Этот парень, весь одетый в клетчатую материю и довольно смешной в ней, говорил так, как, бывало, говорил ротный командир Ракшин, под сердитую руку выбивавший у рядовых сразу по три зуба.
- Вам нужно помириться с нами потому, что наше соседство вам очень выгодно! А выгодно оно потому, что у нас на заводе будет рабочих не менее полутораста человек, со временем - более. Если сто из них после каждого недельного расчёта выпьют у вас по стакану, значит, в месяц вы продадите на четыреста стаканов больше, чем продаёте теперь. Это я взял самое меньшее. Затем у вас харчевня. Вы, кажется, неглупый и бывалый человек, сообразите-ка сами выгодность нашего соседства.
- Это верно-с, - кивнул головой Вавилов, - это я знал.
- И что же? - громко осведомился купец.
- Ничего-с... Давайте помиримся...
- Очень приятно, что вы так скоро решаете. Вот я припас заявление в суд о прекращении вами претензии против отца. Прочитайте и подпишите.
Вавилов круглыми глазами посмотрел на своего собеседника и вздрогнул, предчувствуя что-то крайне скверное.
- Позвольте... подписать? А как же это?
- Просто, вот напишите имя и фамилию и больше ничего, - обязательно указывая пальцем, где подписать, объяснил Петунников.
- Нет - это что-о! Я не про это... Я насчёт того, какое же мне вознаграждение за землю вы дадите?
- Да ведь вам эта земля ни к чему! - успокоительно сказал Петунников.
- Однако она моя! - воскликнул солдат.
- Конечно... А сколько вы хотели бы?
- Да хоть бы - по иску... Как там прописано, - робко заявил Вавилов.
- Шестьсот? - Петунников мягко засмеялся. - Ах вы чудак!
- Я имею право... Я могу хоть две тысячи требовать... Могу настоять, чтобы вы сломали... Я так и хочу... Потому и цена иска такая малая. Я требую - ломать!
- Валяйте... Мы, может быть, и сломаем... года через три, втянув вас в большие издержки по суду. А заплатив, откроем свой кабачок и харчевню получше вашей - вы и пропадёте, как швед под Полтавой. Пропадёте, голубчик, уж мы об этом позаботимся.
Вавилов, крепко сцепив зубы, смотрел на своего гостя и чувствовал, что гость - владыка его судьбы. Жалко стало Вавилову себя пред лицом этой спокойной, неумолимой фигуры в клетчатом костюме.
- А в таком близком соседстве с нами находясь и в согласии живя, вы, служивый, хорошо могли бы заработать. Об этом мы тоже бы позаботились. Я, например, даже сейчас порекомендую вам лавочку маленькую открыть. Знаете табачок, спички, хлеб, огурцы и так далее... Всё это будет иметь хороший сбыт.
Вавилов слушал и, как неглупый малый, понимал, что отдаться на великодушие врага - всего лучше. С этого и надо бы начать. И, не зная, куда девать свою злобу, солдат вслух обругал Кувалду:
- Пьяница, ан-нафема!
- Это вы того адвоката, который сочинял вам прошение? - спокойно спросил Петунников и, вздохнув, добавил: - Действительно, он мог сыграть с вами скверную шутку, если б мы не пожалели вас.
- Эх! - махнул рукой огорчённый солдат. - Двое тут... Один нашёл, другой писал... Корреспондент проклятый!
- Это почему же - корреспондент?
- Пишет в газеты... Всё - ваши постояльцы... Вот люди! Уберите вы их, гоните, Христа ради! Разбойники! Всех здесь в улице мутят, настраивают. Житья нет от них, - отчаянные люди - того гляди, ограбят или подожгут...
- А этот корреспондент, - он кто такой? - заинтересовался Петунников.
- Он? Пьяница! Учителем был - выгнали. Пропился, пишет в газеты, сочиняет прошения. Очень подлый человек!
- Гм! Он вам и писал прошение? Та-ак-с! Очевидно, он же писал и о беспорядках на стройке, - леса там, что ли, нашёл неправильно поставленными.
- Он! Я это знаю, он, собака! Сам здесь читал и хвалился - вот я, говорит, Петунникова в убыток ввёл.
- Н-да... Ну-с, так как же вы - мириться намерены?
- Мириться?
Солдат опустил голову и задумался.
- Эх ты, жизнь наша тёмная! - с обидой в голосе воскликнул он, почесав затылок.
- Учиться надо, - порекомендовал ему Петунников, закуривая папиросу.
- Учиться? Не в этом дело-с, сударь вы мой! Свободы нет, вот что! Ведь у меня какая жизнь? В трепете живу... с постоянной оглядкой... вполне лишён свободы желательных мне движений! А почему? Боюсь... Этот кикимора учитель в газетах пишет на меня... санитарный надзор навлекает, штрафы плачу... Постояльцы ваши, того гляди, сожгут, убьют, ограбят... Что я против них могу? Полиции они не боятся... Посадят их - они даже рады - хлеб им даровой.
- А вот мы их устраним, - если сойдёмся с вами, - пообещал Петунников.
- Как же мы сойдёмся? - с тоской и угрюмо спросил Вавилов.
- Говорите ваши условия.
- Да что же? Шестьсот по иску...
- Сто рублей не возьмёте? - спокойно спросил купец, тщательно осмотрел своего собеседника и, мягко улыбнувшись, добавил: - Больше не дам ни рубля...
После этого он снял очки и медленно стал вытирать их стёкла вынутым из кармана платком. Вавилов смотрел на него с тоской в сердце и в то же время проникался почтением к нему. В спокойном лице молодого Пётунникова, в его серых, больших глазах, в широких скулах, во всей его коренастой фигуре было много силы, уверенной в себе и хорошо дисциплинированной умом. Вавилову нравилось и то, как Петунников говорил с ним: просто, с дружескими нотками в голосе, без всякого барства, как со своим братом, хотя Вавилов понимал, что он, солдат, не пара этому человеку. Рассматривая его, почти любуясь им, он не вытерпел и, ощутив в себе прилив горячего любопытства, на минуту заглушившего все остальные его ощущения, почтительно спросил Петунникова:
- Где изволили учиться?
- В технологическом институте. А что? - вскинул тот на него улыбавшиеся глаза.
- Ничего-с, это я так, - извините! - Солдат понурил голову и вдруг с восхищением, завистью и даже вдохновенно воскликнул: - Н-да! Вот оно, образование-то! Одно слово, - наука - свет! А наш брат, - как сова перед солнцем в этом свете... Эхма! Ваше благородие! Давайте кончим дело?
Он решительным жестом протянул руку Петунникову и сдавленно сказал:
- Ну - пятьсот?
- Не больше ста рублей, Егор Терентьевич, - как бы сожалея, что больше дать не может, пожал плечами Петунников, хлопая по волосатой руке солдата своей белой и крупной рукой.
Они скоро кончили, потому что солдат вдруг пошёл навстречу желанию Петунникова крупными скачками, а тот был непоколебимо твёрд. И, когда Вавилов получил сто рублей и подписал бумагу, - он ожесточённо бросил перо на стол и воскликнул:
- Ну, теперь остаётся мне с золотой ротой ведаться! Засмеют, застыдят они меня, дьяволы!
- А вы скажите им, что я заплатил вам всю сумму иска, - предложил Петунников, спокойно пуская изо рта тонкие струйки дыма и следя за ними.
- Да разве они этому поверят? Это тоже умные мошенники, не хуже...
Вавилов остановился вовремя, смущённый едва не сказанным сравнением, и с боязнью взглянул на купеческого сына. Тот курил, весь был поглощён этим занятием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
- Вам нужно помириться с нами потому, что наше соседство вам очень выгодно! А выгодно оно потому, что у нас на заводе будет рабочих не менее полутораста человек, со временем - более. Если сто из них после каждого недельного расчёта выпьют у вас по стакану, значит, в месяц вы продадите на четыреста стаканов больше, чем продаёте теперь. Это я взял самое меньшее. Затем у вас харчевня. Вы, кажется, неглупый и бывалый человек, сообразите-ка сами выгодность нашего соседства.
- Это верно-с, - кивнул головой Вавилов, - это я знал.
- И что же? - громко осведомился купец.
- Ничего-с... Давайте помиримся...
- Очень приятно, что вы так скоро решаете. Вот я припас заявление в суд о прекращении вами претензии против отца. Прочитайте и подпишите.
Вавилов круглыми глазами посмотрел на своего собеседника и вздрогнул, предчувствуя что-то крайне скверное.
- Позвольте... подписать? А как же это?
- Просто, вот напишите имя и фамилию и больше ничего, - обязательно указывая пальцем, где подписать, объяснил Петунников.
- Нет - это что-о! Я не про это... Я насчёт того, какое же мне вознаграждение за землю вы дадите?
- Да ведь вам эта земля ни к чему! - успокоительно сказал Петунников.
- Однако она моя! - воскликнул солдат.
- Конечно... А сколько вы хотели бы?
- Да хоть бы - по иску... Как там прописано, - робко заявил Вавилов.
- Шестьсот? - Петунников мягко засмеялся. - Ах вы чудак!
- Я имею право... Я могу хоть две тысячи требовать... Могу настоять, чтобы вы сломали... Я так и хочу... Потому и цена иска такая малая. Я требую - ломать!
- Валяйте... Мы, может быть, и сломаем... года через три, втянув вас в большие издержки по суду. А заплатив, откроем свой кабачок и харчевню получше вашей - вы и пропадёте, как швед под Полтавой. Пропадёте, голубчик, уж мы об этом позаботимся.
Вавилов, крепко сцепив зубы, смотрел на своего гостя и чувствовал, что гость - владыка его судьбы. Жалко стало Вавилову себя пред лицом этой спокойной, неумолимой фигуры в клетчатом костюме.
- А в таком близком соседстве с нами находясь и в согласии живя, вы, служивый, хорошо могли бы заработать. Об этом мы тоже бы позаботились. Я, например, даже сейчас порекомендую вам лавочку маленькую открыть. Знаете табачок, спички, хлеб, огурцы и так далее... Всё это будет иметь хороший сбыт.
Вавилов слушал и, как неглупый малый, понимал, что отдаться на великодушие врага - всего лучше. С этого и надо бы начать. И, не зная, куда девать свою злобу, солдат вслух обругал Кувалду:
- Пьяница, ан-нафема!
- Это вы того адвоката, который сочинял вам прошение? - спокойно спросил Петунников и, вздохнув, добавил: - Действительно, он мог сыграть с вами скверную шутку, если б мы не пожалели вас.
- Эх! - махнул рукой огорчённый солдат. - Двое тут... Один нашёл, другой писал... Корреспондент проклятый!
- Это почему же - корреспондент?
- Пишет в газеты... Всё - ваши постояльцы... Вот люди! Уберите вы их, гоните, Христа ради! Разбойники! Всех здесь в улице мутят, настраивают. Житья нет от них, - отчаянные люди - того гляди, ограбят или подожгут...
- А этот корреспондент, - он кто такой? - заинтересовался Петунников.
- Он? Пьяница! Учителем был - выгнали. Пропился, пишет в газеты, сочиняет прошения. Очень подлый человек!
- Гм! Он вам и писал прошение? Та-ак-с! Очевидно, он же писал и о беспорядках на стройке, - леса там, что ли, нашёл неправильно поставленными.
- Он! Я это знаю, он, собака! Сам здесь читал и хвалился - вот я, говорит, Петунникова в убыток ввёл.
- Н-да... Ну-с, так как же вы - мириться намерены?
- Мириться?
Солдат опустил голову и задумался.
- Эх ты, жизнь наша тёмная! - с обидой в голосе воскликнул он, почесав затылок.
- Учиться надо, - порекомендовал ему Петунников, закуривая папиросу.
- Учиться? Не в этом дело-с, сударь вы мой! Свободы нет, вот что! Ведь у меня какая жизнь? В трепете живу... с постоянной оглядкой... вполне лишён свободы желательных мне движений! А почему? Боюсь... Этот кикимора учитель в газетах пишет на меня... санитарный надзор навлекает, штрафы плачу... Постояльцы ваши, того гляди, сожгут, убьют, ограбят... Что я против них могу? Полиции они не боятся... Посадят их - они даже рады - хлеб им даровой.
- А вот мы их устраним, - если сойдёмся с вами, - пообещал Петунников.
- Как же мы сойдёмся? - с тоской и угрюмо спросил Вавилов.
- Говорите ваши условия.
- Да что же? Шестьсот по иску...
- Сто рублей не возьмёте? - спокойно спросил купец, тщательно осмотрел своего собеседника и, мягко улыбнувшись, добавил: - Больше не дам ни рубля...
После этого он снял очки и медленно стал вытирать их стёкла вынутым из кармана платком. Вавилов смотрел на него с тоской в сердце и в то же время проникался почтением к нему. В спокойном лице молодого Пётунникова, в его серых, больших глазах, в широких скулах, во всей его коренастой фигуре было много силы, уверенной в себе и хорошо дисциплинированной умом. Вавилову нравилось и то, как Петунников говорил с ним: просто, с дружескими нотками в голосе, без всякого барства, как со своим братом, хотя Вавилов понимал, что он, солдат, не пара этому человеку. Рассматривая его, почти любуясь им, он не вытерпел и, ощутив в себе прилив горячего любопытства, на минуту заглушившего все остальные его ощущения, почтительно спросил Петунникова:
- Где изволили учиться?
- В технологическом институте. А что? - вскинул тот на него улыбавшиеся глаза.
- Ничего-с, это я так, - извините! - Солдат понурил голову и вдруг с восхищением, завистью и даже вдохновенно воскликнул: - Н-да! Вот оно, образование-то! Одно слово, - наука - свет! А наш брат, - как сова перед солнцем в этом свете... Эхма! Ваше благородие! Давайте кончим дело?
Он решительным жестом протянул руку Петунникову и сдавленно сказал:
- Ну - пятьсот?
- Не больше ста рублей, Егор Терентьевич, - как бы сожалея, что больше дать не может, пожал плечами Петунников, хлопая по волосатой руке солдата своей белой и крупной рукой.
Они скоро кончили, потому что солдат вдруг пошёл навстречу желанию Петунникова крупными скачками, а тот был непоколебимо твёрд. И, когда Вавилов получил сто рублей и подписал бумагу, - он ожесточённо бросил перо на стол и воскликнул:
- Ну, теперь остаётся мне с золотой ротой ведаться! Засмеют, застыдят они меня, дьяволы!
- А вы скажите им, что я заплатил вам всю сумму иска, - предложил Петунников, спокойно пуская изо рта тонкие струйки дыма и следя за ними.
- Да разве они этому поверят? Это тоже умные мошенники, не хуже...
Вавилов остановился вовремя, смущённый едва не сказанным сравнением, и с боязнью взглянул на купеческого сына. Тот курил, весь был поглощён этим занятием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18