Президент тоже не мог смотреть прямо в глаза, и он сомневался. Это стало для Крахмальникова откровением.
— Здравствуйте, Леонид Александрович, — чуть вразвалочку, с молодцеватостью борца, президент двинулся навстречу журналисту, сухой ладонью пожал руку, пригласил к столу, сам сел напротив, а не в свое кресло. Крахмальников это отметил, но не знал, как интерпретировать.
— Вас уже ввели в курс наших предложений?
— Да, — кивнул Леонид.
— Тогда очень коротко — о главном. Нам нужен профессиональный крепкий канал информации.
— A OPT,PTP?
— Это “Правда” и “Известия”. Вы понимаете, о чем я? Нам нужна “Литературка”.
Теперь Крахмальников понял. Ему предлагали возглавить мягкий оппозиционный канал. Так в свое время Сталин открыл “Литературную газету”. Той позволялось между строк критиковать режим. Она не печатала дуболомные передовицы, не хвалила на каждой странице партию и социализм, она могла критиковать уровень повыше сантехника. Доверие к газете было непревзойденным. Тем сильнее воздействовали ее редкие статьи с критикой диссидентов. Мудро.
— “Литературка” уже не та, — сказал Крахмальников, чтобы хоть что-то сказать.
— Мы все уже не те. Мир не тот, верно?
— Вот и я об этом.
— Мир не так прост, как нам казалось из кагэбэшных кабинетов, — кивнул президент. — Но он и не так сложен, как вам представляется сейчас. В конечном счете все равно есть два мира.
— Мы и Америка? — улыбнулся Крахмальников.
— Нет, это примитивно. Я имею в виду добро и зло. Мы с Америкой чаще в одном мире. Но не в этом суть. Знаете, каждому из нас надо ответить себе на один вопрос — я с Россией или против нее?
— Я с Россией.
— Вот и договорились. Значит, вы за сильную державу, за богатую жизнь, за покой в доме… Впрочем, это риторика — кто же против? Вы меня спросите — а как я себе это представляю?..
— Да, спрошу.
— Знаете, почему не проходит закон о земле? — вдруг поменял тему президент.
— Коммунисты уперлись, — пожал плечами Крахмальников.
— Я серьезно, — укоризненно посмотрел на него президент.
— Менталитет? — спросил Леонид с чуть заметной улыбкой.
— А это вовсе не смешно, — качнул головой президент. — Вы ведь знаете историю. Тысячелетнее рабство. Это уже в крови. Людям не нужна земля. Они не хотят быть хозяевами. Да трезво посмотрите на Россию, Леонид Александрович, — это “страна господ, страна рабов”. Раб не хочет работать. Он не верит в работу, не верит в перспективу честного труда. Ему надо сейчас и много. Он идет в разбойники.
Крахмальников скривил губы.
Президент заметил его гримасу.
— Вы завтра выйдете к этому народу и скажете: вас за рабов считают. С пафосом, с возмущением скажете. И все тоже возмутятся — ужас, как так, это стыдно! А стыдно врать народу и самому себе. Вон ваши романтики демократы до чего довели страну! Нам надо веками вести людей к свободе. Веками, понимаете?! Ведь они свободы не понимают — они понимают волю, вольницу! И подло кричать им: вы свободны.
— Я могу с вами поспорить, — сказал Крахмальников.
— Конечно, конечно, можете. Но мы делаем дело, а вы спорите. Я не стану с вами спорить, Леонид Александрович. Я просто зову вас с собой — не на баррикады, а к делу, к долгому, муторному, тяжелому и неблагодарному труду.
— Я давно снял погоны, — заметил Крахмальников. — А вы?
— Погоны в России еще никому не помешали.
— Раб боится силы?
— Раб ее уважает. Заметьте, я честен с вами. Впрочем, это моя обязанность. Но если вы меня правильно поймете, то не станете пользоваться моей честностью. Потому что я России желаю добра. Знаете, Леонид Александрович, мир действительно двухполюсный — так вы сейчас на стороне зла.
— Тут все еще проще, — возразил Крахмальников. — Есть два человека — Булгаков и Казанцев. Мне придется выбирать между ними.
— Нет, Булгаков и коммунист Стрекалин. Казанцев отказался от выборов. Из двух зол выбирают меньшее.
— Значит, Булгаков? Значит, не добро и зло, а из двух зол?
— Вот видите, мир куда сложнее, — усмехнулся президент.
Дюков, который за время всего разговора не проронил ни слова, поднялся со стула.
— Да-да, я знаю, время, — кивнул президент. — Так вы подумайте, Леонид Александрович. Вы нам очень нужны. Я бы хотел, чтобы вы вошли в нашу команду. Только — не говорите мне, что ваша команда — телезрители. Это пустота, аморфность и отсутствие собственного мнения.
— А вы уверены?
— В чем?
— Просто — уверены? У вас нет сомнений?
— Это опять нечестно, Леонид Александрович. Впрочем, в одном я уверен: я хочу быть честным до конца не только с вами, но и с собой, и со страной.
— Я подумаю, можно?
— Нужно. Потому что никаких сладостей я вам не предлагаю. Надо из сортиров дерьмо выгребать. Вот что надо делать, Леонид Александрович. Кстати, что за чертовщина там в Питере творится?
— Вам лучше знать.
— Нехороший намек. Я вас похвалить хотел. Мне ваши репортажи больше других нравятся. Кстати, это еще одна причина, почему я вас в команду зову.
— Долго думать не советую, — сказал Дюков, когда Крахмальников забирал в его кабинете свой плащ. — Нам тянуть кота за хвост ни к чему. Да и вам. Кстати, завтра у вас на канале собрание. Я обязательно приеду. Постарайтесь там и поставить точки над “и”.
Леонид шел по кремлевскому уже темному плацу совершенно растерянный. Но одна мысль была отрадной. Он подумал, что России наконец повезло с президентом.
Москва
— Яков Иванович, вызывали? — просунулась в дверь бородатая физиономия Захарова.
— Вызывал, — кивнул Гуровин. — Садись, Альберт, у меня к тебе конфиденциальный разговор.
Альберт сел и уставился на босса. Гуровин предупредил, что о его просьбе никто не должен знать, да и самому Альберту нужно забыть о ней как можно скорее. Он получит задание, но отнюдь не творческого характера.
Гуровин сообщил, что осведомлен о том, что в настоящее время в Москве находится человек по фамилии Учитель. Он компаньон “Дайвер-холдинга”, и друзья, обеспокоенные его долгим отсутствием, хотят разыскать его в столице. Конечно же они могли бы обратиться в милицию, но не желают этого делать, подозревая, что если господин Учитель скрывается, значит, у него есть на это веские причины. Не исключено, что он попал в лапы криминальных элементов. Такое, к сожалению, случается. Поэтому акционеры попросили Якова Ивановича разыскать господина Учителя.
— Ты уже много лет ведешь на телевидении криминальную тематику, — сказал Яков Иванович. — Наверняка наработал связи в органах. Так?
Альберт кивнул.
— Ты не мог бы обратиться к своим приятелям с просьбой без лишнего шума узнать, где в Москве остановился этот Учитель, все ли у него в порядке и вообще, жив ли он?
Альберт задумался.
Это нужно сделать срочно, — напомнил Гуровин.
— У меня есть один человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Здравствуйте, Леонид Александрович, — чуть вразвалочку, с молодцеватостью борца, президент двинулся навстречу журналисту, сухой ладонью пожал руку, пригласил к столу, сам сел напротив, а не в свое кресло. Крахмальников это отметил, но не знал, как интерпретировать.
— Вас уже ввели в курс наших предложений?
— Да, — кивнул Леонид.
— Тогда очень коротко — о главном. Нам нужен профессиональный крепкий канал информации.
— A OPT,PTP?
— Это “Правда” и “Известия”. Вы понимаете, о чем я? Нам нужна “Литературка”.
Теперь Крахмальников понял. Ему предлагали возглавить мягкий оппозиционный канал. Так в свое время Сталин открыл “Литературную газету”. Той позволялось между строк критиковать режим. Она не печатала дуболомные передовицы, не хвалила на каждой странице партию и социализм, она могла критиковать уровень повыше сантехника. Доверие к газете было непревзойденным. Тем сильнее воздействовали ее редкие статьи с критикой диссидентов. Мудро.
— “Литературка” уже не та, — сказал Крахмальников, чтобы хоть что-то сказать.
— Мы все уже не те. Мир не тот, верно?
— Вот и я об этом.
— Мир не так прост, как нам казалось из кагэбэшных кабинетов, — кивнул президент. — Но он и не так сложен, как вам представляется сейчас. В конечном счете все равно есть два мира.
— Мы и Америка? — улыбнулся Крахмальников.
— Нет, это примитивно. Я имею в виду добро и зло. Мы с Америкой чаще в одном мире. Но не в этом суть. Знаете, каждому из нас надо ответить себе на один вопрос — я с Россией или против нее?
— Я с Россией.
— Вот и договорились. Значит, вы за сильную державу, за богатую жизнь, за покой в доме… Впрочем, это риторика — кто же против? Вы меня спросите — а как я себе это представляю?..
— Да, спрошу.
— Знаете, почему не проходит закон о земле? — вдруг поменял тему президент.
— Коммунисты уперлись, — пожал плечами Крахмальников.
— Я серьезно, — укоризненно посмотрел на него президент.
— Менталитет? — спросил Леонид с чуть заметной улыбкой.
— А это вовсе не смешно, — качнул головой президент. — Вы ведь знаете историю. Тысячелетнее рабство. Это уже в крови. Людям не нужна земля. Они не хотят быть хозяевами. Да трезво посмотрите на Россию, Леонид Александрович, — это “страна господ, страна рабов”. Раб не хочет работать. Он не верит в работу, не верит в перспективу честного труда. Ему надо сейчас и много. Он идет в разбойники.
Крахмальников скривил губы.
Президент заметил его гримасу.
— Вы завтра выйдете к этому народу и скажете: вас за рабов считают. С пафосом, с возмущением скажете. И все тоже возмутятся — ужас, как так, это стыдно! А стыдно врать народу и самому себе. Вон ваши романтики демократы до чего довели страну! Нам надо веками вести людей к свободе. Веками, понимаете?! Ведь они свободы не понимают — они понимают волю, вольницу! И подло кричать им: вы свободны.
— Я могу с вами поспорить, — сказал Крахмальников.
— Конечно, конечно, можете. Но мы делаем дело, а вы спорите. Я не стану с вами спорить, Леонид Александрович. Я просто зову вас с собой — не на баррикады, а к делу, к долгому, муторному, тяжелому и неблагодарному труду.
— Я давно снял погоны, — заметил Крахмальников. — А вы?
— Погоны в России еще никому не помешали.
— Раб боится силы?
— Раб ее уважает. Заметьте, я честен с вами. Впрочем, это моя обязанность. Но если вы меня правильно поймете, то не станете пользоваться моей честностью. Потому что я России желаю добра. Знаете, Леонид Александрович, мир действительно двухполюсный — так вы сейчас на стороне зла.
— Тут все еще проще, — возразил Крахмальников. — Есть два человека — Булгаков и Казанцев. Мне придется выбирать между ними.
— Нет, Булгаков и коммунист Стрекалин. Казанцев отказался от выборов. Из двух зол выбирают меньшее.
— Значит, Булгаков? Значит, не добро и зло, а из двух зол?
— Вот видите, мир куда сложнее, — усмехнулся президент.
Дюков, который за время всего разговора не проронил ни слова, поднялся со стула.
— Да-да, я знаю, время, — кивнул президент. — Так вы подумайте, Леонид Александрович. Вы нам очень нужны. Я бы хотел, чтобы вы вошли в нашу команду. Только — не говорите мне, что ваша команда — телезрители. Это пустота, аморфность и отсутствие собственного мнения.
— А вы уверены?
— В чем?
— Просто — уверены? У вас нет сомнений?
— Это опять нечестно, Леонид Александрович. Впрочем, в одном я уверен: я хочу быть честным до конца не только с вами, но и с собой, и со страной.
— Я подумаю, можно?
— Нужно. Потому что никаких сладостей я вам не предлагаю. Надо из сортиров дерьмо выгребать. Вот что надо делать, Леонид Александрович. Кстати, что за чертовщина там в Питере творится?
— Вам лучше знать.
— Нехороший намек. Я вас похвалить хотел. Мне ваши репортажи больше других нравятся. Кстати, это еще одна причина, почему я вас в команду зову.
— Долго думать не советую, — сказал Дюков, когда Крахмальников забирал в его кабинете свой плащ. — Нам тянуть кота за хвост ни к чему. Да и вам. Кстати, завтра у вас на канале собрание. Я обязательно приеду. Постарайтесь там и поставить точки над “и”.
Леонид шел по кремлевскому уже темному плацу совершенно растерянный. Но одна мысль была отрадной. Он подумал, что России наконец повезло с президентом.
Москва
— Яков Иванович, вызывали? — просунулась в дверь бородатая физиономия Захарова.
— Вызывал, — кивнул Гуровин. — Садись, Альберт, у меня к тебе конфиденциальный разговор.
Альберт сел и уставился на босса. Гуровин предупредил, что о его просьбе никто не должен знать, да и самому Альберту нужно забыть о ней как можно скорее. Он получит задание, но отнюдь не творческого характера.
Гуровин сообщил, что осведомлен о том, что в настоящее время в Москве находится человек по фамилии Учитель. Он компаньон “Дайвер-холдинга”, и друзья, обеспокоенные его долгим отсутствием, хотят разыскать его в столице. Конечно же они могли бы обратиться в милицию, но не желают этого делать, подозревая, что если господин Учитель скрывается, значит, у него есть на это веские причины. Не исключено, что он попал в лапы криминальных элементов. Такое, к сожалению, случается. Поэтому акционеры попросили Якова Ивановича разыскать господина Учителя.
— Ты уже много лет ведешь на телевидении криминальную тематику, — сказал Яков Иванович. — Наверняка наработал связи в органах. Так?
Альберт кивнул.
— Ты не мог бы обратиться к своим приятелям с просьбой без лишнего шума узнать, где в Москве остановился этот Учитель, все ли у него в порядке и вообще, жив ли он?
Альберт задумался.
Это нужно сделать срочно, — напомнил Гуровин.
— У меня есть один человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71