезнью Хырдаханум. А что за письмо, если не секрет?
Эюбу не понравилось, что Алибала, обращаясь к Мовсуму Велизаде, называет его "муаллим". "Что он говорит, какой еще "муаллим"? Человек на та1?ом высоком посту, а он ему - "муаллим, муаллим", как любому захудалому педагогу. Это же шейх-уль-ислам, понимать надо! Совсем рассудка лишился старик!"
Мовсум Велизаде кратко рассказал собравшимся о своей поездке в Москву, об истории с утерянным портмоне, о том, что вся работа проводников, особенно Али-балы, достойна похвалы, и он написал об этом начальнику управления дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50