Запах керосина примешался к потоку охлажденного воздуха из кондиционера.
— Джентльмены.
Ломан показал нам циферблат своих часов. На моих было 20.13, Пепперидж чуть подогнал свои.
Я смотрел на силуэт Кэти справа от себя, на изгиб скулы, завитки ее волос.
“Я хотела, чтобы мы встретились раньше. Но тогда бы у нас могло ничего не получиться.”
Замедлить ход. Над задним бампером идущей перед нами “Мазды” мигнул красный огонек.
— Они выводят нас прямо на взлетную полосу, — заметила Кэти. — Так и надо, сэр?
— Да.
Она снова замедлила ход.
“Мартин, ты останешься на ночь? Ведь от нее почти ничего не осталось.”
Еще один реактивный лайнер промелькнул почти над крышами, ввинчиваясь в небо, и рев его двигателей заполонил ночь. Она повернула руль, следуя за “Маздой”. Еще медленнее. “Смотри, уже рассвет”. Ворота с надписью: “Только для персонала”. Два охранника в форме остановили “Мазду”, проверяя пропуска и удостоверения личности. Все в порядке. Спокойствие.
Одна из створок ворот распахнулась, и “Мазда” проехала мимо них. Мы последовали за ней. Нервы на пределе. Снова пальцы на моей руке.
— Ты так точно все разработал, старина, что справиться для тебя будет плевым делом.
— Да.
Прямиком через взлетное поле, все внимание к мелочам — нет ли случайных солдат вокруг и так далее.
Взлетная полоса. По ней ползают транспортные средства: бензозаправщики, грузовые платформы, джипы с охраной. На центральной полосе, протянувшейся с запада на восток, “Джамбо” прогревает двигатели; на метеомачте затрепыхался под порывом ветра вымпел и снова опал, повинуясь воздушным потокам.
Двигатели “Джамбо” — компания “Норт-Вест Ориент” — снова взревели. Когда они приглушились. Ломан спросил меня:
— Вы по-прежнему предпочитаете полицейскую машину?
— Да.
Лимузин Верховного Комиссариата стоял в стороне, и он был мне не нужен. Все надо провернуть спокойно, без суеты, без возбуждения, мягче, мягче, на бархатных лапках, уверенно, с толком и расстановкой, черт бы их побрал, все будет не так просто, нет, это не плевое дело.
Спокойнее, парень.
Мы замедлили ход и остановились. Я видел 727-й, стоящий у ангаров, во всяком случае, прикинул — это тот, что нам нужен.
— Это…
— Да, вон там, — кивнула Кэти. — ТН—9 К—845. — Она обратилась к Ломану: — Мне подождать здесь, сэр?
— Посмотрите, удастся ли пристроиться между изгородью и служебным грузовиком.
Мы сдвинулись с места, неторопливо развернулись и оказались за прикрытием. Я видел лимузин, стоящий ярдах в ста от нас, недалеко от лайнера, по бокам которого располагались две машины поменьше.
— С—1, С—1, прошу связи.
— Говорите.
— Их рейс совершил посадку в 20.25.
— Спасибо. — К Ломану: — Сэр?
— Да, я слышал.
Он вскинул свой бинокль и настроил его.
Семнадцать минут.
Тепло, еще теплее, мы уже близко.
Центральная взлетная полоса теперь у нас за спиной, и я слышал, как по ней катился лайнер, красные ходовые огни на крыльях которого отразились во внешних зеркалах машины.
“Я тщательно все обдумал, — сказал я Кродеру. — Ивам известен мой послужной список.”
Слишком возгордился? Отнюдь. Тщательный расчет действий охватил всю ситуацию, позволив выявить хоть какой-то шанс. А это все, что нам необходимо, — шанс.
Сидящий со мной Ломан внезапно признался:
— Я бы чувствовал себя куда лучше, если бы вы были вооружены.
Думаю, он бросил эти слова, чтобы несколько разрядить напряжение, ибо хорошо знал — я никогда не применяю оружие, поскольку от него больше хлопот, чем пользы.
Я промолчал.
— Машина будет стоять вот здесь, — продолжил Ломан. — Так что, если… — Он запнулся, потому что мы все внимание обратили на стоящий в отдалении лимузин, из которого вышла тоненькая азиатка в комбинезоне, открыла заднюю дверь, отступив в сторону. С этого расстояния и при смутном освещении я различил лишь четыре небольшие фигуры, которые, покинув машину, быстро взбежали по трапу лайнера. Машина осталась на месте. Через шестьдесят секунд трап откатили, а еще через полминуты дверь захлопнулась.
— Две женщины, — сказал Ломан, не отнимая от глаз бинокля, — и два армейских офицера.
Ясно.
Механик в комбинезоне и наушниках подал сигнал, после чего первый двигатель натужно взревел.
Меня охватило чувство нереальности всего происходящего, словно я плавно, колыхаясь в воздухе, пересекал некую размытую грань между сомнениями и уверенностью, между прошлым и будущим, жизнью и смертью. Довольно приятное чувство, некое расслабление, освобождение. Затем это чувство отпустило меня, я перелез через Пеппериджа, распахнул двери, выпрыгнул на бетонку и, двинувшись к ближайшей “Мазде”, залез в нее.
— Я Джордан.
— Да, сэр.
Они были в штатском, оба китайца, которые, выпрямившись, сидели спереди. Теперь передо мной открывалась гораздо более четкая картина, потому что ветровое стекло полицейской машины не было затемнено.
Лайнер сдвинулся с места. В заднем стекле я увидел пять других лайнеров вдоль взлетной полосы, первый из которых выруливал на взлетную полосу, 727-й пристроился к их ряду, замедлил движение и развернулся, после чего остановился.
Заработала рация в полицейской машине, и один из китайцев ответил, что они заняли позицию.
Я наклонился вперед.
— Есть ли у вас связь с мистером Ломаном?
— Да, сэр. Хотите ему что-то передать?
— Нет.
Просто хотел убедиться. В наличии тоненькой спасательной ниточки с моим контролем и моим оперативным руководством. Скоро мне придется оборвать этот спасательный конец.
20.38.
Через четыре минуты она будет готова к взлету.
Непрестанное жжение в левой руке сошло на нет — сказывалось действие возбуждения и выплеска энодоморфина. Никакого волнения я не испытывал: для него еще не пришло время. Было какое-то подвешенное состояние, хотя стрелки часов продолжали двигаться; огромный лайнер развернулся в ряду своих собратьев…
20.40.
Китайцы сидели совершенно неподвижно, не разговаривая, но не спуская глаз с 727-го. Рация молчала. Еще один лайнер вырулил на полосу рядом с 727-м и остановился, развернувшись, — “Эйр Франс”.
Поднялся в воздух последний лайнер перед 727-м, и звук его двигателей проник в машину, наполнив ее гулом, а потом стих в небе.
“Боинг 727” получил разрешение с диспетчерской башни и покатился вперед, выбираясь на взлетную полосу “Остановился, ожидая, команды на взлет. Я видел рубиновые огни маячков на башне. Ломан сказал, что в башне находится заместитель начальника полиции, а его шеф занял место в машине без номерных знаков, стоящей сейчас у взлетной полосы. Акция, к которой мы готовились, час назад была прокручена во всех деталях, и мы надеялись, что все пойдет по плану.
727-й ждал, мирно рокоча двигателями.
Рот наполнился слюной — признак легкого возбуждения, и я сглотнул ее, затем — одолела зевота, но я не стад бороться с ней, потому что в такой ситуации она совершенно нормальна, как рефлекс у тореодора, который тоже зевает, когда разъяренный бык вылетает на арену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Джентльмены.
Ломан показал нам циферблат своих часов. На моих было 20.13, Пепперидж чуть подогнал свои.
Я смотрел на силуэт Кэти справа от себя, на изгиб скулы, завитки ее волос.
“Я хотела, чтобы мы встретились раньше. Но тогда бы у нас могло ничего не получиться.”
Замедлить ход. Над задним бампером идущей перед нами “Мазды” мигнул красный огонек.
— Они выводят нас прямо на взлетную полосу, — заметила Кэти. — Так и надо, сэр?
— Да.
Она снова замедлила ход.
“Мартин, ты останешься на ночь? Ведь от нее почти ничего не осталось.”
Еще один реактивный лайнер промелькнул почти над крышами, ввинчиваясь в небо, и рев его двигателей заполонил ночь. Она повернула руль, следуя за “Маздой”. Еще медленнее. “Смотри, уже рассвет”. Ворота с надписью: “Только для персонала”. Два охранника в форме остановили “Мазду”, проверяя пропуска и удостоверения личности. Все в порядке. Спокойствие.
Одна из створок ворот распахнулась, и “Мазда” проехала мимо них. Мы последовали за ней. Нервы на пределе. Снова пальцы на моей руке.
— Ты так точно все разработал, старина, что справиться для тебя будет плевым делом.
— Да.
Прямиком через взлетное поле, все внимание к мелочам — нет ли случайных солдат вокруг и так далее.
Взлетная полоса. По ней ползают транспортные средства: бензозаправщики, грузовые платформы, джипы с охраной. На центральной полосе, протянувшейся с запада на восток, “Джамбо” прогревает двигатели; на метеомачте затрепыхался под порывом ветра вымпел и снова опал, повинуясь воздушным потокам.
Двигатели “Джамбо” — компания “Норт-Вест Ориент” — снова взревели. Когда они приглушились. Ломан спросил меня:
— Вы по-прежнему предпочитаете полицейскую машину?
— Да.
Лимузин Верховного Комиссариата стоял в стороне, и он был мне не нужен. Все надо провернуть спокойно, без суеты, без возбуждения, мягче, мягче, на бархатных лапках, уверенно, с толком и расстановкой, черт бы их побрал, все будет не так просто, нет, это не плевое дело.
Спокойнее, парень.
Мы замедлили ход и остановились. Я видел 727-й, стоящий у ангаров, во всяком случае, прикинул — это тот, что нам нужен.
— Это…
— Да, вон там, — кивнула Кэти. — ТН—9 К—845. — Она обратилась к Ломану: — Мне подождать здесь, сэр?
— Посмотрите, удастся ли пристроиться между изгородью и служебным грузовиком.
Мы сдвинулись с места, неторопливо развернулись и оказались за прикрытием. Я видел лимузин, стоящий ярдах в ста от нас, недалеко от лайнера, по бокам которого располагались две машины поменьше.
— С—1, С—1, прошу связи.
— Говорите.
— Их рейс совершил посадку в 20.25.
— Спасибо. — К Ломану: — Сэр?
— Да, я слышал.
Он вскинул свой бинокль и настроил его.
Семнадцать минут.
Тепло, еще теплее, мы уже близко.
Центральная взлетная полоса теперь у нас за спиной, и я слышал, как по ней катился лайнер, красные ходовые огни на крыльях которого отразились во внешних зеркалах машины.
“Я тщательно все обдумал, — сказал я Кродеру. — Ивам известен мой послужной список.”
Слишком возгордился? Отнюдь. Тщательный расчет действий охватил всю ситуацию, позволив выявить хоть какой-то шанс. А это все, что нам необходимо, — шанс.
Сидящий со мной Ломан внезапно признался:
— Я бы чувствовал себя куда лучше, если бы вы были вооружены.
Думаю, он бросил эти слова, чтобы несколько разрядить напряжение, ибо хорошо знал — я никогда не применяю оружие, поскольку от него больше хлопот, чем пользы.
Я промолчал.
— Машина будет стоять вот здесь, — продолжил Ломан. — Так что, если… — Он запнулся, потому что мы все внимание обратили на стоящий в отдалении лимузин, из которого вышла тоненькая азиатка в комбинезоне, открыла заднюю дверь, отступив в сторону. С этого расстояния и при смутном освещении я различил лишь четыре небольшие фигуры, которые, покинув машину, быстро взбежали по трапу лайнера. Машина осталась на месте. Через шестьдесят секунд трап откатили, а еще через полминуты дверь захлопнулась.
— Две женщины, — сказал Ломан, не отнимая от глаз бинокля, — и два армейских офицера.
Ясно.
Механик в комбинезоне и наушниках подал сигнал, после чего первый двигатель натужно взревел.
Меня охватило чувство нереальности всего происходящего, словно я плавно, колыхаясь в воздухе, пересекал некую размытую грань между сомнениями и уверенностью, между прошлым и будущим, жизнью и смертью. Довольно приятное чувство, некое расслабление, освобождение. Затем это чувство отпустило меня, я перелез через Пеппериджа, распахнул двери, выпрыгнул на бетонку и, двинувшись к ближайшей “Мазде”, залез в нее.
— Я Джордан.
— Да, сэр.
Они были в штатском, оба китайца, которые, выпрямившись, сидели спереди. Теперь передо мной открывалась гораздо более четкая картина, потому что ветровое стекло полицейской машины не было затемнено.
Лайнер сдвинулся с места. В заднем стекле я увидел пять других лайнеров вдоль взлетной полосы, первый из которых выруливал на взлетную полосу, 727-й пристроился к их ряду, замедлил движение и развернулся, после чего остановился.
Заработала рация в полицейской машине, и один из китайцев ответил, что они заняли позицию.
Я наклонился вперед.
— Есть ли у вас связь с мистером Ломаном?
— Да, сэр. Хотите ему что-то передать?
— Нет.
Просто хотел убедиться. В наличии тоненькой спасательной ниточки с моим контролем и моим оперативным руководством. Скоро мне придется оборвать этот спасательный конец.
20.38.
Через четыре минуты она будет готова к взлету.
Непрестанное жжение в левой руке сошло на нет — сказывалось действие возбуждения и выплеска энодоморфина. Никакого волнения я не испытывал: для него еще не пришло время. Было какое-то подвешенное состояние, хотя стрелки часов продолжали двигаться; огромный лайнер развернулся в ряду своих собратьев…
20.40.
Китайцы сидели совершенно неподвижно, не разговаривая, но не спуская глаз с 727-го. Рация молчала. Еще один лайнер вырулил на полосу рядом с 727-м и остановился, развернувшись, — “Эйр Франс”.
Поднялся в воздух последний лайнер перед 727-м, и звук его двигателей проник в машину, наполнив ее гулом, а потом стих в небе.
“Боинг 727” получил разрешение с диспетчерской башни и покатился вперед, выбираясь на взлетную полосу “Остановился, ожидая, команды на взлет. Я видел рубиновые огни маячков на башне. Ломан сказал, что в башне находится заместитель начальника полиции, а его шеф занял место в машине без номерных знаков, стоящей сейчас у взлетной полосы. Акция, к которой мы готовились, час назад была прокручена во всех деталях, и мы надеялись, что все пойдет по плану.
727-й ждал, мирно рокоча двигателями.
Рот наполнился слюной — признак легкого возбуждения, и я сглотнул ее, затем — одолела зевота, но я не стад бороться с ней, потому что в такой ситуации она совершенно нормальна, как рефлекс у тореодора, который тоже зевает, когда разъяренный бык вылетает на арену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86