Когда-то были у меня друзья. Всех до единого отшил. «Не пара они тебе, ни к чему они тебе, одна зависть да сплетни будут только!» Вот так зависть! Они уже все врачи да инженеры давно, а я - прислуга в орлоновом костюме. И чему завидовать? «Волге» экспортной? Так на кой черт она мне нужна, когда я больше пешком люблю ходить. Не могу больше! Надо что-то делать. Ведь мне двадцать пять лет уже! Все проморгала, везде к настоящей человеческой жизни опоздала.
- Эх, Алла, если двадцать пять лет - это конец всего, то мне в свои тридцать пять что говорить? Вы добрый, неглупый и в природе своей здоровый человек, у вас еще так много всего впереди!
Восемнадцать часов
Сегодня должна прийти беда. Какая? Откуда? Неизвестно. Но беда придет обязательно. Это Лиза знала точно. Она проснулась с ощущением беды. Даже не так. Это чувство пришло еще раньше. Она запомнила время - половина четвертого ночи. Лиза проснулась от духоты, и еще в дремоте привычно протянула руку к Генкиному лицу. Но рука повисла в воздухе, потом упала на пустую прохладную подушку. Лиза села рывком на постели - Генки рядом не было. В квартире тихо. Она встала и, не зажигая света, пошла на кухню. В рассветном голубом сумраке она увидела Генку. Он сидел на полу, прислонившись спиной к холодильнику, по-турецки скрестив под собой ноги. Голова свесилась на грудь Сначала ей показалось, что Генке плохо. И почти в то же мгновение увидела, что у него в руке тускло поблескивает черной сталью пистолет. Ей стало жутко. Она подошла к нему на цыпочках, надеясь, что это ей в темноте показалось. Нет, ей не показалось, это был самый настоящий пистолет. Такой был когда-то у отца, и она неожиданно вспомнила, что он называется «вальтер».
«Боже мой, что же это? - в ужасе подумала она. - Неужели он из-за служебных неприятностей хотел покончить с собой? И откуда у него пистолет?»
Она присела рядом с ним, и ею овладела такая же растерянность, как пятнадцать лет назад, когда она в один день потеряла родителей. Что же делать? Разбудить его и спросить? Но о таких вещах не спрашивают…
Крот спал тяжело, ему снились какие-то кошмары. Он стонал и скрипел зубами во сне. И Лиза с горечью подумала, что дворника Степана Захаровича она знает лучше, чем самого дорогого ей человека. Чем он живет, чем занимается, где бывает - ничего ей не известно, Иногда ей казалось, что он вовсе не внешней торговлей занимается. Однажды бессонной ночью она вдруг подумала, что Генка контрразведчик. И так считала довольно долго, никогда не задавая вопросов. А потом эта мысль ушла как-то сама собой. У нее не было знакомых контрразведчиков, но она почему-то думала, что они совсем другие. Это должны быть твердые, убежденные люди. А Генка - нет, у него нет никаких убеждений. И твердости мужской тоже нет. Это она точно знала, хотя он и вел себя очень уверенно, даже нагло иногда. Лиза представляла себе, что он и на работе ведет себя так же и все считают его человеком очень твердым и решительным. Но она женщина, и она знает лучше всех. Не дай бог ему попасть в серьезные жизненные передряги: он их не вынесет. Слишком много сил уходит на показуху, ничего на фундамент не остается. В таких передрягах Генка может что угодно плохое сделать. И она должна уберечь его от этого, потому что она его любит и она его гораздо сильнее. Она это поняла давно. Вот, видно, и сбывается то, что она обдумывала долгими бессонными ночами. Пришли передряги.
Она погладила его рукой по голове.
- Геночка, тебе плохо?
- А? Что? - встрепенулся Крот, глаза его смотрели бессмысленно. Он медленно приходил в себя.
- Тебе плохо, Гена?
Он повернулся к ней боком, стараясь незаметно засунуть «вальтер» в карман.
- Что с тобой, Геночка?
- Плохо мне, Лизок, плохо. Со здоровьем плохо - бессонница мучает, всю ночь по квартире болтался.
- И все?
- Все. А тебе этого мало?
- По уши хватает. Поедем, Гена, на юг, в дом отдыха. Ты же извелся весь. Тебе надо отдохнуть, развлечься немного, и пройдут все твои неприятности.
Крот обнял ее за голову.
- Эх, Лизок, Лизок! Погоди немного. Еще недельку - и поедем. И все отлично будет…
- Гена, а что за открытку ты получил для Виктора Михалыча?
Крот задумался на мгновение.
- Понимаешь, это дело весьма тонкое, и я бы не хотел его обсуждать. Меня и тебя это не касается.
- А зачем у тебя дома пистолет?
Крот посмотрел ей в лицо, и она увидела, как в его черных глазах заблестели светлые огоньки злобы.
- Раз есть - значит надо. Так надо.
- Это не ответ.
- Ответ. Я тебе говорю, что ответ. - Потом отвел глаза и сказал: - Ты же не маленькая, должна понимать, что есть вещи, о которых никому не говорят. Никому.
- Жаль. Тогда идем спать, здесь для этого не самое удобное место…
Она не поверила ни одному его слову и пролежала до света без сна. Потом коротко, тревожно задремала и, когда проснулась, почувствовала: сегодня придет беда…
Лиза работала в этот нескончаемый жаркий день, как всегда, аккуратно, вежливо, но без блеска, который делает хороших мастеров художниками. Она накручивала пряди волос, ловко надевала бигуди, промывала эти пряди в едком красителе, сухо щелкали в руках ножницы, вырастали холмы и бастионы сложных дамских причесок, она расписывалась в карточке и, кажется, беспрерывно говорила: «Следующая… следующая…» - и ожидала, задыхаясь от жары и непонятного страха, когда следующей войдет беда.
И когда заведующая вышла в зал и сказала: «Лиза, загляни ко мне на минуточку…», она поняла - вот она, пришла.
В маленьком кабинетике она увидела высокого парня. Заведующая сказала:
- Вот это наша Лизочка Куликова, - извинилась и вышла, плотно затворив за собой дверь.
- Присаживайтесь, Елизавета Алексеевна, - подвинул ей парень стул.
- Спасибо, я постою. Рассиживаться некогда - у меня народ!
- Видите ли, у нас разговор важный будет, так что лучше присесть - в ногах, как говорится, правды нет. А нам с вами одна правда нужна сейчас. И мне и вам.
- А кто ж вы такой, чтобы я с вами только по правде говорила?
- Я с Петровки, тридцать восемь. Инспектор Тихонов. Не слыхали?
- Нет, - растерянно ответила Лиза и, еще не понимая, что к чему, подумала: «Вот оно!»
- Ну вот, будем знакомы, - и Тихонов улыбнулся так белозубо-широко, что Лиза невольно ответила слабой вымученной улыбкой.
- Елизавета Алексеевна, беседа у нас с вами будет большой, и я бы очень хотел, чтобы она получилась сердечной.
- А зачем это вам?
- Это не мне. Это нужно закону. И закон стоит за нас всех и за вас тоже. Мы с вами почти ровесники. Можно, я буду называть вас Лизой?
- Да, конечно…
- Мне надо, чтобы вы, Лиза, ответили на несколько вопросов. И давайте сразу договоримся: пусть у нашего разговора будет один пароль - правда! Идет?
- Идет, - кивнула Лиза.
- Вы знаете человека по фамилии Балашов?
- Нет.
- Лиза!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
- Эх, Алла, если двадцать пять лет - это конец всего, то мне в свои тридцать пять что говорить? Вы добрый, неглупый и в природе своей здоровый человек, у вас еще так много всего впереди!
Восемнадцать часов
Сегодня должна прийти беда. Какая? Откуда? Неизвестно. Но беда придет обязательно. Это Лиза знала точно. Она проснулась с ощущением беды. Даже не так. Это чувство пришло еще раньше. Она запомнила время - половина четвертого ночи. Лиза проснулась от духоты, и еще в дремоте привычно протянула руку к Генкиному лицу. Но рука повисла в воздухе, потом упала на пустую прохладную подушку. Лиза села рывком на постели - Генки рядом не было. В квартире тихо. Она встала и, не зажигая света, пошла на кухню. В рассветном голубом сумраке она увидела Генку. Он сидел на полу, прислонившись спиной к холодильнику, по-турецки скрестив под собой ноги. Голова свесилась на грудь Сначала ей показалось, что Генке плохо. И почти в то же мгновение увидела, что у него в руке тускло поблескивает черной сталью пистолет. Ей стало жутко. Она подошла к нему на цыпочках, надеясь, что это ей в темноте показалось. Нет, ей не показалось, это был самый настоящий пистолет. Такой был когда-то у отца, и она неожиданно вспомнила, что он называется «вальтер».
«Боже мой, что же это? - в ужасе подумала она. - Неужели он из-за служебных неприятностей хотел покончить с собой? И откуда у него пистолет?»
Она присела рядом с ним, и ею овладела такая же растерянность, как пятнадцать лет назад, когда она в один день потеряла родителей. Что же делать? Разбудить его и спросить? Но о таких вещах не спрашивают…
Крот спал тяжело, ему снились какие-то кошмары. Он стонал и скрипел зубами во сне. И Лиза с горечью подумала, что дворника Степана Захаровича она знает лучше, чем самого дорогого ей человека. Чем он живет, чем занимается, где бывает - ничего ей не известно, Иногда ей казалось, что он вовсе не внешней торговлей занимается. Однажды бессонной ночью она вдруг подумала, что Генка контрразведчик. И так считала довольно долго, никогда не задавая вопросов. А потом эта мысль ушла как-то сама собой. У нее не было знакомых контрразведчиков, но она почему-то думала, что они совсем другие. Это должны быть твердые, убежденные люди. А Генка - нет, у него нет никаких убеждений. И твердости мужской тоже нет. Это она точно знала, хотя он и вел себя очень уверенно, даже нагло иногда. Лиза представляла себе, что он и на работе ведет себя так же и все считают его человеком очень твердым и решительным. Но она женщина, и она знает лучше всех. Не дай бог ему попасть в серьезные жизненные передряги: он их не вынесет. Слишком много сил уходит на показуху, ничего на фундамент не остается. В таких передрягах Генка может что угодно плохое сделать. И она должна уберечь его от этого, потому что она его любит и она его гораздо сильнее. Она это поняла давно. Вот, видно, и сбывается то, что она обдумывала долгими бессонными ночами. Пришли передряги.
Она погладила его рукой по голове.
- Геночка, тебе плохо?
- А? Что? - встрепенулся Крот, глаза его смотрели бессмысленно. Он медленно приходил в себя.
- Тебе плохо, Гена?
Он повернулся к ней боком, стараясь незаметно засунуть «вальтер» в карман.
- Что с тобой, Геночка?
- Плохо мне, Лизок, плохо. Со здоровьем плохо - бессонница мучает, всю ночь по квартире болтался.
- И все?
- Все. А тебе этого мало?
- По уши хватает. Поедем, Гена, на юг, в дом отдыха. Ты же извелся весь. Тебе надо отдохнуть, развлечься немного, и пройдут все твои неприятности.
Крот обнял ее за голову.
- Эх, Лизок, Лизок! Погоди немного. Еще недельку - и поедем. И все отлично будет…
- Гена, а что за открытку ты получил для Виктора Михалыча?
Крот задумался на мгновение.
- Понимаешь, это дело весьма тонкое, и я бы не хотел его обсуждать. Меня и тебя это не касается.
- А зачем у тебя дома пистолет?
Крот посмотрел ей в лицо, и она увидела, как в его черных глазах заблестели светлые огоньки злобы.
- Раз есть - значит надо. Так надо.
- Это не ответ.
- Ответ. Я тебе говорю, что ответ. - Потом отвел глаза и сказал: - Ты же не маленькая, должна понимать, что есть вещи, о которых никому не говорят. Никому.
- Жаль. Тогда идем спать, здесь для этого не самое удобное место…
Она не поверила ни одному его слову и пролежала до света без сна. Потом коротко, тревожно задремала и, когда проснулась, почувствовала: сегодня придет беда…
Лиза работала в этот нескончаемый жаркий день, как всегда, аккуратно, вежливо, но без блеска, который делает хороших мастеров художниками. Она накручивала пряди волос, ловко надевала бигуди, промывала эти пряди в едком красителе, сухо щелкали в руках ножницы, вырастали холмы и бастионы сложных дамских причесок, она расписывалась в карточке и, кажется, беспрерывно говорила: «Следующая… следующая…» - и ожидала, задыхаясь от жары и непонятного страха, когда следующей войдет беда.
И когда заведующая вышла в зал и сказала: «Лиза, загляни ко мне на минуточку…», она поняла - вот она, пришла.
В маленьком кабинетике она увидела высокого парня. Заведующая сказала:
- Вот это наша Лизочка Куликова, - извинилась и вышла, плотно затворив за собой дверь.
- Присаживайтесь, Елизавета Алексеевна, - подвинул ей парень стул.
- Спасибо, я постою. Рассиживаться некогда - у меня народ!
- Видите ли, у нас разговор важный будет, так что лучше присесть - в ногах, как говорится, правды нет. А нам с вами одна правда нужна сейчас. И мне и вам.
- А кто ж вы такой, чтобы я с вами только по правде говорила?
- Я с Петровки, тридцать восемь. Инспектор Тихонов. Не слыхали?
- Нет, - растерянно ответила Лиза и, еще не понимая, что к чему, подумала: «Вот оно!»
- Ну вот, будем знакомы, - и Тихонов улыбнулся так белозубо-широко, что Лиза невольно ответила слабой вымученной улыбкой.
- Елизавета Алексеевна, беседа у нас с вами будет большой, и я бы очень хотел, чтобы она получилась сердечной.
- А зачем это вам?
- Это не мне. Это нужно закону. И закон стоит за нас всех и за вас тоже. Мы с вами почти ровесники. Можно, я буду называть вас Лизой?
- Да, конечно…
- Мне надо, чтобы вы, Лиза, ответили на несколько вопросов. И давайте сразу договоримся: пусть у нашего разговора будет один пароль - правда! Идет?
- Идет, - кивнула Лиза.
- Вы знаете человека по фамилии Балашов?
- Нет.
- Лиза!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44