Только к утру их
сморила тяжелая дрема.
Проснувшись, они удивились, что находятся здесь все вместе, но
вспомнили причину и удивились, что никто не пришел.
Митю не взяли. Обошлось. Нож скользнул краем под рубаху и не вошел,
лезвием рассек кожу на боку; парень не заявил, в деревне поговорили и
умолкли.
Митя вскоре отправился в ту деревню, разыскал парня, и они вместе
напились в старой бане за огородом, а потом вышли в обнимку и, поддерживая
друг друга, нетвердо побрели по улице, горланя песню.
Ночевал Митя теперь всегда дома. И не потому, что его не оставляли на
ночь или он сам не хотел. Если он долго не возвращался, Сима поднималась с
полу и уходила из избы. Она неслышно брела в темноте, подходила к чужому
дому и молча садилась на крыльцо. Никто не понимал, как она узнает, что
Митя здесь. Но Сима ни разу не ошиблась.
Подойдя к дому, она не стучала в дверь, не звала Митю - просто
садилась на крыльцо и ждала. Как ни хоронился Митя, она всегда находила
дом, в котором он был, и молча стерегла его под дверьми, могла прождать
ночь.
И Митя не выдерживал, выходил и, ругаясь, шел домой.
- Пропади ты пропадом! - говорил он, ежась после тепла. - Ну что ты
за мной ходишь, дура?! Нянька нашлась! Своего ума нет, другим жить не
даешь. Как ты меня находишь, хотел бы я знать? Настоящая ищейка! Тебя бы в
милицию, вместо собаки!..
Сима молча шла следом, пока не приводила его домой.
Иногда она улучала минутку, пока Варвара хлопотала по хозяйству, тихо
отводила занавеску, за которой спал Митя, садилась на пол перед кроватью и
смотрела на спящего.
Это бывало утром, на рассвете, и под вечер, когда в полумраке все
выглядит иначе, чем днем, - причудливо и странно, хотя на самом деле, кто
знает, в какое время человек виден отчетливей, на свету или впотьмах?
Но, говорят, на склоне ночи, под утро и вечером, в сумерках, душа
понятней чужому взгляду. Правда, не всякому, не любому - нужен особый дар.
И если дано, она откроется на исходе дня полней, чем днем.
Так говорят, хотя многие верят лишь в ясный свет полдня.
Сима сидит на полу, ее преданный взгляд плотно лежит на Митином лице,
как тяжелая, грубая рука.
Митя от взгляда просыпается. Веки его разомкнулись, он потянулся. И,
встретив близко неподвижные глаза, вздрагивает. - Опять вперилась! Мать! -
кричит он требовательно. - Что пустила эту заразу?! Спать на дает!
Сима поднимается, отходит к печи и садится на пол.
Осенью Митю возьмут в армию. Кто знает, кем он станет, - кем-то
станет, дороги открыты - выбирай. Одно известно: в деревню он не вернется
- мир большой...
Долгими туманными вечерами Сима будет ходить от дома к дому,
подходить к светящимся окнам и неразборчиво мычать: "Мы-ы-тя..." -
единственное слово, которое научилась говорить.
Хозяева уже знают, это повторяется каждый вечер, и никто не выходит.
Только изредка какая-нибудь сердобольная старушка пожалеет убогую,
высунется в приоткрытую дверь и скажет:
- Нет твоего Мити...
Дома Сима будет подолгу сидеть перед печью, иногда встанет, заглянет
за занавеску, где стоит пустая кровать, хотя сестра повторяет каждый день:
- Нет Мити, уехал...
Но Сима по-прежнему будет заглядывать за занавеску и ходить по домам.
Дарья тоже не станет жить в Выселках, уедет, и след ее затеряется в
далекой стороне. Симу будет встречать мертвый дом, заколоченный старыми
досками...
Но это потом, позже, не скоро, а пока Митя пришел рано, включил
телевизор, который показывает хоккей из Канады, и гул, и волнение далекой
страны, пролетев полмира, попадают в избу.
Сима сидит на полу, смотрит на экран и рассеянно, неизвестно чему
улыбается.

1 2 3 4 5 6 7 8