Теккерей Уильям Мейкпис
Виргинцы (книга 1)
Уильям Мейкпис Теккерей
Виргинцы (книга 1)
Перевод И. Гуровой
Сэру Генри Дэвисону
председателю Верховного суда Мадраса
книгу эту с любовью посвящает старый друг
Лондон, сентября 7-го, 1859
^TГлава I,^U
в которой один из виргинцев навещает отчий край
В библиотеке одного из самых знаменитых американских авторов висят на стене две скрещенные шпаги: их носили его предки в дни великой американской Войны за независимость. Одна доблестно служила королю, другая же была оружием мужественного и благородного солдата республики. Имя владельца этих ныне мирных реликвий пользуется равным уважением и в стране его предков, и у него на родине, где таланты, подобные его таланту, всегда находят радушный прием.
Нижеследующая повесть невольно приводит мне на память эти две шпаги, хранящиеся в бостонском доме достопочтенного писателя. В дни революционной войны два героя этой повести, дети Америки, уроженцы Старого Доминиона, оказались во враждебных лагерях, но по ее окончании вновь встретились с подобающей братской нежностью, ибо, как ни яростен был разделивший их спор, любовь между ними не угасала ни на мгновение. Полковник в алом мундире и генерал в синем висят бок о бок в обшитой дубовыми панелями гостиной английских Уорингтонов, где потомок одного из братьев показал мне эти их портреты, а также их письма и принадлежавшие им книги и различные документы. В семье Уорингтонов вышеупомянутые портреты, для отличия от других славных представителей этого почтенного рода, всегда называют "Виргинцами"; и так же будут названы эти посвященные им записки.
Оба они многие годы провели в Европе. Они жили на самом рубеже тех "былых времен", которые мы так быстро оставляем далеко позади себя. Им довелось узнать самых разных людей и различные превратности судьбы. На их жизненном пути им встречались знаменитые люди, известные нам только по книгам, но словно оживающие, когда я читаю о них в письмах виргинцев: я словно слышу их голоса, пробегая глазами пожелтевшие страницы, исписанные сто лет назад, испещренные юношескими слезами, которые исторгла несчастная любовь, с сыновней почтительностью отправленные на следующий же день после прославленных балов или иных торжественных церемоний величественных былых времен, покрытые торопливыми каракулями у бивачного костра или в тюрьме; а одно из этих писем даже пробито пулей, и прочесть его можно лишь с трудом, ибо оно залито кровью того, кто носил его на груди.
Эти письма, возможно, не дошли бы до нас, если бы их не сберегала с ревнивой любовью та, с кем их авторы поддерживали деятельную переписку, как и повелевал им долг. Их мать хранила все письма сыновей, с самого первого, в котором Генри, младший из близнецов, шлет привет брату, лежавшему тогда с вывихнутой ногой в виргинском поместье их деда Каслвуд, и благодарит дедушку за пони (он уже катался на нем в сопровождении гувернера), и до самого последнего - "от моего любимого сына", - которое она получила лишь за несколько часов до своей смерти. Эта почтенная дама побывала в Европе лишь однажды, в царствование Георга II, вместе со своими родителями; она укрылась в Ричмонде, когда каслвудский дом был сожжен во время войны; и неизменно называла себя госпожой Эсмонд, так как не слишком жаловала и фамильное имя, и самую семью Уорингтонов, считая, что они далеко уступают ей в родовитости.
Письма виргинцев, как вскоре убедится читатель по тем образчикам, которые будут предложены его вниманию, отнюдь не полны. Это скорее намеки, чем подробные описания, - отдельные штрихи и абрисы, и вполне возможно, что автор этой книги не всегда умел распознать истинный их смысл и порой употреблял неверные краски; однако, прилежно изучая эту обширную корреспонденцию, я пытался вообразить, при каких обстоятельствах писалось то или иное письмо и какие люди окружали его автора. Я обрисовывал характеры такими, какими они мне представлялись, и воссоздавал разговоры такими, какими, по-моему, мог бы их услышать, то есть постарался в меру моих способностей воскресить давнюю эпоху и ее людей. Успешно ли была выполнена вышеупомянутая задача и может ли эта книга принести пользу или доставить развлечение, снисходительный читатель соблаговолит решить сам.
В одно прекрасное летнее утро 1756 года, в царствование его величества короля Георга II, виргинский корабль "Юная Рэйчел" (капитан Эдвард Фрэнкс) поднялся вверх по реке Эйвон, благополучно возвратившись из своего ежегодного плавания к устью Потомака. Он вошел в Бристольский порт во время прилива и бросил якорь возле пристани Трейла, каковая и была местом его назначения. Мистер Трейл, совладелец "Юной Рэйчел", заметил приближение корабля из окна своей конторы, немедленно сел в лодку и вскоре уже поднялся на его борт. Судовладелец был крупный представительный мужчина без парика, и весь его облик дышал серьезностью и сдержанной важностью; он протянул стоявшему на палубе капитану Фрэнксу руку и поздравил его с быстрым и успешным завершением плаванья. Потом, упомянув, что нам следует быть благодарными небесам за все их милости, он сразу же перешел к делу и принялся задавать вопросы о грузе и числе пассажиров.
Фрэнкс был по натуре добродушный шутник.
- Пассажиров у нас, - сказал он, - всего только вон тот черномазый мальчишка с чемоданами да его хозяин, который один занимал лучшую каюту.
Судя по лицу мистера Трейла, он отнюдь не был в восторге оттого, что небеса ограничились одной только этой милостью.
- Черт бы вас побрал, Фрэнкс, вместе с вашим невезеньем! "Герцог Уильям", который вернулся на прошлой неделе, привез четырнадцать пассажиров, а ведь этот корабль вдвое меньше нашего.
- И к тому же мой пассажир, заняв всю каюту, ничего не заплатил за проезд, - продолжал капитан. - Ну-ка, мистер Трейл, выругайтесь хорошенько, и вам сразу полегчает, право слово. Я сам это средство пробовал.
- Чтобы пассажир занял целую каюту и ничего не заплатил за проезд? Боже милосердный, да вы спятили, капитан Фрэнкс?
- Так поговорите с ним сами - вон он идет.
И действительно, не успел капитан закончить фразу, как по трапу на палубу поднялся юноша лет девятнадцати. Он держал под мышкой плащ и шпагу, был облачен в глубокий траур и кричал своему слуге:
- Гамбо, болван! Немедленно неси из каюты багаж! Ну что же, капитан, вот и окончилось наше плаванье. И сегодня вечером вы свидитесь со всеми своими детишками, о которых столько рассказывали. Непременно кланяйтесь от меня Полли, и Бетти, и малышу Томми и не забудьте засвидетельствовать мое почтение миссис Фрэнкс. Вчера я не мог дождаться конца путешествия, а сегодня почт, жалею, что оно уже позади. Теперь, когда я расстаюсь с узкой койкой в моей каюте, она кажется мне очень удобной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54