покосился на Прю Циммерман, о чем-то шептавшуюся с адвокатом. Затем перевел цепкий взгляд на Гранта.
– Мистер Чепмен, я не знаком досконально с той прискорбной историей в Вашингтоне. Виновны вы были или нет – к данному делу это отношения не имеет. Однако, оказавшись однажды причастным к скандалу, человек становится уязвимым для ложных обвинений. Напоминаю вам, что вы даете показания под присягой. Состояли ли вы в интимных отношениях с мисс Циммерман?
– Нет, никогда. – Голос Гранта прозвучал негромко, но твердо и уверенно.
Прю Циммерман заерзала на стуле, когда судья взглянул на нее.
– Итак?
Прю вдруг разом как-то обмякла и закрыла лицо руками.
– Мой парень меня бросил. Я не знала, что делать. Простите меня, простите.
Возникла суета. Пока адвокат Прю выводил ее из палаты мирового судьи, она умоляла Гранта и Шелли простить ее за вранье. В конце концов судья зачитал официальное постановление о прекращении дела против Гранта. Когда он закончил, Грант стремительно метнулся через весь зал, взял Шелли под руку и увлек в укромный уголок возле окна. Обхватив ладонями ее лицо, он приподнял его, вглядываясь пылающими от любви глазами.
– Зачем ты ввязалась в эту историю? Через несколько минут правда все равно бы выплыла наружу.
– Я хотела, чтобы ты знал, как я тебе верю, как сильно люблю тебя. Прости, что подвела тебя, когда ты больше всего нуждался в моем доверии.
Он нежно расцеловал ее.
– Признаться, я был зол как черт, когда уходил из твоего дома, но на размышления у меня была целая неделя. Трудно винить невесту за то, что она огорчается, когда в день свадьбы жениху вручают повестку в суд по делу об отцовстве. – Он невесело усмехнулся. – Прости меня, ради Бога, Шелли. Проживи мы еще сто лет, я все равно не сумею искупить своей вины перед тобой.
– Ты уже искупил. Тем, что любишь меня.
– Но что-нибудь подобное может случиться еще. Как сказал судья, «я уязвим для ложных обвинений» и долго буду вызывать подозрения.
– Я все переживу – пока буду знать, что ты меня любишь.
– Люблю. – Он крепко прижал ее к себе.
– Грант, почему ты не сказал, что звонил и расспрашивал обо мне много лет назад?
Выпрямившись, он внимательно посмотрел на нее.
– Откуда ты узнала?
– Мама случайно проговорилась сегодня утром. Почему ты не сказал мне об этом с самого начала?
– Боялся, ты подумаешь, будто я рисуюсь – или же цепляюсь за прошлое, не ценю в тебе женщину, которой ты стала. Кроме того, ты и без того переживала свой неудачный брак, и мне не хотелось, чтобы ты грустила, думая, как могло бы у нас все сложиться. – Я всегда буду сожалеть о годах, которые мы провели порознь, сожалеть, что не сказала тебе о своих чувствах, когда уже достаточно повзрослела, что-бы понять: это не простое увлечение.
– Давай больше не будем терять времени даром, – шепнул он.
– Ты о чем?
– Ваша честь! – обратился Грант к судье, который наводил порядок на своем столе. Судья поднял глаза, удивившись, что они еще здесь. – Не окажете ли нам любезность? Пожените нас, пожалуйста!
– Ты совсем не похожа на банкира, – заметил Грант, когда Шелли вышла из душа. – А тебе нравится мне это повторять, – озорно ответила она, брызнув ему в лицо водой.
Он отобрал у нее полотенце и бросил его на пол.
– Ладно, скажем так: я никогда еще не желал так кредитора. И никогда не испытывал непреодолимого желания сделать вот это. – Он накрыл ее грудь ладонью и осторожно погладил встрепенувшийся сосок. – А еще я никогда не видел у банкиров такого вот чудесного маленького пузика. – Другой рукой он погладил чуть заметную выпуклость ее живота.
– Не такой уж он маленький, – проворковала она, уткнувшись ему в плечо.
– Скажи-ка, а шьют ли для беременных строгие серые костюмы в полоску?
– Я не меньше твоего ненавижу строгие серые костюмы в полоску. Никто еще не жаловался на мою одежду. Наоборот, когда мои клиентки видят женщину, сочетающую карьеру и материнство, это придает им уверенности.
Четыре месяца беременности мало изменили ее тело, разве что чуточку увеличился живот да грудь заметно налилась, что приводило в восторг будущего отца. Руки Гранта бережно ощупывали ее живот каждый день, отмечая рост малыша.
– Я уже его люблю, – сказал он, целуя ее нежную кожу. – Но не так, как люблю его маму.
– Даже после трех лет супружества?
– О, уже так долго? – Мысли Гранта были далеки от разговора: он медленно поглаживал языком ее сосок.
Шелли довольно мурлыкнула; ладонь ее скользнула за пояс его брюк.
– Ага, и я до сих пор отгоняю от тебя студенточек. – Не-а, – выдохнул он.
– Да-да-да. И их можно понять. Я-то знаю, что такое сидеть на лекции и сгорать от любви к учителю.
– Серьезно?
– Угу.
После того как Шелли закончила университет, они переехали из Седарвуда в Талсу, где она получила место в банке. Грант начал преподавать в известном государственном колледже и через два года стал деканом кафедры политических наук и государственного права. Он был по-прежнему красив, строен и мускулист. А седина в волосах только добавляла ему привлекательности.
На первое их семейное Рождество Шелли подарила ему трубку и твидовый пиджак с замшевыми заплатами на локтях. Оглядев подарок, Грант посмотрел на Шелли с плохо скрываемым разочарованием. «Это неотъемлемые атрибуты любого профессора», – со смехом объяснила Шелли. Двадцать шестого декабря он, однако, сменил «атрибуты» на короткую кожаную куртку и джинсы в обтяжку. Шелли неохотно признала, что его выбор более удачен, однако свирепо поглядывала на каждую женщину университета, которая осмеливалась открыто восхищаться сексапильностью Гранта.
Время от времени всплывали отголоски давнего вашингтонского скандала, но подробности постепенно стирались из людской памяти. Грант был счастлив всем, чего добился. Тени прошлого мало могли повлиять на уважение, которое он к себе снискал. Более того, ему предложили баллотироваться в законодательное собрание штата.
– Ты сам-то этого хочешь? – спросила обрадованная Шелли, когда он рассказал ей о разговоре с членами выборного комитета.
– Я не прочь поучаствовать в политической жизни на местном, а то и на государственном уровне. Возможно, если мы внесем в государственную политику немного честности и прямоты, поубавится грязи, которой я навидался в Вашингтоне.
Грант все еще размышлял над этим предложением, она же ясно дала понять, что, каким бы ни было его решение, она его поддержит. Жизнь Шелли была яркой и полной. Словно и не было лет, проведенных с Дэрилом, который, как они прочли из газет, уже развелся со второй женой.
Ее жизнь началась в тот день, когда Грант Чепмен пригласил ее на чашку кофе после своей лекции. Или же – в тот день, когда он впервые поцеловал ее, шестнадцатилетнюю школьницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Мистер Чепмен, я не знаком досконально с той прискорбной историей в Вашингтоне. Виновны вы были или нет – к данному делу это отношения не имеет. Однако, оказавшись однажды причастным к скандалу, человек становится уязвимым для ложных обвинений. Напоминаю вам, что вы даете показания под присягой. Состояли ли вы в интимных отношениях с мисс Циммерман?
– Нет, никогда. – Голос Гранта прозвучал негромко, но твердо и уверенно.
Прю Циммерман заерзала на стуле, когда судья взглянул на нее.
– Итак?
Прю вдруг разом как-то обмякла и закрыла лицо руками.
– Мой парень меня бросил. Я не знала, что делать. Простите меня, простите.
Возникла суета. Пока адвокат Прю выводил ее из палаты мирового судьи, она умоляла Гранта и Шелли простить ее за вранье. В конце концов судья зачитал официальное постановление о прекращении дела против Гранта. Когда он закончил, Грант стремительно метнулся через весь зал, взял Шелли под руку и увлек в укромный уголок возле окна. Обхватив ладонями ее лицо, он приподнял его, вглядываясь пылающими от любви глазами.
– Зачем ты ввязалась в эту историю? Через несколько минут правда все равно бы выплыла наружу.
– Я хотела, чтобы ты знал, как я тебе верю, как сильно люблю тебя. Прости, что подвела тебя, когда ты больше всего нуждался в моем доверии.
Он нежно расцеловал ее.
– Признаться, я был зол как черт, когда уходил из твоего дома, но на размышления у меня была целая неделя. Трудно винить невесту за то, что она огорчается, когда в день свадьбы жениху вручают повестку в суд по делу об отцовстве. – Он невесело усмехнулся. – Прости меня, ради Бога, Шелли. Проживи мы еще сто лет, я все равно не сумею искупить своей вины перед тобой.
– Ты уже искупил. Тем, что любишь меня.
– Но что-нибудь подобное может случиться еще. Как сказал судья, «я уязвим для ложных обвинений» и долго буду вызывать подозрения.
– Я все переживу – пока буду знать, что ты меня любишь.
– Люблю. – Он крепко прижал ее к себе.
– Грант, почему ты не сказал, что звонил и расспрашивал обо мне много лет назад?
Выпрямившись, он внимательно посмотрел на нее.
– Откуда ты узнала?
– Мама случайно проговорилась сегодня утром. Почему ты не сказал мне об этом с самого начала?
– Боялся, ты подумаешь, будто я рисуюсь – или же цепляюсь за прошлое, не ценю в тебе женщину, которой ты стала. Кроме того, ты и без того переживала свой неудачный брак, и мне не хотелось, чтобы ты грустила, думая, как могло бы у нас все сложиться. – Я всегда буду сожалеть о годах, которые мы провели порознь, сожалеть, что не сказала тебе о своих чувствах, когда уже достаточно повзрослела, что-бы понять: это не простое увлечение.
– Давай больше не будем терять времени даром, – шепнул он.
– Ты о чем?
– Ваша честь! – обратился Грант к судье, который наводил порядок на своем столе. Судья поднял глаза, удивившись, что они еще здесь. – Не окажете ли нам любезность? Пожените нас, пожалуйста!
– Ты совсем не похожа на банкира, – заметил Грант, когда Шелли вышла из душа. – А тебе нравится мне это повторять, – озорно ответила она, брызнув ему в лицо водой.
Он отобрал у нее полотенце и бросил его на пол.
– Ладно, скажем так: я никогда еще не желал так кредитора. И никогда не испытывал непреодолимого желания сделать вот это. – Он накрыл ее грудь ладонью и осторожно погладил встрепенувшийся сосок. – А еще я никогда не видел у банкиров такого вот чудесного маленького пузика. – Другой рукой он погладил чуть заметную выпуклость ее живота.
– Не такой уж он маленький, – проворковала она, уткнувшись ему в плечо.
– Скажи-ка, а шьют ли для беременных строгие серые костюмы в полоску?
– Я не меньше твоего ненавижу строгие серые костюмы в полоску. Никто еще не жаловался на мою одежду. Наоборот, когда мои клиентки видят женщину, сочетающую карьеру и материнство, это придает им уверенности.
Четыре месяца беременности мало изменили ее тело, разве что чуточку увеличился живот да грудь заметно налилась, что приводило в восторг будущего отца. Руки Гранта бережно ощупывали ее живот каждый день, отмечая рост малыша.
– Я уже его люблю, – сказал он, целуя ее нежную кожу. – Но не так, как люблю его маму.
– Даже после трех лет супружества?
– О, уже так долго? – Мысли Гранта были далеки от разговора: он медленно поглаживал языком ее сосок.
Шелли довольно мурлыкнула; ладонь ее скользнула за пояс его брюк.
– Ага, и я до сих пор отгоняю от тебя студенточек. – Не-а, – выдохнул он.
– Да-да-да. И их можно понять. Я-то знаю, что такое сидеть на лекции и сгорать от любви к учителю.
– Серьезно?
– Угу.
После того как Шелли закончила университет, они переехали из Седарвуда в Талсу, где она получила место в банке. Грант начал преподавать в известном государственном колледже и через два года стал деканом кафедры политических наук и государственного права. Он был по-прежнему красив, строен и мускулист. А седина в волосах только добавляла ему привлекательности.
На первое их семейное Рождество Шелли подарила ему трубку и твидовый пиджак с замшевыми заплатами на локтях. Оглядев подарок, Грант посмотрел на Шелли с плохо скрываемым разочарованием. «Это неотъемлемые атрибуты любого профессора», – со смехом объяснила Шелли. Двадцать шестого декабря он, однако, сменил «атрибуты» на короткую кожаную куртку и джинсы в обтяжку. Шелли неохотно признала, что его выбор более удачен, однако свирепо поглядывала на каждую женщину университета, которая осмеливалась открыто восхищаться сексапильностью Гранта.
Время от времени всплывали отголоски давнего вашингтонского скандала, но подробности постепенно стирались из людской памяти. Грант был счастлив всем, чего добился. Тени прошлого мало могли повлиять на уважение, которое он к себе снискал. Более того, ему предложили баллотироваться в законодательное собрание штата.
– Ты сам-то этого хочешь? – спросила обрадованная Шелли, когда он рассказал ей о разговоре с членами выборного комитета.
– Я не прочь поучаствовать в политической жизни на местном, а то и на государственном уровне. Возможно, если мы внесем в государственную политику немного честности и прямоты, поубавится грязи, которой я навидался в Вашингтоне.
Грант все еще размышлял над этим предложением, она же ясно дала понять, что, каким бы ни было его решение, она его поддержит. Жизнь Шелли была яркой и полной. Словно и не было лет, проведенных с Дэрилом, который, как они прочли из газет, уже развелся со второй женой.
Ее жизнь началась в тот день, когда Грант Чепмен пригласил ее на чашку кофе после своей лекции. Или же – в тот день, когда он впервые поцеловал ее, шестнадцатилетнюю школьницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36