– спросил Фэди.
– Ничего. Тебя это устраивает?
– Зачем же ты пришел сюда?
– Ни за чем. Проходил, увидел тебя, подошел. Хочешь, пообедаем вместе? – И не дожидаясь согласия, Ралф добавил: – В шесть приходи в бар «Это вам не дома!» На углу седьмой.
…Фэди долго бродил по улицам, не замечая окружающего, занятый невеселыми мыслями. Один раз, переходя улицу, он чуть было не попал под автомобиль.
Не отдавая себе отчета в том, куда и зачем идет, и совсем позабыв об обещании, данном Ралфу, он оказался, однако, на углу седьмой улицы, у входа в бар «Это вам не дома!». Фэди взглянул на часы: шесть. Именно в этот момент он всегда обедает. Желудку нет дела до его душевных переживаний, он напоминает о себе с точностью часового механизма. И впредь будет напоминать, очевидно, все более настойчиво, но кто знает, всегда ли можно будет теперь поесть, когда захочется?
Фэди собирался уже войти в бар, когда вдруг его остановил чистильщик обуви:
– Извините, мне думается, вам не лишне привести в порядок обувь.
Фэди взглянул на свои ботинки, – все эти дни он был так обескуражен провалом работы, что перестал с прежней тщательностью следить за своей обувью и одеждой. Да, ботинки явно нуждаются в чистке.
Он поставил ногу на подставку и только сейчас взглянул на чистильщика обуви.
Седина на пепельном лице мулата выделялась особенно заметно. У него был большой открытый лоб, и, когда он поднял голову, Фэди увидел неестественно большие, почти круглые глаза.
– Извините, что я вас остановил, – произнес чи­стильщик. – Наш бар посещает приличная публика… Нет-нет, не обижайтесь, я вижу, что вы как раз очень порядочный человек… Приличная публика! – Он замолчал, роясь в банках с кремом. – Это такое растяжимое понятие. То, что одни считают приличным, для других – дрянь, мерзость. Извините, что я надоедаю своими разговорами. Я весь день один. Такой большой город, столько людей проходит мимо меня. Я прочитал в «Вечерних слухах», что по этой улице проходит за сутки чуть ли не полмиллиона! А я один. Кто станет со мной разговаривать!
– Да, все спешат, – заметил Фэди.
– Я понимаю. А если бы не спешили? О чем им говорить с чистильщиком обуви? Обычно просматривают газету. Глядят по сторонам. Или просто мол­чат… Почему люди молчат, когда ждут их слова?.. Извините, готово.
– Благодарю вас, – сказал Фэди, вставая со стула и бросая на полочку мелочь.
– Это я вас должен поблагодарить, – произнес чистильщик. – Мне было приятно поговорить с порядочным человеком. Меня зовут Питер. Питер Каули. Всего вам доброго, господин…
– Фэди Роланд, – сказал Фэди, отворяя дверь бара.
Он увидел у столика в углу Ралфа и направился туда.
– Хорошо, что ты пришел, – приветливо сказал Ралф. – Извини, я отлучусь, чтобы позвонить жене.
Фэди развернул газету, но тут же забыл о ней, хотя продолжал держать ее развернутой. Перед глазами у него стоял чистильщик обуви… Большой лоб. Неестественно круглые умные глаза. Может быть, он тоже неудачник судьбы, вынужденный коротать век у дверей ресторана? Умный человек. У него могли быть свои мечты… «Могли быть» – какое высокомерие, когда речь идет о простых людях! Три миллиарда людей на земном шаре. У каждого свои мысли, стремления, мечты. И разве виновны люди, что порой их мечты кажутся примитивными, мелочными? Скоро и у меня мечты будут вертеться вокруг пустяковой добавки к жалованию и возможности пообедать лишний раз с виски… А впрочем, стоит ли думать сейчас об этом?
Фэди пытался прогнать назойливые мысли. Он взглянул на эстраду и увидел танцовщиц. Одна из них привлекла его внимание.
Стройная фигура выделяла ее среди танцовщиц, хотя все они были изящны, как этого требует профессия. Черты ее лица были правильными, исключая несколько большой рот. Над слегка раскосыми глазами взметнулись в стороны брови, еще более подчеркивая необычный разрез глаз.
Но самое удивительное в ней – это улыбка. И это опять-таки особенно бросалось в глаза на фоне заученных, стандартных улыбок, входящих как обязательный элемент в программу. Она улыбалась мягко, непринужденно, точно отвечала улыбкой на свои, хорошие мысли. Казалось, ей нет дела до того, что кто-то глядит на нее, она улыбалась своему, затаенному, но Фэди почувствовал, как и сам, помимо своей воли, ответил ей улыбкой…
– А вот и я! – услышал он голос Ралфа. – Что мы будем есть?
– Мне безразлично. Выпить что-нибудь покрепче.
Ралф подозвал официанта, заказал обед и бутылку виски.
Когда официант отошел, он спросил Фэди:
– Чем это ты покорил начальство?
– Кого ты имеешь в виду?
– Кого же, старика Галтона? Ни разу не слыхал, чтобы он так благосклонно отзывался о своих работ­никах.
– Бывших.
– Он настаивал перед министром, чтобы тебя оставили, несмотря на твой рапорт об увольнении.
– И чем же я стану заниматься?
– Галтон говорил, что ты увлечен какой-то личной работой. Это не секрет?
– Нет, не секрет, – не скрывая иронии, ответил Фэди. – Моя работа не рассчитана на убийство людей. Поэтому она не секретна.
– Ты считаешь…
– Да, я считаю, что и мы, и враги наши – все, кто занят в учреждениях, подобных нашему, озабочены только тем, как бы создать средства, которые уничтожили бы в случае войны больше людей.
Ралф раскурил сигару.
– Ты не находишь, что твои суждения окрашены в нелояльный цвет?
– Ты можешь донести на меня, это укрепит твой авторитет в управлении и увеличит счет в банке.
– Признаться, ты казался мне умнее, – спокойно возразил Ралф. – При нынешней технике нет нужды в осведомителях. Кому нужно – услышат. Ты не ребенок и должен знать: осведомителем теперь может служить и ножка стола, и абажур, и даже вот эта вилка… Оставим это. Я помню, ты интересовался биотоками.
– Да.
– Ты продолжаешь работу?
– Продолжаю.
– Расскажи.
– Зачем?
– Почему ты думаешь, что меня не может интересовать что-нибудь, выходящее за пределы моих обязанностей?
– Не уверен, что тебя очень интересуют обязанности. Скорее всего – деньги.
– Типичный образец примитивного суждения о богатых людях. Деньги у меня уже есть. Разве ты не знаешь, что в среде капиталистов есть любители живописи, поэзии, путешествий, политической деятельности?
– Не станешь же ты изображать себя меценатом науки?
– А почему бы и нет? У меня хватит средств для того, чтобы купить… я выражаюсь так, как ты думаешь… любого ученого.
– И ты хочешь купить меня?
– Ты не обидишься? – в свою очередь спросил Ралф.
– Нет.
– Я хочу знать, сколько ты стоишь?
– Ты судишь по тому, чем человек занимается, или по тому, сколько он за себя запрашивает?
– И по тому, и по другому.
– Тогда слушай, – сквозь зубы проговорил Фэди. – Я не. продаюсь. Ни за какие, деньги. Мой отец врезался со своим самолетом в колонну фашистов, хотя мог выброситься на парашюте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13