Ягнята, и цветы, и солнечный свет! Голод, и похоть, и эти огромные серые пушки! Лабиринт, пустыня! И если бы не вера какой исход, какой путь избрать человеку, как не блуждать ему безнадежно в беспросветном мраке? "Сохрани, боже, нашу веру в любовь, в милосердие и в потустороннюю жизнь", - подумал он. Слепой человек с собакой, к ошейнику которой была привязана глубокая тарелочка для денег, вертел шарманку. Пирсон бросил в тарелочку шиллинг. Слепец перестал играть и поднял на него белесые глаза.
- Спасибо, сэр, теперь я пойду домой. Вперед, Дик!
Он пошел, выстукивая дорогу палкой, и свернул за угол; собака бежала перед ним. Невидимый в кусте цветущей акации дрозд завел вечернюю песню, и еще один большой серый фургон прогромыхал через ворота парка.
Часы на церкви пробили девять, когда Пирсон дошел до квартиры Лилы. Он поднялся и постучал. Звуки пианино умолкли, дверь открыла Ноэль. Она отшатнулась, увидев его. Потом сказала:
- Зачем ты пришел, папа? Лучше бы тебе не приходить.
- Ты здесь одна?
- Да. Лила дала мне ключ. Она работает в госпитале до десяти.
- Ты должна вернуться домой, моя родная.
Ноэль закрыла пианино и села на диван. На лице ее было то самое выражение, как и в тот раз, когда он запретил ей выходить замуж за Сирила Морленда.
- Ну же, Нолли! - сказал он. - Не будь безрассудной. Мы должны пережить все это вместе.
- Нет.
- Моя дорогая, это - ребячество! Будешь ли ты жить в моем доме или не будешь, - это не повлияет на мое решение поступить так, как велит мне долг.
- Но дело именно в том, что я живу у тебя. Эти люди безразличны ко всему, но только до тех пор пока не разразится открытый скандал.
- Нолли!
- Но это же так, папа! Именно так, ты сам знаешь. А если я уйду, они станут тебя жалеть за то, что у тебя плохая дочь. И пусть. Я и есть плохая дочь.
- Ты говоришь совсем так, как в те дни, когда была малышкой, улыбнулся Пирсон.
- Я бы хотела снова стать маленькой или же лет на десять старше, чем теперь. О, этот возраст!.. Но я не вернусь домой, папа. Это ни к чему.
Пирсон сел рядом с ней. - Я думал об этом весь день, - сказал он, стараясь быть спокойным. - Может быть, в гордыне своей я и совершил ошибку, когда впервые узнал о твоей беде. Может быть, уже тогда мне надо было примириться с моей неудачей, оставить церковь и увезти тебя куда-нибудь. В конце концов, если человек не годится на то, чтобы заботиться о душах ближних, он должен по крайней мере соблаговолить понять это.
- Но ты годишься! - крикнула страстно Ноэль. - Папа, ты годишься!
- Боюсь, что нет. Чего-то во мне не хватает; не знаю только - чего. Но чего-то очень не хватает.
- Нет, это не так! Просто ты слишком хороший, вот в чем дело!
- Не надо, Нолли, - покачал головой Пирсон.
- Нет, я должна сказать, - продолжала Ноэль. - Ты слишком мягок и слишком добр. Ты милосерден и прост, и ты веришь в бога и загробную жизнь вот в чем дело. А эти люди, которые хотят выгнать нас, ты думаешь - они верят? Они даже не начинали верить, что бы они ни говорили и ни думали. Я ненавижу их, а иногда ненавижу церковь; она либо жестока и тупа, либо вся погрязла в мирских делах.
Она остановилась, заметив, как изменилось его лицо; на нем были написаны ужас и боль, словно кто-то извлек на свет божий и выставил перед ним его собственную, молчаливую измену самому себе.
- Ты говоришь дикие вещи! - сказал он, но губы его тряслись. - Ты не смеешь этого говорить; это - богохульство и злоба!
Ноэль сидела, прикусив губу, настороженная и тихая, прислонившись к большой голубой подушке. Но вскоре она взорвалась снова:
- Ты словно раб служил этим людям долгие годы! Ты лишал себя удовольствия, ты лишал себя любви; для них ничего не значило бы, если бы твое сердце разорвалось. Им все равно до тех пор, пока соблюдены приличия. Папа, если ты позволишь им причинить тебе боль, я не прощу тебе!
- А если ты причиняешь мне боль сейчас, Нолли?
Ноэль прижала его руку к своей горячей щеке.
- Ах, нет! Нет! Я не причиню... Я не причиню тебе боли. Никогда больше! Один раз я уже сделала это.
- Очень хорошо, моя родная! Тогда пойдем со мной домой, а потом решим, как нам лучше поступить. Убежать - это не решение вопроса.
Ноэль выпустила его руку.
- Нет, дважды я делала, как хотел ты, и дважды это оказалось ошибкой. Если бы я не ходила в воскресенье в церковь, чтобы доставить тебе удовольствие, может быть, до этого и не дошло бы. Ты не видишь, что происходит вокруг тебя, отец. Я могу тебе рассказать, хотя сидела в церкви в первом ряду. Я знаю, какие у людей были лица и о чем они думали.
- Надо поступать правильно, Нолли, и ни на кого не обращать внимания.
- Да. Но что такое правильно? Для меня неправильно причинять тебе боль, и я не стану делать этого.
Пирсон вдруг понял, что бесполезно пытаться ее переубедить.
- Что же ты тогда думаешь делать?
- Завтра я поеду в Кестрель. Тетушка будет мне рада, я знаю; до этого я хочу повидаться с Лилой.
- Что бы ты ни предприняла, обещай поставить меня в известность.
Ноэль кивнула.
- Папочка, ты выглядишь страшно усталым. Я сейчас дам тебе лекарство. Она подошла к маленькому треугольному шкафчику и наклонилась, собираясь что-то достать. Лекарство! Оно нужно не для его тела, а для души. Единственное лекарство, которое могло бы исцелить его, - это знать, в чем состоит его долг!
Он очнулся, услышав звук хлопнувшей пробки,
- Что ты там делаешь, Нолли?
Ноэль выпрямилась; в одной руке она держала стакан с шампанским, в другой - бисквит.
- Тебе надо выпить вина; и я тоже немного выпью.
- Милая моя, - сказал ошеломленный Пирсон. - Это ведь не твое вино!
- Выпей, папа! Разве ты не знаешь - Лила никогда не простит мне, если я отпущу тебя домой в таком состоянии. А кроме того, она сама велела мне поесть. Выпей. Потом пошлешь ей какой-нибудь приятный подарок. Выпей же!
Она топнула ногой.
Пирсон взял стакан, сел и принялся пить вино маленькими глотками, закусывая бисквитом. Очень приятно! Он даже не представлял себе, как необходимо ему было сейчас подкрепиться. Ноэль отошла от шкафчика, держа в руках стакан и кусочек бисквита.
- Ну вот, теперь ты выглядишь лучше. А сейчас поезжай домой, возьми такси, если сумеешь найти; и скажи Грэтиане, чтобы она тебя кормила как следует, иначе от тебя скоро останется один дух; а с духом, но без тела ты не сможешь выполнять свой долг, вот что!
Пирсон улыбнулся и допил шампанское. Ноэль взяла у него стакан.
- Сегодня ты мой ребенок, и я отправляю тебя спать. Не тревожься, папа; все будет хорошо! - И, взяв его за руку, она спустилась с ним по лестнице и, стоя в дверях, послала ему вслед воздушный поцелуй.
Он шел как во сне. Дневной свет еще не угас, но луна уже всходила, она была на ущербе; прожекторы начали свои ночные прогулки по небу. То было небо, заселенное призраками и тенями;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
- Спасибо, сэр, теперь я пойду домой. Вперед, Дик!
Он пошел, выстукивая дорогу палкой, и свернул за угол; собака бежала перед ним. Невидимый в кусте цветущей акации дрозд завел вечернюю песню, и еще один большой серый фургон прогромыхал через ворота парка.
Часы на церкви пробили девять, когда Пирсон дошел до квартиры Лилы. Он поднялся и постучал. Звуки пианино умолкли, дверь открыла Ноэль. Она отшатнулась, увидев его. Потом сказала:
- Зачем ты пришел, папа? Лучше бы тебе не приходить.
- Ты здесь одна?
- Да. Лила дала мне ключ. Она работает в госпитале до десяти.
- Ты должна вернуться домой, моя родная.
Ноэль закрыла пианино и села на диван. На лице ее было то самое выражение, как и в тот раз, когда он запретил ей выходить замуж за Сирила Морленда.
- Ну же, Нолли! - сказал он. - Не будь безрассудной. Мы должны пережить все это вместе.
- Нет.
- Моя дорогая, это - ребячество! Будешь ли ты жить в моем доме или не будешь, - это не повлияет на мое решение поступить так, как велит мне долг.
- Но дело именно в том, что я живу у тебя. Эти люди безразличны ко всему, но только до тех пор пока не разразится открытый скандал.
- Нолли!
- Но это же так, папа! Именно так, ты сам знаешь. А если я уйду, они станут тебя жалеть за то, что у тебя плохая дочь. И пусть. Я и есть плохая дочь.
- Ты говоришь совсем так, как в те дни, когда была малышкой, улыбнулся Пирсон.
- Я бы хотела снова стать маленькой или же лет на десять старше, чем теперь. О, этот возраст!.. Но я не вернусь домой, папа. Это ни к чему.
Пирсон сел рядом с ней. - Я думал об этом весь день, - сказал он, стараясь быть спокойным. - Может быть, в гордыне своей я и совершил ошибку, когда впервые узнал о твоей беде. Может быть, уже тогда мне надо было примириться с моей неудачей, оставить церковь и увезти тебя куда-нибудь. В конце концов, если человек не годится на то, чтобы заботиться о душах ближних, он должен по крайней мере соблаговолить понять это.
- Но ты годишься! - крикнула страстно Ноэль. - Папа, ты годишься!
- Боюсь, что нет. Чего-то во мне не хватает; не знаю только - чего. Но чего-то очень не хватает.
- Нет, это не так! Просто ты слишком хороший, вот в чем дело!
- Не надо, Нолли, - покачал головой Пирсон.
- Нет, я должна сказать, - продолжала Ноэль. - Ты слишком мягок и слишком добр. Ты милосерден и прост, и ты веришь в бога и загробную жизнь вот в чем дело. А эти люди, которые хотят выгнать нас, ты думаешь - они верят? Они даже не начинали верить, что бы они ни говорили и ни думали. Я ненавижу их, а иногда ненавижу церковь; она либо жестока и тупа, либо вся погрязла в мирских делах.
Она остановилась, заметив, как изменилось его лицо; на нем были написаны ужас и боль, словно кто-то извлек на свет божий и выставил перед ним его собственную, молчаливую измену самому себе.
- Ты говоришь дикие вещи! - сказал он, но губы его тряслись. - Ты не смеешь этого говорить; это - богохульство и злоба!
Ноэль сидела, прикусив губу, настороженная и тихая, прислонившись к большой голубой подушке. Но вскоре она взорвалась снова:
- Ты словно раб служил этим людям долгие годы! Ты лишал себя удовольствия, ты лишал себя любви; для них ничего не значило бы, если бы твое сердце разорвалось. Им все равно до тех пор, пока соблюдены приличия. Папа, если ты позволишь им причинить тебе боль, я не прощу тебе!
- А если ты причиняешь мне боль сейчас, Нолли?
Ноэль прижала его руку к своей горячей щеке.
- Ах, нет! Нет! Я не причиню... Я не причиню тебе боли. Никогда больше! Один раз я уже сделала это.
- Очень хорошо, моя родная! Тогда пойдем со мной домой, а потом решим, как нам лучше поступить. Убежать - это не решение вопроса.
Ноэль выпустила его руку.
- Нет, дважды я делала, как хотел ты, и дважды это оказалось ошибкой. Если бы я не ходила в воскресенье в церковь, чтобы доставить тебе удовольствие, может быть, до этого и не дошло бы. Ты не видишь, что происходит вокруг тебя, отец. Я могу тебе рассказать, хотя сидела в церкви в первом ряду. Я знаю, какие у людей были лица и о чем они думали.
- Надо поступать правильно, Нолли, и ни на кого не обращать внимания.
- Да. Но что такое правильно? Для меня неправильно причинять тебе боль, и я не стану делать этого.
Пирсон вдруг понял, что бесполезно пытаться ее переубедить.
- Что же ты тогда думаешь делать?
- Завтра я поеду в Кестрель. Тетушка будет мне рада, я знаю; до этого я хочу повидаться с Лилой.
- Что бы ты ни предприняла, обещай поставить меня в известность.
Ноэль кивнула.
- Папочка, ты выглядишь страшно усталым. Я сейчас дам тебе лекарство. Она подошла к маленькому треугольному шкафчику и наклонилась, собираясь что-то достать. Лекарство! Оно нужно не для его тела, а для души. Единственное лекарство, которое могло бы исцелить его, - это знать, в чем состоит его долг!
Он очнулся, услышав звук хлопнувшей пробки,
- Что ты там делаешь, Нолли?
Ноэль выпрямилась; в одной руке она держала стакан с шампанским, в другой - бисквит.
- Тебе надо выпить вина; и я тоже немного выпью.
- Милая моя, - сказал ошеломленный Пирсон. - Это ведь не твое вино!
- Выпей, папа! Разве ты не знаешь - Лила никогда не простит мне, если я отпущу тебя домой в таком состоянии. А кроме того, она сама велела мне поесть. Выпей. Потом пошлешь ей какой-нибудь приятный подарок. Выпей же!
Она топнула ногой.
Пирсон взял стакан, сел и принялся пить вино маленькими глотками, закусывая бисквитом. Очень приятно! Он даже не представлял себе, как необходимо ему было сейчас подкрепиться. Ноэль отошла от шкафчика, держа в руках стакан и кусочек бисквита.
- Ну вот, теперь ты выглядишь лучше. А сейчас поезжай домой, возьми такси, если сумеешь найти; и скажи Грэтиане, чтобы она тебя кормила как следует, иначе от тебя скоро останется один дух; а с духом, но без тела ты не сможешь выполнять свой долг, вот что!
Пирсон улыбнулся и допил шампанское. Ноэль взяла у него стакан.
- Сегодня ты мой ребенок, и я отправляю тебя спать. Не тревожься, папа; все будет хорошо! - И, взяв его за руку, она спустилась с ним по лестнице и, стоя в дверях, послала ему вслед воздушный поцелуй.
Он шел как во сне. Дневной свет еще не угас, но луна уже всходила, она была на ущербе; прожекторы начали свои ночные прогулки по небу. То было небо, заселенное призраками и тенями;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80