Губят, как говорится, широкие возможности
твою личную жизнь.
Они подъехали к дому, машина остановилась.
- Приехали. Мне сюда, - Рогов вылез.
- До свидания, - сказал высокий печально.
- Спасибо, - добавил маленький.
- Счастливо, - Рогов закрыл и подергал дверцы. - Вы, наверное, есть
хотите? Поешьте. Деньги есть?
- Есть, - кивнули они оба.
- Вот и сходите. Шутка ли, с раннего утра не ели. Так недолго и ноги
протянуть, как вы в хоккей играть будете?
- Да что там мы играем, - улыбнулся с грустью маленький. - Так,
балуемся.
- Все равно есть надо, - сказал Рогов, и они опечаленно направились в
пельменную на другой стороне переулка.
Он смотрел сквозь широкие окна: мальчишки ставили на подносы тарелки,
говорили о чем-то, медленно продвигались вдоль раздачи. Рогов стоял и
смотрел. Он был рассеян и задумчив и не замечал уличной сутолоки вокруг.
Высокий вдруг увидел его и застыл, а потом толкнул товарища локтем;
оба ошалело уставились на стоящего за стеклом Рогова, потом бросили ложки
и, подталкивая друг друга, кинулись к выходу.
Втроем они вышли на широкую улицу, по которой гулял холодный ветер и
текла пестрая толпа. Рогов открыл тяжелую дверь с массивной медной ручкой,
они прошли в роскошный вестибюль, зеркала отразили среди пальм, бронзы и
мрамора растерянно озирающихся мальчишек; как привязанные, они
настороженно двигались за Роговым, боясь отстать; сразу было видно, что
они впервые в таком месте.
Вслед за Роговым они испуганно вошли в зал, стройный, франтоватый
метрдотель слегка поклонился Рогову и спросил с недоумением:
- А эти...
- Со мной, со мной... - успокоил его Рогов.
Мальчишки робко сели и стали настороженно озираться: резные дубовые
панели, плафоны с пастушками и амурами, за окном иностранные машины, на
столиках лампы с абажурами...
Гибко двигались проворные официанты, один из них направился к
столику, парни затравленно поджались.
- Мои гости. - Рогов показал на сидящих напротив мальчишек.
- Очень приятно, - ответил официант почтительно, но с еле заметной
иронией и положил перед ними меню. Потом вышколенно отступил.
Мальчишки заглянули в меню, ошарашенно переглянулись и оторопело
взглянули на Рогова.
- Ничего, ничего, рассчитаемся, - улыбнулся он. - Я выберу, хорошо?
Над столами витал разноязыкий гомон, мальчишки таращились во все
стороны. Официант быстро и умело расставил все на столе, поклонился -
"Приятного аппетита" и ушел; мальчишки боялись пошевелиться.
- Вы что? - спросил Рогов. - Ешьте. - Они не двигались, и он
повторил: - Ешьте, кому говорят!
Они смущенно улыбнулись и робко взяли вилки. Он сидел напротив и
рассматривал их: лица загорелые, но загар медно-красный, как у матросов
или рыбаков, видно, много находятся на ветру, руки темные, в ссадинах,
кожа грубая, шершавая, как наждак, на пальцах металлическая чернота,
никакое мыло не отмоет, устанешь тереть. Он и себя помнил таким, только
вместо загара - въевшаяся в кожу рудная пыль.
- А вы на тренировках устаете? - спросил высокий.
- Как когда. Смотря какая игра. А вы на работе устаете?
- Сравнили! То работа, а то хоккей! Мы что - подумаешь! Нас и не
видит никто.
- Эх, пожить бы с командой, - вздохнул высокий. - Я бы клюшки за всех
носил.
Рогов расплатился, они вышли на улицу.
- Прощаемся, - сказал Рогов. - Счастливо.
- До свидания, - грустно сказал маленький.
- До свидания, - как эхо повторил высокий.
Рогов вошел в телефонную будку, позвонил, но по-прежнему никто не
отвечал. Может, с телефоном что? Хоть сейчас беги, взлети через три
ступеньки, возникни на пороге: "Это я!"
Но нельзя, риск, можно только в назначенное время. Угораздило тебя
влюбиться в замужнюю. Так ведь и ты готов жениться, за тобой дело не
станет. А она? Неизвестно. Поэтому приходи вечером, будем одни. Все у тебя
на вечер, на ночь, на сезон, на пять сезонов, весь ты на время, а что у
тебя навсегда? Навсегда?!!
Он почувствовал мимолетный страх - кольнул, пропал. Рогов медленно
побрел по улице, дошел до знакомого дома. Подняться? Нельзя. Вот ведь как
просто - третий этаж, взбежал, позвонил. И все дела. Он постоял,
повернулся в досаде и быстро пошел к машине. Мальчишки вприпрыжку бежали
следом. Он шел, погруженный в свои мысли, не замечая, что они, толкаясь,
вьются рядом и заглядывают ему в лицо. Наконец он их заметил:
- А, это вы... Ну хватит, хватит... Довольно. Гуляйте.
Они отстали, он дошел до машины, сел и поехал на вторую тренировку.
Когда он вошел, в раздевалке стоял гомон голосов и дружный хохот.
- Папаша пришел, - пропищал Грунин детским голосом. - Детки, несите
отметки!
Все засмеялись, Рогов стал переодеваться.
- Леша, не дозвонился? - спросил Надеин.
- Так, кожет, дать телефончик? - живо подхватил Грунин. Он изобразил
руками гитару и пропел жестоким романсом: - Я вам звоню печаль свою... -
Потом сделал Рогову "козу". - Папаша...
- Слушай, ты!.. - Рогов стянул рубаху на его груди в кулак. В
раздевалке все умолкли и застыли.
- Пусти. - С лица Грунина исчезла улыбка. - Пусти, - повторил он с
горечью. Рогов отпустил. - Я же вижу, как ты маешься. Я хотел... а ты... -
Он махнул рукой и отошел.
В молчании Рогов натянул тренировочный костюм и вышел в зал. Два
помоста, шведская стенка, низкие гимнастические скамьи, станки со
штангами... Здесь проходила атлетическая подготовка, но пока в зале было
пусто. Рогов сел на скамейку, вытянул ноги, откинулся к стене и закрыл
глаза.
Он не двигался, не имел ни сил, ни желания, и стрясись что-нибудь,
пожар или землетрясение, не тронулся бы с места. Не было точки опоры,
какой-то твердой определенности, принадлежащей только ему, где было его
начало и продолжение, - заповедного места, куда он мог вернуться, что бы с
ним ни случилось и где бы он ни был - отовсюду. А человек должен иметь еще
где-то часть себя - землю, людей, дела...
Послышался глухой топот ног, стукнула дверь, зал наполнился голосами
и смехом. Сначала все разогревались, потом постепенно голоса и смех
умолкли, и слышалось лишь натужное дыхание, грохот и звон штанг; по всему
залу сгибались и разгибались игроки, цветные рубахи потемнели от пота.
Рогов лежа отжимал от груди штангу. Надеин тронул его и показал глазами на
окно: к стеклу были прижаты два лица. Стекло от дыхания быстро запотевало,
и тогда появлялась ладонь и протирала его. Тренер тоже посмотрел туда и
сказал:
- Ты меня удивляешь.
- Он их по хозяйству использует, - засмеялся кто-то.
- Мог бы получше найти, их же ветром сдует, - добавил другой.
1 2 3 4 5 6 7 8
твою личную жизнь.
Они подъехали к дому, машина остановилась.
- Приехали. Мне сюда, - Рогов вылез.
- До свидания, - сказал высокий печально.
- Спасибо, - добавил маленький.
- Счастливо, - Рогов закрыл и подергал дверцы. - Вы, наверное, есть
хотите? Поешьте. Деньги есть?
- Есть, - кивнули они оба.
- Вот и сходите. Шутка ли, с раннего утра не ели. Так недолго и ноги
протянуть, как вы в хоккей играть будете?
- Да что там мы играем, - улыбнулся с грустью маленький. - Так,
балуемся.
- Все равно есть надо, - сказал Рогов, и они опечаленно направились в
пельменную на другой стороне переулка.
Он смотрел сквозь широкие окна: мальчишки ставили на подносы тарелки,
говорили о чем-то, медленно продвигались вдоль раздачи. Рогов стоял и
смотрел. Он был рассеян и задумчив и не замечал уличной сутолоки вокруг.
Высокий вдруг увидел его и застыл, а потом толкнул товарища локтем;
оба ошалело уставились на стоящего за стеклом Рогова, потом бросили ложки
и, подталкивая друг друга, кинулись к выходу.
Втроем они вышли на широкую улицу, по которой гулял холодный ветер и
текла пестрая толпа. Рогов открыл тяжелую дверь с массивной медной ручкой,
они прошли в роскошный вестибюль, зеркала отразили среди пальм, бронзы и
мрамора растерянно озирающихся мальчишек; как привязанные, они
настороженно двигались за Роговым, боясь отстать; сразу было видно, что
они впервые в таком месте.
Вслед за Роговым они испуганно вошли в зал, стройный, франтоватый
метрдотель слегка поклонился Рогову и спросил с недоумением:
- А эти...
- Со мной, со мной... - успокоил его Рогов.
Мальчишки робко сели и стали настороженно озираться: резные дубовые
панели, плафоны с пастушками и амурами, за окном иностранные машины, на
столиках лампы с абажурами...
Гибко двигались проворные официанты, один из них направился к
столику, парни затравленно поджались.
- Мои гости. - Рогов показал на сидящих напротив мальчишек.
- Очень приятно, - ответил официант почтительно, но с еле заметной
иронией и положил перед ними меню. Потом вышколенно отступил.
Мальчишки заглянули в меню, ошарашенно переглянулись и оторопело
взглянули на Рогова.
- Ничего, ничего, рассчитаемся, - улыбнулся он. - Я выберу, хорошо?
Над столами витал разноязыкий гомон, мальчишки таращились во все
стороны. Официант быстро и умело расставил все на столе, поклонился -
"Приятного аппетита" и ушел; мальчишки боялись пошевелиться.
- Вы что? - спросил Рогов. - Ешьте. - Они не двигались, и он
повторил: - Ешьте, кому говорят!
Они смущенно улыбнулись и робко взяли вилки. Он сидел напротив и
рассматривал их: лица загорелые, но загар медно-красный, как у матросов
или рыбаков, видно, много находятся на ветру, руки темные, в ссадинах,
кожа грубая, шершавая, как наждак, на пальцах металлическая чернота,
никакое мыло не отмоет, устанешь тереть. Он и себя помнил таким, только
вместо загара - въевшаяся в кожу рудная пыль.
- А вы на тренировках устаете? - спросил высокий.
- Как когда. Смотря какая игра. А вы на работе устаете?
- Сравнили! То работа, а то хоккей! Мы что - подумаешь! Нас и не
видит никто.
- Эх, пожить бы с командой, - вздохнул высокий. - Я бы клюшки за всех
носил.
Рогов расплатился, они вышли на улицу.
- Прощаемся, - сказал Рогов. - Счастливо.
- До свидания, - грустно сказал маленький.
- До свидания, - как эхо повторил высокий.
Рогов вошел в телефонную будку, позвонил, но по-прежнему никто не
отвечал. Может, с телефоном что? Хоть сейчас беги, взлети через три
ступеньки, возникни на пороге: "Это я!"
Но нельзя, риск, можно только в назначенное время. Угораздило тебя
влюбиться в замужнюю. Так ведь и ты готов жениться, за тобой дело не
станет. А она? Неизвестно. Поэтому приходи вечером, будем одни. Все у тебя
на вечер, на ночь, на сезон, на пять сезонов, весь ты на время, а что у
тебя навсегда? Навсегда?!!
Он почувствовал мимолетный страх - кольнул, пропал. Рогов медленно
побрел по улице, дошел до знакомого дома. Подняться? Нельзя. Вот ведь как
просто - третий этаж, взбежал, позвонил. И все дела. Он постоял,
повернулся в досаде и быстро пошел к машине. Мальчишки вприпрыжку бежали
следом. Он шел, погруженный в свои мысли, не замечая, что они, толкаясь,
вьются рядом и заглядывают ему в лицо. Наконец он их заметил:
- А, это вы... Ну хватит, хватит... Довольно. Гуляйте.
Они отстали, он дошел до машины, сел и поехал на вторую тренировку.
Когда он вошел, в раздевалке стоял гомон голосов и дружный хохот.
- Папаша пришел, - пропищал Грунин детским голосом. - Детки, несите
отметки!
Все засмеялись, Рогов стал переодеваться.
- Леша, не дозвонился? - спросил Надеин.
- Так, кожет, дать телефончик? - живо подхватил Грунин. Он изобразил
руками гитару и пропел жестоким романсом: - Я вам звоню печаль свою... -
Потом сделал Рогову "козу". - Папаша...
- Слушай, ты!.. - Рогов стянул рубаху на его груди в кулак. В
раздевалке все умолкли и застыли.
- Пусти. - С лица Грунина исчезла улыбка. - Пусти, - повторил он с
горечью. Рогов отпустил. - Я же вижу, как ты маешься. Я хотел... а ты... -
Он махнул рукой и отошел.
В молчании Рогов натянул тренировочный костюм и вышел в зал. Два
помоста, шведская стенка, низкие гимнастические скамьи, станки со
штангами... Здесь проходила атлетическая подготовка, но пока в зале было
пусто. Рогов сел на скамейку, вытянул ноги, откинулся к стене и закрыл
глаза.
Он не двигался, не имел ни сил, ни желания, и стрясись что-нибудь,
пожар или землетрясение, не тронулся бы с места. Не было точки опоры,
какой-то твердой определенности, принадлежащей только ему, где было его
начало и продолжение, - заповедного места, куда он мог вернуться, что бы с
ним ни случилось и где бы он ни был - отовсюду. А человек должен иметь еще
где-то часть себя - землю, людей, дела...
Послышался глухой топот ног, стукнула дверь, зал наполнился голосами
и смехом. Сначала все разогревались, потом постепенно голоса и смех
умолкли, и слышалось лишь натужное дыхание, грохот и звон штанг; по всему
залу сгибались и разгибались игроки, цветные рубахи потемнели от пота.
Рогов лежа отжимал от груди штангу. Надеин тронул его и показал глазами на
окно: к стеклу были прижаты два лица. Стекло от дыхания быстро запотевало,
и тогда появлялась ладонь и протирала его. Тренер тоже посмотрел туда и
сказал:
- Ты меня удивляешь.
- Он их по хозяйству использует, - засмеялся кто-то.
- Мог бы получше найти, их же ветром сдует, - добавил другой.
1 2 3 4 5 6 7 8