“Пусть увлекается кем угодно, лишь бы не мной”.
— Приглашай, Люба, приглашай, — засуетился Гуровин. — И кофе обязательно.
Яков Иванович горячо пожал руку театральной знаменитости, отметив про себя, что рука у Харламова вялая, прохладная и гладкая, как сосиска. Посетитель пришел не один: с ним был юноша лет семнадцати.
— Володя. Мой самый способный ученик, — представил его режиссер.
Володя протянул руку, словно для поцелуя. Гуровин сделал вид, что не заметил руку мальчика.
Харламов уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Володя робко опустился на краешек стула.
— А я к вам, собственно, по делу, — пропел Харламов с мягким украинским акцентом. — Надеюсь, вас не шокирует то, что я вам предложу… — И замолчал, склонив голову набок.
Яков Иванович вспомнил, что представители богемы называли его в кулуарах Попугаем — за блестящие выпуклые глаза, похожий на клюв нос и привычку по-птичьи склонять голову к плечу. Действительно, похож!
Выдержав паузу, Харламов спросил:
— Как вы относитесь к сексуальным меньшинствам?
Гуровин был готов ко всему, но не к такому вопросу в лоб.
— Я к ним не отношусь, — выдавил из себя Яков Иванович где-то услышанную шутку.
Режиссер тонко улыбнулся и переглянулся со своим учеником.
— Я несколько в другом ключе… Гуровин пожал плечами:
— Меня в первую очередь интересуют человеческие качества, интеллект и профессионализм.
— Так я и думал! — обрадованно воскликнул мэтр, двумя пальчиками взяв со стола кофейную чашку. — А как вы посмотрите на то, чтобы сделать передачу…
— И какую же? — поинтересовался Гуровин.
— О сексуальных меньшинствах. Я задумал передачу, ориентированную на определенную категорию зрителей. Там будут подниматься узко специальные вопросы, касающиеся интересов именно этой аудитории. То есть представители сексуальных меньшинств будут делиться тем, что их волнует… — Видя, что Яков Иванович несколько озадачен, Харламов с жаром продолжил:
— Аудитория у подобной передачи будет гораздо больше, чем вы можете предположить. Ее обязательно будут смотреть и традиционалы. Сначала — из любопытства, потом — уверяю вас — из сочувствия. Ведь этот проект несет в себе, так сказать, гуманную идею: нужно учить народ терпимо относиться к тем, кто не похож на большинство… Володя, где наш проект?
Володя порылся в сумке и вытащил красивую розовую папку.
— Вот, — сказал режиссер, доставая несколько листков бумаги. — Здесь расписано все, вплоть до тарифных ставок. Я хотел бы вам кое-что прочесть… — Он принялся перекладывать страницы. — Где же это? А, вот…
Харламов нацепил на нос очки и, отодвинув от себя руку с листками подальше, торжественно продекламировал;
— Примерная тематика передач из цикла “Голубая площадь”. — Тут он снял очки и пояснил:
— Это, конечно, рабочее название. Решать вам, но я бы пригласил в качестве ведущего Моисеева. — Снова надел очки и прочел:
— Передача, посвященная проблемам отношения общества к гомосексуалистам. Далее… Передача, посвященная взаимоотношениям между геями: “Если он полюбил другого”. О лесбиянках:
"Традиции острова Лесбос”. Юмористическая — “Моя мама — папа”… Ну как? Гуровин задумчиво спросил:
— А кто платит?
Харламов снова по-птичьи склонил голову и хитро прищурился:
— А вы возьметесь за производство? Яков Иванович пожал плечами:
— Я в первую очередь деньги считаю…
— А если я вам скажу, что есть договоренность с Международной организацией по защите прав сексуальных меньшинств?
— Уважаемый Аркадий.., э-э-э.., простите?
— Аркадьевич, — подсказал мэтр, явно шокированный тем, что руководитель телеканала не знает его по отчеству.
— Уважаемый Аркадий Аркадьевич, — повторил Яков Иванович, остановившись перед креслом, где сидел режиссер. — К сожалению, я.., мы не верим во всякие там договоренности, потому что не однажды попадали в ситуации, когда устные обещания нас здорово подводили. С некоторых пор мы взяли себе за правило не рассматривать проекты, пока у нас не будет твердой гарантии того, что он будет оплачен. То, что вы предлагаете, очень любопытно, но нам нужны гарантии…
— Значит, в принципе вы заинтересовались? — уточнил Харламов.
— В принципе — да, — соврал Гуровин.
— В таком случае, — обрадовался Аркадий Аркадьевич, — у меня для вас сюрприз! Конечно, Международная организация по защите прав сексуальных меньшинств выделит кое-какие деньги. Но знаете ли вы, кто станет нашим генеральным спонсором? Ни за что не догадаетесь! Давайте так: вы задаете мне вопросы, я отвечаю на них только “да” или “нет”.
Яков Иванович был слишком опытным дипломатом, он неискренне улыбнулся и включился в игру:
— Большой бизнес?
Аркадий Аркадьич задумался.
— Бизнес, — шепотом подсказал ему Володя.
— Ну.., и большой бизнес тоже, — уклончиво произнес мэтр.
— Нет, ну это сложно, Аркадий Аркадьевич, — сказал Гуровин. — Из сферы высокой политики?
— И из этой сферы, — кивнул Харламов.
— Мужчина? — деловито спросил Крахмальников.
— Да.
— Член правительства? Харламов покосился на дверь:
— Только это между нами.
— Добрый день, — вошел в кабинет Крахмальников, но, увидев Харламова, замер на пороге. — Извините, не помешаю?
— Что вы, что вы! Мы уже все обговорили и уже уходим — на репетицию опаздываем. Подумайте, Яков Иванович, и сообщите мне о своем решении. Или я вам перезвоню, скажем, через недельку…
Раскланиваясь и расшаркиваясь, Гуровин проводил гостей до лифта и вернулся в кабинет.
— Маникюр при гангрене, — сказал он брезгливо, кивнув на дверь, за которой только что скрылся Харламов. И чуть не споткнулся.
Крахмальников сидел в его кресле.
Москва
— Хочешь пива? — спросила Алла, залезая в сумку и доставая пивную банку.
Долгова отказалась:
— Нет, у меня сегодня встреча, не могу. Алла поставила банку на стол:
— Тогда давай кофе.
Она поставила чайник, вынула растворимый “Нескафе”, сахар, чашки-ложки.
— Да, дела фиговые, — сказала Ирина. — Уйти, что ли, к чертовой матери?
— И не раздумывай. “Дайвер” все равно закроют, вот увидишь. А не закроют, в чем я сильно сомневаюсь, так всех порядочных повыгоняют, говно какое-нибудь наберут.
— А ты остаешься?
— Я? — изумилась Алла. — Ты что? Я б и сегодня не вышла, если б меня эта стерва Загребельная не углядела.
— Так почему вы с ней сцепились-то?
— А потому и сцепились. Я шмотки свои подружке везла. У нее на рынке палатка… Мне деньги нужны, чтоб уехать.
— Да что ты голову морочишь? Куда уехать? Из-за мужа?
Алла глубоко вздохнула:
— Нет, Ир, не из-за мужа…
Долгова поставила на стол пустую чашку:
— А из-за кого?
Алла внимательно посмотрела на подругу. Рассказать ей про Крахмальникова? Про то, как однажды вечером они заперлись в его кабинете и сошли с ума?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Приглашай, Люба, приглашай, — засуетился Гуровин. — И кофе обязательно.
Яков Иванович горячо пожал руку театральной знаменитости, отметив про себя, что рука у Харламова вялая, прохладная и гладкая, как сосиска. Посетитель пришел не один: с ним был юноша лет семнадцати.
— Володя. Мой самый способный ученик, — представил его режиссер.
Володя протянул руку, словно для поцелуя. Гуровин сделал вид, что не заметил руку мальчика.
Харламов уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Володя робко опустился на краешек стула.
— А я к вам, собственно, по делу, — пропел Харламов с мягким украинским акцентом. — Надеюсь, вас не шокирует то, что я вам предложу… — И замолчал, склонив голову набок.
Яков Иванович вспомнил, что представители богемы называли его в кулуарах Попугаем — за блестящие выпуклые глаза, похожий на клюв нос и привычку по-птичьи склонять голову к плечу. Действительно, похож!
Выдержав паузу, Харламов спросил:
— Как вы относитесь к сексуальным меньшинствам?
Гуровин был готов ко всему, но не к такому вопросу в лоб.
— Я к ним не отношусь, — выдавил из себя Яков Иванович где-то услышанную шутку.
Режиссер тонко улыбнулся и переглянулся со своим учеником.
— Я несколько в другом ключе… Гуровин пожал плечами:
— Меня в первую очередь интересуют человеческие качества, интеллект и профессионализм.
— Так я и думал! — обрадованно воскликнул мэтр, двумя пальчиками взяв со стола кофейную чашку. — А как вы посмотрите на то, чтобы сделать передачу…
— И какую же? — поинтересовался Гуровин.
— О сексуальных меньшинствах. Я задумал передачу, ориентированную на определенную категорию зрителей. Там будут подниматься узко специальные вопросы, касающиеся интересов именно этой аудитории. То есть представители сексуальных меньшинств будут делиться тем, что их волнует… — Видя, что Яков Иванович несколько озадачен, Харламов с жаром продолжил:
— Аудитория у подобной передачи будет гораздо больше, чем вы можете предположить. Ее обязательно будут смотреть и традиционалы. Сначала — из любопытства, потом — уверяю вас — из сочувствия. Ведь этот проект несет в себе, так сказать, гуманную идею: нужно учить народ терпимо относиться к тем, кто не похож на большинство… Володя, где наш проект?
Володя порылся в сумке и вытащил красивую розовую папку.
— Вот, — сказал режиссер, доставая несколько листков бумаги. — Здесь расписано все, вплоть до тарифных ставок. Я хотел бы вам кое-что прочесть… — Он принялся перекладывать страницы. — Где же это? А, вот…
Харламов нацепил на нос очки и, отодвинув от себя руку с листками подальше, торжественно продекламировал;
— Примерная тематика передач из цикла “Голубая площадь”. — Тут он снял очки и пояснил:
— Это, конечно, рабочее название. Решать вам, но я бы пригласил в качестве ведущего Моисеева. — Снова надел очки и прочел:
— Передача, посвященная проблемам отношения общества к гомосексуалистам. Далее… Передача, посвященная взаимоотношениям между геями: “Если он полюбил другого”. О лесбиянках:
"Традиции острова Лесбос”. Юмористическая — “Моя мама — папа”… Ну как? Гуровин задумчиво спросил:
— А кто платит?
Харламов снова по-птичьи склонил голову и хитро прищурился:
— А вы возьметесь за производство? Яков Иванович пожал плечами:
— Я в первую очередь деньги считаю…
— А если я вам скажу, что есть договоренность с Международной организацией по защите прав сексуальных меньшинств?
— Уважаемый Аркадий.., э-э-э.., простите?
— Аркадьевич, — подсказал мэтр, явно шокированный тем, что руководитель телеканала не знает его по отчеству.
— Уважаемый Аркадий Аркадьевич, — повторил Яков Иванович, остановившись перед креслом, где сидел режиссер. — К сожалению, я.., мы не верим во всякие там договоренности, потому что не однажды попадали в ситуации, когда устные обещания нас здорово подводили. С некоторых пор мы взяли себе за правило не рассматривать проекты, пока у нас не будет твердой гарантии того, что он будет оплачен. То, что вы предлагаете, очень любопытно, но нам нужны гарантии…
— Значит, в принципе вы заинтересовались? — уточнил Харламов.
— В принципе — да, — соврал Гуровин.
— В таком случае, — обрадовался Аркадий Аркадьевич, — у меня для вас сюрприз! Конечно, Международная организация по защите прав сексуальных меньшинств выделит кое-какие деньги. Но знаете ли вы, кто станет нашим генеральным спонсором? Ни за что не догадаетесь! Давайте так: вы задаете мне вопросы, я отвечаю на них только “да” или “нет”.
Яков Иванович был слишком опытным дипломатом, он неискренне улыбнулся и включился в игру:
— Большой бизнес?
Аркадий Аркадьич задумался.
— Бизнес, — шепотом подсказал ему Володя.
— Ну.., и большой бизнес тоже, — уклончиво произнес мэтр.
— Нет, ну это сложно, Аркадий Аркадьевич, — сказал Гуровин. — Из сферы высокой политики?
— И из этой сферы, — кивнул Харламов.
— Мужчина? — деловито спросил Крахмальников.
— Да.
— Член правительства? Харламов покосился на дверь:
— Только это между нами.
— Добрый день, — вошел в кабинет Крахмальников, но, увидев Харламова, замер на пороге. — Извините, не помешаю?
— Что вы, что вы! Мы уже все обговорили и уже уходим — на репетицию опаздываем. Подумайте, Яков Иванович, и сообщите мне о своем решении. Или я вам перезвоню, скажем, через недельку…
Раскланиваясь и расшаркиваясь, Гуровин проводил гостей до лифта и вернулся в кабинет.
— Маникюр при гангрене, — сказал он брезгливо, кивнув на дверь, за которой только что скрылся Харламов. И чуть не споткнулся.
Крахмальников сидел в его кресле.
Москва
— Хочешь пива? — спросила Алла, залезая в сумку и доставая пивную банку.
Долгова отказалась:
— Нет, у меня сегодня встреча, не могу. Алла поставила банку на стол:
— Тогда давай кофе.
Она поставила чайник, вынула растворимый “Нескафе”, сахар, чашки-ложки.
— Да, дела фиговые, — сказала Ирина. — Уйти, что ли, к чертовой матери?
— И не раздумывай. “Дайвер” все равно закроют, вот увидишь. А не закроют, в чем я сильно сомневаюсь, так всех порядочных повыгоняют, говно какое-нибудь наберут.
— А ты остаешься?
— Я? — изумилась Алла. — Ты что? Я б и сегодня не вышла, если б меня эта стерва Загребельная не углядела.
— Так почему вы с ней сцепились-то?
— А потому и сцепились. Я шмотки свои подружке везла. У нее на рынке палатка… Мне деньги нужны, чтоб уехать.
— Да что ты голову морочишь? Куда уехать? Из-за мужа?
Алла глубоко вздохнула:
— Нет, Ир, не из-за мужа…
Долгова поставила на стол пустую чашку:
— А из-за кого?
Алла внимательно посмотрела на подругу. Рассказать ей про Крахмальникова? Про то, как однажды вечером они заперлись в его кабинете и сошли с ума?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71