Начальник НКВД Кубаев отдал приказ выслать все население станицы, поскольку она была захвачена кулаками – за исключением нескольких лояльных граждан. В связи с этим объявили «военное положение», и все жители станицы были оповещены развешенными везде объявлениями о том, что любое нарушение приказов будет караться «высшей мерой социальной защиты, РАССТРЕЛОМ». Это касалось тех, кто «вел агитацию, распространял провокационные слухи, вызывал панику или грабил имущество и товары»[]. В станицу переселили русских и переименовали ее в Красноармейскую.
О событиях в Полтавской в назидательных целях писали очень широко. Однако подобные же эпизоды имели место и в Уманской (с населением в 30 000 человек), Урюпинской, Мишатовской, Медведковской и в других станицах.[] В Армавире судили повстанцев из станицы Лабинск, им вынесли множество смертных приговоров, хотя полностью население станицы депортировано не было.[] Рой Медведев пишет, что в общем 16 станиц депортировали на Крайний Север, а население их составляло около 200 000 человек.[] Некоторые станицы, как Ивановская, потеряли только половину своего населения, отправившегося в ссылку, однако эта половина учтена в общем числе высланных.[]
Солдат рассказывает о том, что он увидел в казачьей станице Брюховецкая Армавирского района, в которой прежде жило 20 000 жителей. Здесь, как и в других местах, за несколько месяцев до его приезда была жестоко подавлена попытка к восстанию, и все, кто остался в живых – мужчины, женщины, дети и инвалиды, – были депортированы, кроме нескольких стариков и старух. Сорняки на улицах росли, как в джунглях, за ними почти не видно было разрушенных и опустевших домов.[]
В один из домов он вошел:
«За полминуты, что я пробыл там, я увидел два человеческих трупа. На полу сидела старуха, седая, растрепанная голова ее свисала на грудь. Она оперлась о кровать и широко расставила ноги. Руки ее были скрещены на груди. Она так и умерла, отдала Богу душу со скрещенными руками. Старческая желтая рука протянулась с кровати и покоилась на ее седой голове. На кровати лежал старик в домотканной сорочке и кальсонах. Голые ступни, свисавшие с края кровати, говорили о том, что ногам этим пришлось немало потопать по земле. Мне не было видно лицо старика, повернутое к стене. К стыду своему должен признаться, мне было очень страшно. Особенно потрясла меня почему-то эта рука, лежащая на голове у старой женщины. Возможно, последним усилием старик опустил руку на голову своей мертвой жены и так и ушел в мир иной. Когда они умерли – неделю назад, а может быть, и две?»
И все-таки в этой станице был один живой человек. Голый мужчина с длинными волосами и бородой сражался под акацией с кошками за обладание дохлым голубем. Он сошел с ума, но солдат сумел по кусочкам, фразам воссоздать его жизнь. Он был коммунистом, председателем местного сельсовета. Но когда началась коллективизация, он порвал свой партийный билет и присоединился к восставшим. Большинство было убито, но ему удалось спрятаться в малярийных болотах в тучах кубанских комаров. Жена и дети его были депортированы вместе с остальными. Он же каким-го чудом пережил зиму и потом вернулся в свой старый дом – последний обитатель когда-то большого, цветущего поселения.[]
* * *
Так же как на самой Украине и, пожалуй, еще шире украинские национальность и культура подвергались здесь жестокому преследованию.
На одной только Кубани в 1926 году жило 1 412 276 украинцев, а на всем Северном Кавказе их было 3 107 900. В 20-х годах было создано много украинских школ, находившихся под эгидой Скрыпника, народного комиссара просвещения Украины. В Краснодаре был Украинский педагогический институт, а в Полтавской – Украинский педагогический техникум.
В декабре 1929 года несколько украинских академиков кубанского происхождения в ходе общей чистки украинской культуры были арестованы[].
В 1932–1933 гг. в здешней газете «Молот», как и на Украине, постоянно печатались статьи о «местном национализме».[] В начале 1933 года несколько культурных и политических деятелей на Кубани были арестованы, в том числе большая часть профессуры в обоих украинских учебных заведениях. Вся учебная работа теперь велась не на украинском, а на русском языке. Между 1933-м и 1937 гг. все 746 украинских начальных школ были превращены на Кубани в русские школы[].
Разрушенная и истребленная – более чем истребленная – депортацией и денационализацией, эта область, возможно, пострадала более всех остальных. Советы одержали полную победу над ее населением.
* * *
Тех же, кто не был депортирован, одолевал голод. Методы здесь были те же, какие мы уже описывали ранее. Мы цитировали свидетельство Михаила Шолохова, преданного приверженца режима, которое относится к области донских казаков, где он сам жил.
Один из жителей Кубани писал: «На Кубани такой голод, что мертвых уже не хоронят»[]. Другой записал: «Дети сидят кучкой в углу, дрожа от голода, и холода».[] В письмах читаем: «Дорогой мой муж, мы с детьми работали тяжко прошлым летом. У нас был хлеб на весь год… но они взяли все, оставив нас без помощи и средств».[] «В декабре мы вынуждены были сдать государству все свое зерно и другие продукты вплоть до овощей»[]. «Пойдешь в степь или на поля и видишь, как целые семьи лежат там».[] Два крестьянина в возрасте за шестьдесят лет получили по десять лет заключения за два килограмма незрелой пшеничной шелухи[].
Однажды в фургоне, который вез на кладбище трупы детей, обнаружили двоих детей еще живыми. На этот раз расстреляли врача.[]
Инженер-железнодорожник с Северного Кавказа рассказывает следующее:
«В начале 1933 года со станции Кавказская на Северном Кавказе ежедневно в один и тот же час на рассвете в сторону Минвод и Ростова отправлялись два таинственных поезда. Поезда были пустыми и составлены из 5–10 товарных вагонов каждый. Через два или четыре часа они возвращались, останавливались на какое-то время на маленькой промежуточной станции и затем двигались по тупиковому пути в сторону карьера, где раньше добывали щебень. Когда поезд останавливался на Кавказской или на боковых путях, все вагоны были закрыты, оказывались нагруженными и тщательно охранялись НКВД. Никто не обращал внимания на эти таинственные поезда. И я тоже, так как работал там временно, будучи студентом Московского института транспорта. Но однажды кондуктор X., который был коммунистом, тихо окликнул меня и повел к поездам, сказав: „Я хочу показать тебе, что там в вагонах“. Он тихонько открыл дверь одного из вагонов. Я заглянул в него и чуть не грохнулся в обморок от того, что увидел. Вагон был полон трупов, брошенных как попало. Потом кондуктор рассказал мне следующее: „Станционный мастер получил секретный приказ от своего начальства помочь местному и железнодорожному НКВД и каждое утро на рассвете иметь наготове два поезда с пустыми товарными вагонами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146