– Надеюсь, что будет.
– Платят здесь неплохо, некоторым ребятам нравится получать денежки за спанье и бильярд. Но мне порядком надоело, сэр. Целый месяц без кино, без девочек. Радио – и то не послушаешь.
– Понимаю, Джим. Мне, признаться, тоже надоело.
– Сколько можно держать нас на этой японской коробке? Если ученые ничего не могут придумать, пусть прямо скажут и отпустят нас по домам. Я проживу как-нибудь без электричества, будь оно проклято.
От пряного напитка у Кравцова по телу разлилось тепло.
– Без электричества нельзя, Джим.
– Можно! – Паркинсон со стуком поставил стакан. – Плевал я на магнитное поле и прочую чушь.
– Вам наплевать, а другие…
– Что мне до других? Я вам говорю: обойдусь! Бурить всегда где-нибудь нужно. Пусть не электричество, а паровая машина крутит долото на забое, что из того?
«Ну вот, – подумал Кравцов, – уже и этот флегматик взбесился от безделья».
– Послушайте, Джим…
– Мало этой грозы, так еще шаровые молнии появились, летают стаями. Наверх не выйти, японцы с карабинами на всех трапах… К чертям, сэр! Ученым здесь интересно, так пусть ковыряются, а мы все не хотим!
– Перестаньте орать, – хмуро сказал Кравцов. – Кто это «мы все»? Ну, отвечайте!
Узкое лицо Паркинсона потемнело. Не глядя на Кравцова, он кинул на прилавок бумажку и пошел прочь.
Кравцов допил коктейль и слез с табурета. Пойти, что ли, к себе, завалиться спать…
Возле двери его каюты стоял, привалившись спиной к стене коридора, Чулков.
– Я вас жду, Александр Витальич… – Чулков сбил кепку на затылок, его круглое мальчишеское лицо выражало тревогу.
– Заходите, Игорь. – Кравцов пропустил Чулкова в каюту. – Что случилось?
– Александр Витальич, – понизив голос, быстро заговорил Чулков, – нехорошее дело получается. Они давно уж нас сторонятся, ребята из бригады Паркинсона, собираются в своей кают-компании, шушукаются… А с полчаса назад я случайно услышал один разговор… Это, извините, в гальюне было, они меня не видели – Флетчер и еще один, который, знаете, вечно заливается, будто его щекочут, – они его Лафинг Билл называют.
– Да, припоминаю, – сказал Кравцов.
– Ну вот. Я, конечно, в английском не очень-то, здесь только малость нахватался. В общем, как я понимаю, удирать они собираются. Завтра придет транспорт с горючим, закончат перекачку, тут они сомнут охрану, прорвутся на транспорт, и тю-тю к себе в Америку…
– Вы правильно поняли, Игорь?
– Аттак зы транспорт – чего ж тут не понять?
– Ну, так пошли. – Кравцов выскочил из каюты и побежал по коридору.
– Александр Витальич, так нельзя, – торопливо говорил Чулков, поспешая за ним. – Их там много…
Кравцов не слушал его. Прыгая через ступеньки, он сбежал в палубу «Д» и рванул дверь кают-компании, из-за которой доносились голоса и смех.
Сразу стало тихо. Сквозь сизую завесу табачного дыма десятки глаз уставились на Кравцова. Флетчер сидел на спинке кресла, поставив на сиденье ноги в высоких черных ботинках. Он выпятил нижнюю губу и шумно выпустил струю дыма.
– А, инженер, – сказал он, щуря глаза. – Как поживаете, мистер инженер?
– Хочу поговорить с вами, ребята, – сказал Кравцов, обводя взглядом монтажников. – Я знаю, что вы задумали бежать с «Фукуока-мару».
Флетчер соскочил с кресла.
– Откуда вы знаете, сэр? – осведомился он с недоброй ухмылкой.
– Вы собираетесь завтра прорваться на транспорт, – сдержанно сказал Кравцов. – Это у вас не получится, ребята.
– Не получится?
– Нет. Честно предупреждаю.
– А я предупреждаю вас, сэр: мы тут вместе с вами подыхать не собираемся.
– С чего вы это взяли, Флетчер? – Кравцов старался говорить спокойно.
– А с чего это нам платят тройной оклад за безделье? Верно я говорю, мальчики?
– Верно! – зашумели монтажники. – Даром такие денежки платить не будут, знают, что подохнем!
– Атом так и прет из Черного столба!
– Шаровые молнии по каютам летают!
– Макферсон помирает уже от космических лучей, скоро и мы загнемся!
Кравцов опешил. На него наступала орущая толпа, а он был один: Чулков исчез куда-то. Он видел: в углу на диване сидел Джим Паркинсон и безучастно перелистывал пестрый журнал с блондинкой в купальнике, на глянцевой обложке.
– Неправда! – выкрикнул Кравцов. – Вас ввели в заблуждение! У Макферсона инфаркт, космические лучи тут ни при чем. Ученые думают, как справиться с Черным столбом, и мы должны быть наготове…
– К черту ученых! – рявкнул Флетчер.
– От них все несчастья!
– Ученые всех загубят, дай им только волю!
– Завтра придет транспорт, и никто нас не удержит! Расшвыряем япошек!
Монтажники сомкнулись вокруг Кравцова. Он видел возбужденные, орущие рты, ненавидящие глаза…
– Мы не позволим вам дезертировать! – пытался он перекричать толпу.
Флетчер с искаженным от бешенства лицом шагнул к нему. Кравцов весь напрягся…
Паркинсон отшвырнул журнал и встал.
Тут с шумом распахнулась дверь, в кают-компанию ввалились монтажники из бригад Али-Овсада и Георги. Запыхавшийся Чулков проворно встал между Кравцовым и Флетчером.
– Но-но, не чуди, – сказал он техасцу. – Осади назад.
– Та-ак, – протянул Флетчер. – Своего защищать… Ребята, бей красных!
– заорал он вдруг, отпрыгнув назад и запустив руку в задний карман.
– Стоп! – Джим Паркинсон схватил Флетчера за руку.
Тот рванулся, пытаясь высвободить руку, но Джим держал крепко. Лицо Флетчера налилось кровью.
– Ладно, пусти, – прохрипел он.
– Вот так-то лучше, – сказал Паркинсон обычным вялым голосом. – Расходитесь, ребята. Моя бригада остается, мистер Кравцов. Будем ждать, пока нам не дадут работу.
В кают-компанию быстрым шагом вошел Али-Овсад.
– Зачем меня не позвал? – сказал он Кравцову, шумно отдуваясь. – Кто здесь драку хочет?
– Карашо, Али-Овсад, – сказал Джим. – Карашо. Порьядок.
– Этот? – Али-Овсад ткнул пальцем в сторону Флетчера, который все потирал руку. – Эшшек баласы, кюль башына! – принялся он ругаться. – Ты человек или кто ты такой?
27
Они ужинали втроем за одним столиком – Кравцов, Оловянников и Али-Овсад. Старый мастер жевал ростбиф и рассказывал длинную историю о том, как его брат-агроном победил бюрократов Азервинтреста и резко улучшил качество двух сортов винограда. Кравцов слушал вполуха, потягивал пиво, посматривал по сторонам.
– На днях, – сказал Оловянников, когда Али-Овсад умолк, – я стал невольным свидетелем такой сцены. Токунага стоял у борта – видно, вышел подышать свежим воздухом. Мне захотелось его незаметно сфотографировать, и я принялся менять объектив. Вдруг вижу: японец снял с запястья какой-то браслет, посмотрел на него и бросил за борт. Тут как раз Морозов к нему подошел. «Что это вы кинули в море, Масао-сан? – спрашивает. – Не Поликратов ли перстень?» Токунага улыбается своей грустной улыбкой, отвечает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30