Об этих Карадоках по всей округе отзывались неплохо. Между ними и их арендаторами отношения были самые добрые: говорили, что на их землях никто особенно не бедствует. Если они и не способствовали обогащению своих арендаторов, то во всяком случае поддерживали их благосостояние на известном уровне, довольно щедро помогали нуждающимся. Когда кому-нибудь надо было перекрыть крышу, ее перекрывали; когда человек становился стар и не мог больше работать, его не упрятывали в работный дом. В плохие годы - когда скот падал, или давал мало шерсти, или не родился хлеб - с фермеров брали меньше за аренду. Гончарня управлялась весьма либерально. И хотя лорд Вэллис был известен как приверженец политики "назад на землю", он отнюдь не поощрял людей селиться именно на его земле, потому, разумеется, что, по его мнению, подобные поселенцы будут холить ее куда меньше, чем он, нынешний владелец. Он, видимо, был твердо в этом убежден, ибо нередко можно было видеть, как его агент понемножку прикупает землю.
Но ведь каждый замечает в жизни лишь то, что его интересует, - и рыцарь мира слушал болтовню о владельце Монкленда, наполовину лестную, наполовину осуждающую, вполуха, ибо, как уже говорилось, он был плохой политик и шел чаще всего своим собственным путем.
Он стоял на площадке, любуясь открывшимся ему видом, и вдруг услышал тоненький голосок: перед ним стояла девчурка в широкополой шляпе, решительно сдвинутой на затылок и потому ничуть не защищавшей темноволосую головку от солнца, и протягивала ему руку.
- Здравствуй, - ответил он, пожимая маленькую руку, и тут заметил, что широко распахнутые глаза уставились на его больное колено.
- Больно?
- Пустяки.
- Мой пони стер ногу. Сейчас бабушка его посмотрит.
- Вот как.
- Мне пора идти. Надеюсь, вы скоро поправитесь. До свиданья!
Потом появилась рослая краснощекая женщина, которая разглядывала его с видом благожелательно-лукавым. Светло-коричневое платье из жестковатой материи, казалось, слишком плотно облегало ее крупные бедра. Она была без шляпы, без перчаток, без всяких украшений, кроме колец и часиков в оправе из драгоценных камней, но на простом кожаном ремешке. Во всем ее облике чувствовалось нарочитое желание избегать всякой пышности.
Она подала ему красивую, но отнюдь не маленькую руку я сказала:
- Приношу вам свои глубочайшие извинения, мистер Куртье.
- Ну что вы!
- Надеюсь, вам здесь удобно. У вас есть все, что вам нужно?
- Больше, чем нужно.
- Такой безобразный случай! Но зато мы имеем удовольствие с вами познакомиться. Вашу книгу я, разумеется, читала.
И выражение ее лица словно договорило: да, неглупая книжка, занятная и читается с интересом. Но что за идеи! Вы сами прекрасно знаете, что они ни к чему не приведут... не должны привести.
- Вы очень любезны.
- Но я, конечно, отнюдь не разделяю ваших взглядов, - прибавила леди Вэллис резковато, словно почуяв за его словами затаенную усмешку. - По нынешним временам следует проповедовать воинские добродетели... тем более воину.
- Поверьте мне, леди Вэллис, воинские добродетели лучше предоставить людям с менее развитым воображением.
- Впрочем, политика вас ни капли не занимает, в этом я уж во всяком случае уверена, - ответила она, бросив на него быстрый взгляд. - Вы, кажется, знакомы с миссис Ноуэл? Какая прелестная женщина!
Но тут на площадке появилась молодая девушка. Она, видимо, возвращалась с прогулки верхом: на ней были сапожки и короткая широкая юбка. Глаза у нее были синие, волосы цвета тронутых осенью и пронизанных солнцем листьев бука собраны в тугой узел под фетровой шляпой. Высокая, длинноногая, она двигалась легко и быстро. Весь ее облик - лицо, фигура - излучал радость жизни, безмятежность, неосознанную силу.
- А, Бэбс! Моя дочь Барбара - мистер Куртье, - представила их леди Вэллис.
Он пожал протянутую ему с улыбкой руку в перчатке.
- Милтоун уехал в город, мама, - сказала Барбара. - Он дал мне поручение в Баклендбери, я поеду туда и могу привезти со станции бабушку.
- Возьми с собой Энн, а то она никому не даст покоя. И, может быть, мистер Куртье хочет проветриться. Как ваше колено, позволяет такую прогулку?
- Да, конечно, - ответил Куртье, любуясь девушкой. С тех пор, как ему исполнилось семь лет, он не мог смотреть на женскую красоту без нежности и легкого волнения; и, увидев девушку, красивее которой он, вероятно, не встречал, он готов был следовать за ней куда угодно. И что-то было в ее улыбке такое, словно она об этом догадывалась.
- Ну что ж, - сказала она. - Тогда поищем Энн.
После недолгих, но энергичных поисков Энн была найдена в автомобиле: чутье подсказало ей, что он скоро куда-то отправится и ее долг - отправиться вместе с ним. Вскоре автомобиль двинулся, Энн сидела между ними в полном молчании, что случалось с ней лишь в минуты, когда жить было особенно интересно.
Оставив позади цветники, газоны и рощи поместья Монкленд, они точно перенеслись в иной мир, ибо сразу за последними воротами в конце западной подъездной аллеи перед ними открылся самый языческий пейзаж во всей Англии. В этом диком краю собирались на совет скалы, солнце, облака и ветры. Среди каменных глыб, что залегли, точно львы, на вершинах холмов, над которыми парили белые облака да их собратья - ястребы, витали души людей, живших тут в незапамятные времена. Здесь сами камни, казалось, не знали покоя в бесконечной смене форм, обличий, цвета, они точно поклонялись всякой неожиданности, не признавая никаких законов. Ветры, веющие над этим краем, и те сворачивали с пути, врывались в любую щель и трещину, чтобы люди, укрывшиеся под своим жалким кровом, не забывали о могуществе грозных богов.
Энн не замечала всех этих чудес, да и Куртье, пожалуй, тоже, - усиленно пытаясь примирить учтивость с желанием не отрывать глаз от хорошенького личика. "О чем думает эта двадцатилетняя девушка, самообладанию которой позавидовала бы любая сорокалетняя матрона?" - спрашивал он себя. Молчание нарушила Энн.
- Тетя Бэбс, это был не очень прочный домик, да?
Куртье взглянул в ту сторону, куда указывал ее пальчик. Подле каменного истукана, который, должно быть, владел этим холмом еще до того, как здесь появились люди из плоти и крови, виднелись развалины жалкого домишки. Лишь на одном углу еще держался клочок кровли, остальное стояло открытое всем непогодам.
- Глупо было строить тут дом, правда, Энн? Вот его и прозвали "Причуда Эшмена".
- А Эшмен живой?
- Не совсем... Видишь ли, это было сто лет назад.
- А почему он построил дом так далеко?
- Он ненавидел женщин, и... на него обвалилась крыша.
- Почему ненавидел женщин?
- Он был чудак.
- А что такое чудак?
- Спроси у мистера Куртье.
Под спокойным, испытующим взглядом девушки Куртье старался найти достойный ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75