- Теперь смотрите, как нужно заниматься.
Борис скинул пиджак, повесил на забор палисадника и, подойдя к штанге, расставил ноги, ухватился за палку, "гриф", и взял штангу на грудь. Потом выжал ее.
- Это называется жим, - сказал Борис и опустил штангу.
Громыхнули камни. Показал Борис рывок и толчок.
- Особенно не усердствуйте. Позанимались - отдохните, оботритесь мокрым полотенцем.
Борис подхватил Фимку, высоко подбросил и поймал. Фимка выпустил стружки.
- Еще!
Борис еще подбросил.
- А до трубы можешь? - развеселился Фимка.
Пришла Фимкина мать и сказала, что нечего баловать: он провинился и наказан, - и повела его домой.
Фимка часто задышал, собираясь захлюпать. Борис шепнул ему, что до трубы слетать обеспечено.
Во двор выбежал разгневанный дед. В одной руке держал газету, в другой - тонкое школьное перо: производил запись в бухгалтерскую книгу очередного политического параграфа.
- Нет, ты мне объясни, как это называется!
- Ты о чем? - спросил Борис.
- "О чем, о чем"! Да о заграничных специалистах. Ты погляди, что о нашем тракторном заводе пишут. - Дед сунул было газету Борису, но тут же выхватил и начал читать: - "Русские всерьез полагают, что неграмотные подростки и юноши смогут скопировать методы Форда, основанные на опыте целого поколения, на высококвалифицированной рабочей силе, на курсе первоклассных инженеров и мастеров". - Дед смял газету. - Скажи на милость, какие помазанники божьи!
- Пусть горланят что хотят, - махнул рукой Борис. - А тракторы мы сделаем. И не хуже фордовских.
Глава V
АКСЮША
Была ночь.
Минька проснулся: кто-то громко стучал в дверь. От страха онемели руки и ноги. Вдруг Курлат-Саккал! Он не Кеца, с ним не подерешься - сразу пришибет.
В доме бабушка и дед. Борис заступил в ночную смену.
Вновь стук.
Минька перестал дышать.
Оказалось, стучали в дом напротив: пришел из депо дежурный к Прокопенко.
- Надо выезжать на Джанкой! - кричал он. - Товарный состав. Спешно!
Минька с облегчением вздохнул. Потом долго лежал без сна.
Над головой висела картина - богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович.
В полумраке видны их фигуры в шлемах, в кольчугах, с копьями и палицами.
Эта картина Миньке памятна. Рисовал отец. У него долго не получалась морда коня под Алешей Поповичем. Он счищал краски и начинал сызнова. Наконец конская морда удалась, как того хотелось. Отец устал и пошел прилечь.
Минька, тогда еще ползунок, подобрался к картине, взял кисть и начал "дорисовывать".
Отец проснулся и, когда заметил, что натворил Минька, рассердился, схватил Миньку, перепачканного красками, и больно сжал. Потом швырнул на кушетку и выбежал из дома.
Долго Минька не мог простить отцу горячности, с которой он сдавил его и отбросил от себя.
Это была первая в жизни обида.
По просьбе бабушки отец кое-как подправил лошадь Алеши Поповича, и бабушка взяла картину к себе.
Разбудил Миньку, как всегда, бой часов.
Появился Ватя. Нужно было отправляться на плантацию. Сегодня выплачивали деньги.
Минька и Ватя пришли в контору и заняли очередь к окошку кассы. Пришла и Аксюша.
Каждый расписывался в ведомости у кассира, после чего кассир отсчитывал деньги.
Ватя собрался покупать голубя. Минька отдал Вате часть денег, чтобы Ватя и ему купил голубя. Ватя от радости побежал к какому-то Цурюпе-голубятнику поглядеть его продукцию, выставленную для продажи.
Минька и Аксюша остались вдвоем.
- Пойдем на курган, - предложил Минька.
- Пойдем.
На кургане, который венчал Цыплячьи Горки, археологи вели какие-то раскопки. Народ говорил, будто обнаружили могилу греческих аргонавтов.
Минька и Аксюша взбирались по тропинке, поросшей жилистыми подорожниками.
Аксюша шла впереди. Минька поотстал.
Он видел загорелые ноги Аксюши в белых полосках, оставленных жесткими стеблями травы, и пучок волос, перевязанных цветной тряпочкой - матузком, как говорила бабушка.
Ветер с кургана задувал, запутывал платье между колен. Аксюша поворачивалась к ветру спиной, распутывала платье.
Чем выше они взбирались, тем лучше был виден Симферополь и высокая над ним, как синяя тень, гора Чатыр-Даг.
Минька и Аксюша сели на вершине кургана в желтой, точно опаленной пламенем цветущих маков, траве.
Внизу лежал Симферополь, с тополиными рощами, трубами заводов и фабрик, низкими дымами паровозов около вокзала и товарной станции. Кара-Киятская слобода, Цыганская, Битакская, Якшурская. Через город протекала безводная в летнее время каменистая речка Салгир.
Аксюша сидела, подняв колени и заложив между ними ладони.
Минька растянулся рядом среди маков.
Миньке очень хотелось говорить Аксюше что-нибудь такое, чтобы она слушала, расширив зрачки, а он смотрел ей в лицо и говорил, говорил.
Но, сколько Минька ни думал, ничего такого придумать не мог.
Аксюша нашла в траве улитку-катушку.
- Минька, а тебе известно - улитка имеет глаза и уши.
- Выдумки.
- Нет, не выдумки. В сильную жару закрывает раковину створкой и спит. А читать следы ты умеешь?
- Какие следы?
- Ну, всякие. В лесу.
- Не знаю. Не приходилось.
- А я могу. И волчьи, и барсучьи, и лисьи. И сусликов умею ловить волосяной петлей.
- А кто тебя научил сусликов ловить?
- Сама научилась. Минька, а у меня есть открытки с видами Ленинграда. И Ростова. Там завод "Сельмаш" комбайны делает. Интересно, что это за машины такие? Я всегда мечтаю о других городах, а то и просто воображаю что придется. Могу закрыть глаза и думать крепко-крепко - так думать, что начинаю видеть все, что захочу. Захочу - поплыву на пароходе среди высоких волн, поскачу на лошади степной или пойду куда-нибудь на пастбище, где удоды кричат.
Аксюша закрыла глаза. И так сидела, вся пронизанная солнцем.
- Колеса бьют по рельсам. Ветер дует в открытые окна. Грохочут мосты, семафоры подняты. Еду я на Дальний Восток. Жить там интересно и опасно. На КВЖД нападают маньчжурские бандиты - хунхузы - и корабли со всего света причаливают, золото в ручьях водится. В камышах леопарды сидят, змеи на лианах качаются. А леса такие густые, что без топора не пройдешь, без компаса заблудишься.
Минька приподнялся на локте, смотрел на Аксюшу.
У него самого расширились зрачки. Даже завидно стало, что это Аксюша так здорово говорит, а не он.
- В океане моржи плавают, за камнями осьминоги прячутся - со щупальцами по три метра. Зацапают - не вырвешься. - Аксюша открыла глаза. - Минька, а ты стрелял из ружья?
- Нет, не пробовал.
- А я стреляла. Ватин Гриша давал, из винчестера. Только у меня еще очень плохо получается. Я волнуюсь и дергаю спусковой крючок. Гриша говорит - привыкну, не буду дергать. Я и ствол чистить умею, и затвор смазывать. Если поеду на Дальний Восток, на КВЖД, обязательно буду стрелять из ружья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23